Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника - Альбин Конечный

их прибауток.

В 1881 году Дмитрий Ровинский опубликовал подобные раешные выкрики:

«А вот извольте видеть, господа, андереманир штук – хороший вид, город Кострома горит; вон у забора мужик стоит – сцыт; квартальный его за ворот хватает, – говорит, что поджигает, а тот кричит, что заливает».

Еще картинка:

«А вот андереманир штук – другой вид, город Палерма стоит; царская фамилия по улицам чинно гуляет и нищих тальянских русскими деньгами щедро наделяет».

«А вот извольте посмотреть андереманир штук – другой вид, Успенский собор в Москве стоит; своих нищих в шею бьют, ничего не дают» и т. д.

В конце происходят показки ультраскоромного пошиба, – о том, например, как: «зять тещу завел в осиновую рощу», и о том, как: «она ему твердила…» и т. д., которые для печати уже совсем не пригодны»[432],[433].

В 1888 году Анатолий Бахтиаров писал в физиологическом очерке «Народное гулянье на Марсовом поле»:

Следует упомянуть и о раешниках, которые тоже с успехом подвизаются на гулянье.

Пожалуйте, господа, панораму смотреть!

Показываю, рассказываю:

Про города все столичные,

Потому преотличные!

А вот и я, развеселый грешник,

Великопостный потешник —

Петербургский раешник

Со своей потешной панорамою:

Верчу, поворачиваю,

Публику обморачиваю.

А себе пятачки заколачиваю!

Вот изволите видеть:

Город Лондон!

 Живут там англичане,

 Вечно в дыму и тумане.

 Там на десять богачей —

 Миллион стрекачей,

 В дыму не имеют хлеба,

 А так себе шляются,

 Кой-чем побираются!

 А это – город Константинополь,

 По-прежнему Царьград.

 А кто туда попадет,

 Так и сам не рад.

 Там живет турецкий султан,

 Он имеет свой «диван»,

 А на диван-то не садится,

 Потому что сам его боится.

 А это – город Париж!

 Когда туда приедешь,

 Так и угоришь.

 Оттуда каждого года

 Идет к нам мода.

 Наша знать

 Ездит туда денежки мотать:

 Туда-то едут с полным золота мешком,

 А оттуда возвращаются пешком.

 А это – город Питер,

 Которому еврей нос вытер.

 Это город – русский,

 Хохол у него – французский,

 Рост – молодецкий,

 Только дух – немецкий!

 Да это ничего: проветрится!

 Воды в нем – тьма-тьмущая:

 Река течет пребольшущая,

 А мелкие реки не меряны,

 Все счеты им потеряны!

 А вот и петербургская дама,

 Только не из Амстердама;

 Приехала из Риги,

 Продавать фиги.

 Купеческих сынков обставляет,

 Да сети им расставляет.

 Карьеру начала с прачки,

 Да давали ей много потачки…

Около раешника – всегда толпа разной молодежи, преимущественно школьников и гимназистов[434].

Как и прежде, показывали в райке основателя города и панораму столицы.

«Картинка переменяется, выходит петербургский памятник Петра Первого:

А вот андереманир штук – другой вид,

Петр Первый стоит;

Государь был славный

Да притом же и православный;

На болоте выстроил столицу,

Из кухарки сделал императрицу»[435].

А вот извольте посмотреть:

С птичьего полета, а может и выше —

С золоченой адмиралтейской крыши,

Как на ладони – весь город Питер,

Что многим бока повытер[436],[437].

Выкрики острословов приводятся в сообщениях о народных увеселениях: «А раешник так и надсаживается грудью, орет во все горло: „И вот город Париж, приедешь туда – угоришь!.. Сам Наполеон бросил трон, за сороковкой бежит в кабак, вот как… Важно!.. А вот город Италия и так далее… А вот англицкая нация… Турок ее за нос водил-водил, денег не заплатил, потому у самого везде пусто, да и в кармане не густо: в одном кармане блоха на привязи кадрель танцует… Лихо!“»[438].

