Потому что я – отец - Михаил Калинин

* * *

Встретились с коллегой по школе будущих родителей у меня дома. У стены уже выстроился скромный ряд пустых пивных бутылок. За окном кричали дети, возбуждённые ласковым майским солнцем. Наконец я решился.

– Слушай, а ты ощущаешь некое родство с мужчинами из прошлого.

– Ты о чём?

– Ты отдаёшь себе отчёт в том, что ты продолжение преступников, спасателей, судей?

– Я продолжение своего рода. То, что я каким-то боком имею отношение к дядькам из прошлого, в общем-то, очевидно. Но какое мне дело до преступников и спасателей.

– Но подожди, в тебе ведь заложены реакции, действия. Начиная с охотников на мамонта, продолжая всевозможными авантюристами, героями, силачами, скапливалась на протяжении долгих лет информация о том, каким должен быть мужчина.

– Старина, это слишком глубокомысленно. Говорить о том, что я как-то связан с крестьянином Иваном из шестнадцатого века можно, конечно, только в чём смысл? Телега тоже как-то с «Бентли» связана, у них колеса есть, но что из этого?

– Но мы все из одного теста! Состоим из миллиардов песчинок, каждая из них – судьба такого же бродяги, когда-то жившего на Земле. Ты не можешь отрицать, что мозг человека за всё это время не изменился. Что многие тезисы, вдалбливаемые в голову ребёнка, прошли сквозь века. Сейчас условия получше, конечно, но установки о том, что мальчик должен быть защитником семьи, страны, да чего угодно, живы до сих пор. Ты не согласен, что мы единое целое, которое вне времени?

– Я не понимаю, почему ты выделяешь только мужчин. Очевидно же, что женщины прошлого на тебя тоже повлияли. Но даже если вернуться к твоей теории, у нас между ног хер болтается, но это не делает нас с тобой конкистадорами и не ставит нас в один с ними ряд.

– Конкистадорами не делает, но мы такие же звенья, как конкистадоры, которые по цепи передают знания, повадки, навыки.

– Те хоть земли завоёвывали, а ты тут сидишь, пиво на пол льёшь и подмазываешься к этим ребятам. Ты явно перегрелся, братан.

– Но ведь мы передадим нашим детям эту информацию, а они будут следующими звеньями.

– Сейчас максимум, что ты можешь передать спиногрызам, – информацию о местонахождении ближайшего ларька с пивом, конкистадор… Ты преувеличиваешь связь с прошлым.

– Нисколько. Мальчики всё так же одержимы открытиями, завоеваниями и прочими атрибутами маскулинности всех времён. Да, теперь нет необходимости учить всех пацанов ратному делу, а подвиги они могут совершить в «Counter strike» или «Call of duty», но это не означает, что никакой связи с предыдущими поколениями нет. Если завтра вспыхнет война или, допустим, откроется возможность колонизации космоса, найдётся громадное количество молодых парней, которые с превеликим удовольствием бросятся на новые подвиги.

– Ты тоже?

– Куда мне, я уже не юн, у меня семья, я сорвусь только при необходимости. А вот двадцатилетний тут же вспомнит отвагу или даже безрассудство предков и отправится искать приключения на одно место только лишь потому, что столетиями молодые делали так же.

– Брателло, ты в детстве в солдатиков не наигрался. Любишь кулаками помахать, но тебя угораздило родиться во времена, когда и башку никому не оторвёшь безнаказанно. Вот и сублимируешь свои кровавые идейки в притянутые за уши теории… Пивка лучше подкинь.

Он часто говорил со мной, сохраняя насмешку на лице. Этим он напоминал мне моего дорогого друга. Только друг никогда не перебарщивал с этой снисходительностью.

* * *

Папаша, а ты правда готов к тому, что сын захочет перевернуть к чёртовой матери твой собственный устаревающий мир? И если ты действительно чувствуешь собственного ребёнка, то ужаснёшься, когда увидишь свою доживающую вселенную его глазами; его бы воля – всё спалил бы за секунду. Это произойдёт, но медленно, к твоему счастью. Ленивое горение растянется на десятилетия, дым будет преследовать вас обоих. Для тебя это будет ладан, вызывающий ностальгию, для него – вонь, перенести которую можно только с зажатым носом.

Начнётся всё безобидно: он начнёт смеяться над тем, что тебя не веселит, и прекратит улыбаться твоим самым удачным шуткам. Это начало конца безмятежного союза. Мальчик набирает энергию, а избыток энергии всегда оборачивается экспансией, как и возбуждение рано или поздно заканчивается эякуляцией. Юноша уже не усидит в кресле, даже если это кресло на стадионе, ему надо будет рвануть выше и дальше – куда уже не дотянется отец. Старшего держат в узде семья, долги, должность, усталость, осмотрительность. Молодых ещё ничего не связывает, и они приближаются к возрасту, когда их поколение будет определять мир и его дальнейшее развитие.

И тогда держаться надо отцу. Сначала странная одежда, крашеные волосы, уродливый сленг, придуманный без участия папаши. На очереди отрицание тех самых взглядов и ценностей, которые осознанно и не очень насаждались при воспитании.

Взрослых уже колотит от переживаний, но они всё ещё хозяева этого мира. К моменту ухода со сцены бесполезно готовиться. Невозможно подготовиться не только к родам, но и к переоценке новым поколением твоих взглядов.

И когда всё, что ты дал своему сыну затрещит по швам, ты и увидишь себя по-новому в этом кривом зеркале. Пришли новые люди. Только сейчас. А не тогда, когда их вытаскивали из матерей, и не тогда, когда ты поднимал руку, услышав вопрос о начале жизни нового человека.

Этот момент куда важнее. Момент захвата мира новыми людьми – мир переживает это событие каждые двадцать лет. Высокомерные, провозгласившие себя венцом природы, всё так же думают, что чего-то завоёвывают, мир же улыбается своей умудрённой улыбкой старца. Смейся на здоровье, рано или поздно придут те, которые смогут не только потрясти своих родителей, но и тебя за компанию.

И не надо думать, что этот час настанет когда-нибудь в далёком будущем и ты, родитель, застрахован бесконечностью времени. Уже хорошо, что не твоё поколение умудрилось разрушить всё до основания, но это не значит, что мир не вздрогнет, когда придут твои дети. И твоя точка зрения им будет чуждой. Они не разглядят твои ценности на карте жизни, в лучшем случае сочтут их безобидным анахронизмом, на который жаль тратить время – трухлявые лозунги отомрут вместе с доживающим поколением.

Когда они с презрением заговорят о жизни в твоей стране лет тридцать назад, ты будешь парировать тем, что был счастлив. Тебе ответят, что в молодости все счастливы, особенно если её вспоминают в старости. Ты будешь говорить о попранных новым поколением семейных ценностях, но тебе напомнят, как ты сам в двадцать лет шёл против родительских