Аминазиновые сны, или В поисках смерти - Изольда Алмазова

– Наверное, – вздохнула Лялька. – Но вы же сами хорошо знаете, что в тот момент не думаешь ни о чем, кроме одного… Как покончить со всем одним махом.

– Так ты в первый раз подвесилась? – вставила свой вопрос Вера, понимающе кивая головой.

– Да, – просто ответила Лялькина. – И это был первый раз, когда я решила не жить.

– А что, был и второй? – спросила Полина.

– Второй раз я порезалась по пьяни, когда Ванька ушел от меня. А третий раз был тогда, когда я с ментами в магазине сцепилась. Я просто была в каком-то бреду, в неадеквате. Я схватила бутылку с полки, разбила ее и полоснула по венам на глазах у людей.

– Да… жизнь еще та сука! – тихонько всхлипнула рыженькая Светлана. – Как же, Ляля, мне жалко тебя. Как представлю эту картину, так всю меня дрожь пробирает.

– А я вот всегда говорю, что если хочешь подчехлиться – ничего не покупай в стеклянной таре, а то неровен час и порезаться можно, – со знанием дела выдала Вера Нежина. – Я все покупаю в пластике или пакетах.

– И бырло? – хихикнула Оксана.

– Нет, бырло покупаю только в пакетах, а если в стекле, то переливаю сразу по чашкам. Чашки жалко разбивать, – поделилась опытом Вера.

– Угу. Согласна, – кивнула головой цыганка.

– Но ведь детей могли отдать твоему мужу, – глухо произнесла Наташа и ее глаза наполнились слезами.

– А на хрен ему дети? – лицо Кати исказилось гневом. – Он, скотина, к тому времени со своей новой женой родил двойню. И соседи по площадке оказались редкостными сволочами. Они начали разносить обо мне сплетни по району: мол и шлюха я, и алкоголичка, бомжей и всякую шваль таскаю в квартиру и порядочным людям спать не даю после тяжелого трудового дня. Суки! А это не шваль, а мои друзья!

– Нет, милая, это не друзья, это собутыльники, – как от озноба передернула плечами Анна Марковна. – И знаешь, Антон Чехов как-то сказал: «Водка белая, но красит нос и чернит репутацию». Вот отсюда все твои проблемы, милая. От водки.

– А я водку не пью, – развязно ответила Катя и подмигнула Вере. – Я разгоняюсь в основном бырлом и пивасиком. На водяру-то денег нет.

– Не в том дело, что ты пьешь. А сколько и как часто, – вздохнула Философиня. – Я вот вообще ничего не пью.

– Ну, уважаемая, у всех есть свои недостатки, – засмеялась Вера. – У меня вон один глаз стеклянный, Надька ничего не помнит, а Анька вихрастая все мандариновые корки грызет. И ничего… живем как-то.

Власова проигнорировала слова Веры и покачала головой:

– Но вот, Катя, чего я не могу понять так это то, почему твои родители не помогали тебе? Где они были все это время? Неужели им была безразлична твоя судьба?

– Да нет у меня родителей! – с горечью воскликнула Ляля. – Мамы на этом свете нет давно. Отец пропал где-то. А брату я до фонаря. Но маму я часто вспоминаю и иногда разговариваю с ней. Если бы она была жива, то, наверное, ничего бы этого не было. А хотите, девки, я вам свои стихи почитаю? За эти годы я целых три тетради толстых исписала. Хотите про маму?

– Да. Давай. Почитай, – разнеслось по палате.

– «Открываю глаза, и опять я одна.

И в ответ я слышу слова:

Эта девочка – сирота.

Ненавижу я, мама, эти слова…»

Лялька читала стихи медленно, нараспев, раскачиваясь из стороны в сторону. Женщины внимательно слушали и думали по-разному. Власова без осуждения констатировала: «Дрянные и слезливые стишки. Как же алкоголички любят на жалость давить». Вера тихо и мечтательно вздыхала: «Какие душевные и красивые строки. Прям душу переворачивает». А маленькая Оксана неожиданно расстроилась: «А я вот свою маму почти не помню. Какие клевые стихи. Почти как в песне».

И вдруг поэтические упражнения Лялькиной бесцеремонно прекратила вошедшая в палату Старовойтова:

– Как же вы мне надоели! Быстро закончили свои посиделки и на обед! И кстати, напоминаю, что завтра-послезавтра наше отделение будет проверять санстанция. Так что наведите порядок в тумбочках. И чтобы завтра с самого утра в палате все блестело! Понятно?

Катя так и не успев дочитать последнее стихотворение до конца, свесила ноги с кровати и принялась неторопливо отхлебывать из бутылочки воду маленькими глотками. Всем своим видом она выказывала острую неприязнь к ненавистной сестре. А остальные обитательницы седьмой палаты вяло поднимались со своих мест и медленными, словно заторможенными движениями поправляли подушки и одеяла. Сразу исполнять приказы Старовойтовой, разрушившей теплую атмосферу в палате, не хотел никто. Эта демонстрация неповиновения разозлила сестру, но она, как ни странно, промолчала и развернувшись на каблуках, пулей выскочила в коридор.

После ужина в палату деловито вошла Смотрящая и указывая пальцем на Веру, Катю и цыганку Машу громко приказала:

– Идите за мной.

– А мне можно с вами? – подхватилась с места Оксана.

– Нет, тебе нельзя! – отрезала Артемьева и повела троицу за собой.

– А куда это они? – удивленно спросила Власова у Оксаны.

– На перекур. Они курят в душевой, – шепотом пояснила девочка.

– А разве в отделении можно курить?

– Нет, строго запрещено. Но если эта гадина Старовойтова разрешила, значит ей от них что-то нужно.

– Но что?

Оксана ничего не ответила и только пожала худенькими плечиками.

А ближе к отбою в отделение привели новую больную. Как позднее узнали женщины, эта бедолага когда-то работала в психушке санитаркой и очень хорошо знала внутреннюю, хорошо скрытую от посторонних глаз кухню этого медицинского учреждения. Новую пациентку отделения, как водится, уложили в коридоре возле шестой палаты. Женщина почему-то страшно боялась первого ночного укола и громко просила Старовойтову сказать, на какой укол ее приглашают в процедурную.

– Гапеева, мы будем колоть вам то, что доктор прописал, – игнорируя мольбы больной, строго отчеканила сестра. – Идемте, не заставляйте вас ждать.

– Я хочу знать название лекарства, – упорствовала Гапеева. – Я знаю свои права! Вы не имеете права делать мне что-либо насильно!

– Имею и сделаю! – уже не на шутку рассердилась Ольга Васильевна. – Идите быстро в процедурную! И зарубите себе на носу: здесь у вас нет никаких прав! Ясно?

– Нет! Не пойду! Не заставите! – вдруг заорала женщина. В ее голосе звучала жуткая и какая-то звериная паника.

Услышав этот дикий вопль, Кристина взволнованно оглядела соседок по палате:

– Ой, девочки, вы тоже это слышите?

– Да, – подтвердила Полина, тревожно оглядываясь по сторонам.

В этот самый момент кроме криков Гапеевой и Старовойтовой послышался топот бегущих ног.

– Черт побери! Что там происходит? – сердито пробурчала Катя, натягивая на голову