Потому что я – отец - Михаил Калинин

– Ты хоть скажи, как прошёл этот проклятый год.

– Нормально, отец. Год как год.

Крепко обнял его, получил несколько сдержанных напутствий и ненадолго забежал к матери. Она запихнула в меня первое, второе, пироги и отправила на вокзал.

* * *

– Жду, сыночек. Ты очень нужен здесь.

Ещё минуту я держал телефон около уха и смотрел куда-то в стену. Из ниоткуда долетели вопросы жены.

– Папа. Сердце.

Она потрясена не меньше меня. Странно, их отношения с отцом не сложились, но смерть всегда раскрывает живых по-новому.

– Когда поедешь?

– Сегодня. Сейчас.

Купил билеты, собрал самые нужные вещи, взял половину отложенной налички, пропустил в процессе подготовки несколько рюмок безвкусного коньяка, посидел на краю кровати с закрытыми глазами и отправился на вокзал. Ещё пара-тройка рюмок перед отправлением – как вода. Голова оставалась пустой, мысли не задерживались. Боли нет, только сквозная рана в груди.

Я неоднократно представлял этот день. Видел себя со стороны, но в реальности всё выглядело иначе. Никаких слёз. Мало воспоминаний. Я больше думал о ставшей одинокой матери.

Всю дорогу я безразлично смотрел в пол или на мчащийся навстречу пейзаж.

Мать в чёрном. Незаплаканная, отрешённая. Теребит большим и указательным пальцами юбку. Как всегда, красивая, но без привычной усталой улыбки.

– Он всегда хотел умереть во сне.

– Боялся мучений?

– Он говорит… Говорил, что сон – это промежуточное состояние между жизнью и смертью, именно через эту прихожую надо уйти на тот свет, а не лезть напролом через стену или в окно.

– Не ожидал от отца образов и метафор.

– Наверное, мы с тобой знали двух разных людей.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе бы он никогда так не сказал.

– Почему?

– Он часто повторял, что в детстве на глазах у матери мальчик старается быть лучше, чем есть. Перед женой мужчина пытается лишь поначалу, но через пару лет бросает эти попытки и расслабляется. А рядом со своими детьми он снова стремится превзойти самого себя.

– Как это связано с отцовскими философствованиями о смерти?

– Тебе бы он никогда не сказал о желании умереть во сне. Ты мог подумать, что он боится. И твой вопрос, кстати, это подтверждает. А он даже допускать мысли не хотел, что ты усомнишься в его силе воли и характере. Он бы просто заявил о готовности встретить свой последний миг в любой ситуации и гордо пройти через боль, если потребуется.

– Жаль, что я знаю отца только по таким лозунгам.

– Твой отец чеканил эти лозунги не потому, что хотел пустить тебе пыль в глаза. Он верил лишь в единственный метод воспитания – воспитание своим примером. И каждую секунду следил за собой в твоём присутствии, чтобы соответствовать какому-то идеалу, который сам же и вбил себе в голову. Рядом со мной он иногда мог позволить себе отдохнуть от этой ноши.

– Если он считал, что только при жене мужчина остаётся самим собой, то скажи мне, каким он был?

– Смелый, надёжный и в то же время обычный человек со своими слабостями и страхами. Он часто говорил, самое главное – ответственность за тех, кто находится рядом.

– Поэтому он охладел ко мне, когда я покинул дом?

– Не лучшее время для этой темы.

– Прости, мама.

– Когда ты в следующий раз будешь жалеть, что он говорил с тобой лозунгами, обрати внимание на свою речь. Ты не так уж сильно отличаешься от него, как хотел бы.

Двое работяг отточенными движениями скидывали землю в яму. Падая на тёмно-коричневый, до блеска отполированный гроб, комья издавали хлопки, терзавшие моё сердце. Я смотрел на эти рутинные движения. Сильные руки сжимают черенок и рывком загоняют полотно в сырую землю. Коричневая масса вместе с мелкими камнями поднимается, чтобы тут же сорваться в пропасть, изолируя человека, который повлиял на меня, как никто другой.

Протирая глаза, я разглядывал людей. Мама всхлипывала, прижимая платок к губам. Люди в парадной военной форме не скрывали слёз. Раздавленный усач утратил знаменитый румянец. Поседевшие усы ему не шли. Только задорный голос не изменился. Отвёл меня в сторону после погребения и сказал несколько ободряющих фраз. Второй с неприметной внешностью оставался таким же серым. Что-то в нём отталкивающее, но что именно?

Не ожидал, что так много придёт людей на похороны. Отец никогда не дорожил общением, но он умел оставить след в жизни других. Родня, сослуживцы, соседи, которым он всегда в чём-то помогал.

Хлопки о гроб прекратились. Ещё метр земли, и еловые ветви накроют тебя, отец.

Глоток водки не заглушил стук земли о гроб. И весь вечер меня преследовал этот противный глухой звук, призывая слёзы, беспорядочно катившиеся по щекам.

На поминки пришло человек тридцать. Интересно слушать воспоминания об отце. Пожалуй, такой человек мог говорить только лозунгами.

Он спас утопающего, хотя плавать умел хуже всех в компании. Простил долг тому самому неприметному сослуживцу, оставаясь без денег. Истории о его обострённой ответственности перед окружающими и служении рыцарским идеалам сменяли одна другую. Меня удивило, что, несмотря на его увлечённость лозунгами, в его душе не нашлось и скромного закутка для патриотизма. Прослужив две трети жизни в армии, он всегда считал, что служит не родине, а просто служит, потому что осознанно выбрал в детстве погоны. Он любил дом, свою часть, друзей, но никак не страну, другие города, родной язык, русский народ. Игнорируя абстрактные ценности, он полностью отдавался тому, что видел: семье и близким. Хозяин своего слова, строгий к себе, беспощадный к лени. Вечно в заботах о соседях, которые часто злоупотребляли его готовностью помочь. Я соскучился по нему, по неприветливому взгляду, сухим репликам, крайне редким рукопожатиям и невозможным, но всю жизнь ожидаемым мной объятиям.

Я долго отмалчивался, но тоже решил рассказать свою историю. Мне лет восемь, не больше. Несколько недель я звал его поиграть в футбол. Каждый раз у него дела находились, то московская проверка в части, то починить соседке телевизор надо. Но я уже тогда понимал, насколько сильно довлеет над ним данное им же слово. Набрался наглости и потребовал: «Обещай мне, что в ближайшую субботу пойдёшь играть в футбол». Мать засмеялась. Он молчал и наконец нехотя кивнул головой.

Дождь зарядил в ночь на субботу и не останавливался. Утром привычный запах зубной пасты повис в комнате, но быстро капитулировал перед резким лосьоном после бритья. Мать просила подождать. Дождь лил в час дня, в три, пять. А я каждый раз