Петербургские газетчики все чаще прибегают к раешным прибауткам в своих обозрениях гуляний, написанных от лица панорамщика: «На Царицыном лугу стоят балаганы, бьют в них барабаны, из ружей стреляют, войну изображают, турок побивают! Там показывают „Кащея“, а там „Два злодея“, а Малафеев показал силу, закатил „Аскольдову могилу“![439] Публика кругом ходит чистая, суконная, форсистая, – а неважная, просто сермяжная, еле-еле пробьется к карусели, на качелях качается, балаганным делом утешается… А то заплатит пятачок и глядит к нам в раек!»[440]

Раек используется антрепренерами площадных театров для рекламы постановок. В 1897 году, когда в балагане Абрама Лейферта шло представление «Семь Симеонов»[441], содержателем этого театра была выпущена и сама пьеса, переложенная на раешный стих: «Рассказ раешника о представлении в театре Лейферта под названием „Развлечение и Польза“ на Царицыном лугу во время сырной недели 1897 года» (СПб., 1897). Издание открывается зазывом панорамщика:

Господа, пожалуйте, подходите,

Очи протрите

Да представление мое посмотрите!

Показывая и комментируя картинки, раешник излагает содержание «Семи Симеонов», а в заключение провозглашает:

Почтенная публика,

Места от гривенника до рублика!

Подходите, платите,

На «новую» посмотрите.

Пожалуйте!

Раек появляется и на сцене балагана, где его владелец выступает как персонаж представления. Сохранился сценарий феерии-арлекинады «Волшебные блины, или Проказы Арлекина на масленице», поставленной А. Я. Алексеевым у Лейферта в 1893 году[442]. В пятой картине арлекинады сцена являет собой праздничную площадь со всем комплексом увеселительных построек. «Слышна в разных местах музыка, раздаются крики торговцев, шутки карусельного деда, прибаутки раешника. Картина весьма оживленная. <…> Раешник (у панорамы): „А вот, извольте посмотреть: купецкая гостина, не то новомодна, не то старинна; разные висят по стенам картины[443], начинается с середины: посредине висит муж – сед и именит – хозяин добродетель чтит, а по сторонам его двое – наши знаменитые герои: один – батюшка Кутузов, что отморозил пятки у французов, другой – герой Кульнев[444], которому во славу и честь, даже у немцев крест железный есть; а вот, извольте смотреть, и хозяйский портрет в золотую раму вдет, хоть рожа и не схожа, да книжка похожа – значит, грамотный!“»[445]

Владельца райка на Марсовом поле вспоминают Александр Бенуа и Л. Иванов.

Раешник был таким же непременным и популярным элементом балаганного гулянья, как и дед, но его приемы были более деликатные, вкрадчивые. Всегда, кроме двух клиентов, которые приклеивались глазами к большим оконцам его пестро размалеванной коробки, вокруг толпились, ожидая очереди, с полдюжины ребят и взрослых. Картинки внутри райка «были самые незатейливые, кое-как раскрашенные, а то это были просто иллюстрации, вырезанные из журналов и наклеенные на картон. Зато чего только не «врал» раешник! Запомнились особенно классические пассажи: «Вот город Амстердам, в нем гуляет много дам». – «А вот город Париж, приедешь и угоришь, французы гуляют, в носу ковыряют». Про королеву Викторию гласило так: «А вот город Лондон, королева Виктория едет, да за угол завернула, не видать стало». Хороший раешник знал десятки всяких прибауток, причем он их варьировал, стараясь потрафить вкусу данного сборища публики или даже высказаться на злободневные темы[446].

Рядом примостился раешник. – «А вот извольте посмотреть, – вопит он, – город Париж, туда приедешь – угоришь!» Прильнув к запотевшему стеклышку, вы видите какую-то лубочную картинку, на которой ничего нельзя разобрать, а раешник продолжает: «А вот Папа Римский, что не пьет водки „Крымской“, а все очищенную!» – «Молодчина!» – искренно восхищается кто-то. Ведь тут все принимается за чистую монету. Меняя картинки,