Аминазиновые сны, или В поисках смерти - Изольда Алмазова

меньше шестидесяти лет и по мнению Власовой к женщине такого возраста следует обращаться на «вы», даже если она и пациентка психушки. Однако Ольга, лежа на боку в своей излюбленной позе, не выказала никакого недовольства. Она поднесла телефон к уху и тихо спросила:

– Алло. Кто звонит?

Какое-то время женщина слушала голос своей сестры с совершенно непроницаемым лицом. Потом вдруг побледнела и заплакала:

– Нет, не может быть… Когда? Когда? Что мне делать?

Постепенно голос Никитиной становился громче и тревожнее. Потом трубка вывалилась из ее руки, и она забилась в истерике.

– Что случилось? – вздрогнула Наташа.

Женщины уставились на холеное и безучастное лицо сестры, а та подхватила телефонную трубку и злобно ответила:

– Не вашего ума дело! Лежите и не возникайте!

С этими словами Антонина Анатольевна вынесла свое полное тело из палаты и направилась в сестринскую. А Оля продолжала рыдать. Власова вскочила и почти бегом приблизилась к Никитиной.

– Что случилось, Оля?

– С-сестра п-позвонила… – сквозь слезы пролепетала Никитина. – М-мой Коленька умер сегодня…

– Как? – выдохнула Власова и тяжело опустилась на кровать уже вдовы.

– Ш-шел на работу и у-п-пал… Прямо на тротуаре. Инфаркт.

– Какое горе, – прошептала Анна Яковлевна, поглаживая страдалицу по плечу. – Не плачь, постарайся успокоиться, милая. Где твоя вода?

Оля указала дрожащей рукой на свою тумбочку, а Философиня, приподнявшись, подхватила бутылочку с водой и принялась отпаивать бедную женщину. Постепенно лицо Никитиной начало наливаться кровью. Оно уже пылало, когда Философиня спросила:

– У тебя гипертония? Давление поднялось?

Ольга кивнула и без сил упала на подушку. Власова поднялась и решительно направилась в сестринскую.

– Антонина Анатольевна, там Никитиной совсем плохо. У нее давление подскочило, – возбужденно заговорила Философиня. – Надо бы дать ей что-нибудь.

– А что я ей дам? – равнодушно поинтересовалась сестра. Она сидела в кресле, закинув ноги на подлокотник и играла в какую-то игру, пялясь в экран смартфона. – Я ничем не могу ей помочь. Все назначения делает врач, – не отрываясь от игры пояснила она. – И, собственно, тебе-то какое дело?

– Попрошу мне не тыкать, – лицо Философини излучало яркую гамму чувств: и возмущение поведением медсестры и ее нежеланием оказать помощь женщине, переживающей такой страшный удар; и зарождающуюся ненависть к бездушной особе, не способной проявить хоть каплю сострадания, понимания и милосердия. – Вы как медработник обязаны оказать помощь пациентке.

– Нет, в этом случае не обязана, – медсестра наконец оторвала от экрана свои пустые рыбьи глаза и удивленно уставилась на Власову. – И шли бы вы, – сделала ударение на «вы» Хрипатая, – в свою палату. А то неровен час, из седьмой легко можете оказаться в шестой. Вы меня поняли, Власова? И кстати… отдайте-ка мне свой пояс. Его у вас быть не должно. Кто-то явно недосмотрел… Вдруг вам вздумается голову в петлю засунуть. Из пояса ее сделать очень легко. Да… – сестра ядовито улыбнулась: – и следующий раз режьтесь так, чтобы больше сюда вас не привозили.

– Вы мне угрожаете? – холодно поинтересовалась Анна Яковлевна. Ее глаза уже пылали с трудом сдерживаемым гневом.

– Да, – ровно и отчужденно ответила медсестра и вновь принялась за компьютерную игру.

Власова, тяжело дыша, развязала пояс шелкового халата, выдернула его из петель и брезгливо швырнула на колени черствой сестре. Философиня несколько секунд потопталась в сестринской, собираясь ответить на вызов сестры, но передумала. Резко развернувшись, Анна Яковлевна быстро вернулась в палату. Там она присела возле Ольги и немного успокоившись, завела какую-то тихую беседу. И только спустя сорок минут в палату вошла Хрипатая.

– Власова, на кроватях других больных сидеть запрещено, – строго выдала она.

Анна Яковлевна даже не пошевелилась.

– Аминазину захотели? А может вам больше по душе галоперидол? – ехидно поинтересовалась Антонина Анатольевна.

Власова молчала, как не подавали ни звука и другие женщины седьмой палаты. Глухое молчание вперемежку с ненавистью витало в просторном помещении.

Хрипатая изменилась в лице, но, сдерживая себя, спросила у Никитиной:

– У тебя давление поднялось?

Та кивнула.

– Но без назначения врача я не имею права тебе что-то давать. Успокойся и полежи. А я посоветуюсь с врачом.

– Меня отпустят на похороны мужа? Мы же с ним прожили тридцать семь лет и вырастили двоих детей, – робко спросила Оля.

– Это тоже решать врачу. Я спрошу.

С этими словами сестра вышла. Но никто из женщин в этот день не дождался ни врача, ни разрешения этой непростой и чудовищной ситуации, в которой оказалась Ольга.

Анна Яковлевна практически не отходила от Никитиной. Оля уже немного успокоилась, но отказывалась идти на обед. Философиня все же уговорила Никитину пообедать и повела несчастную вдову в столовую. Во время тихого часа Ольга, тихо постанывая, лежала с закрытыми глазами и только после ужина вдруг заговорила ни к кому не обращаясь:

– Я очень любила своего мужа Коленьку. Он был хорошим человеком и хорошим мужем. Мы родили двоих прекрасных детей. Но потом я заболела, и он не бросил меня. А мог бы. Другой бы бросил. Пока я лечилась, Коленька хорошо смотрел детей. Сам стирал, убирал, готовил. Только благодаря ему дети получили высшее образование. Он просто надорвался. У него уже был один инфаркт, а второго он не пережил. Умер. Это я во всем виновата в его смерти. Я одна. Больше никто. Я.

Из глаз Никитиной вновь полились слезы. Анна Яковлевна, внимательно слушавшая исповедь вдовы, тихо сказала:

– Жизнь – штука сложная. И мы все проходим через ее испытания. Такова была его судьба. Не печалься, Оленька, он уже в лучшем мире. И он свободен от боли, страданий и страхов.

– Но я чувствую свою вину перед ним. Я вытворяла такое, что даже лежала с буйными здесь. И я не в первый раз…

– Это уже не важно, – поднимаясь с кровати, прервала Никитину Философиня. – Хочешь, я покажу тебе одно упражнение, которое поможет тебе избавиться от чувства вины?

– Хочу, – произнесла Оля и в ее голосе зазвучала робкая надежда.

Власова села на кровать вдовы и заговорила:

– Ложись на спину. Закрой глаза, милая. Постарайся расслабиться. А теперь представь, что ты стоишь в пустой серой комнате… Представила?

Никитина кивнула.

– Сейчас представь, что перед тобой стоит твой муж… Представила? А теперь мысленно попроси у него прощения за все плохое, что сделала ему… Не торопись… Он слышит тебя… а сейчас скажи, как он смотрит на тебя?

– Он улыбается, – шепотом отозвалась Оля. – Он не злится на меня.

– Хорошо. А ты злишься на него? Обида на него у тебя есть?

– Нет.

– Скажи, вы связаны чем-нибудь?

– Нет.

– Это хорошо. Теперь представь, что в одной из стен комнаты появляется дверь. Появилась