Аминазиновые сны, или В поисках смерти - Изольда Алмазова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А не могли бы вы, Алиса, молиться потише? – прервала бормотание Нетребской Философиня. – Вы здесь не одна. И не все хотят слышать ваши молитвы.
– Слава те господи! Нашлась хоть одна нормальная среди нас безумных. Философиня права. Лучше выйди-ка ты, Алиска, в коридор, а то ты и правда достала всех своей херней! – поддержала Власову Вера, которая развалившись на постели, отдыхала после мытья стен. – Больше воздуха в палате будет, да и моя лохматка проветрится, – Нежина демонстративно раздвинула ноги и принялась обмахивать промежность полой халата.
– Ну, девочки, так нельзя. Пусть молится, – вступилась за Алису Полина. – Это ее право.
Полина быстро подошла к вспыхнувшей от негодования Нетребской и встала рядом с ней. Затем пригладила руками темные блестящие волосы, разобранные на ровный, как под линейку пробор и тоже начала креститься.
– Вот это номер! – громко заржала Лялькина. – Теперь у нас две верующих дуры!
– Выйдите, дамы, в коридор. Пожалуйста. Вы в меньшинстве. А большинство не желает слушать ваши обращения к богу, или кому вы там молитесь, – строго сказала Власова и улеглась с книгой в руке.
– Я не ожидала такого от вас, Анна Яковлевна, – тихо проговорила Полина и в ее голосе слышались нотки обиды и осуждения. Она схватила Алису за руку и повела из палаты.
– Они все грешницы и ничего не понимают, – громким шепотом, что бы все слышали, проговорила Алиса.
– Да. Но не нам их судить. Есть другой суд.
– Да, есть. Они все грешницы.
Так, тихо переговариваясь между собой, женщины вышли в коридор.
Лаврентьева с интересом наблюдала за поведением своих соседок, но не вмешивалась и происходящее не комментировала. Сейчас ее больше всего занимала Алиска. Именно Нетребская первой привлекла к себе внимание Кристины, как только она переступила порог седьмой палаты. С первого взгляда Лаврентьева поняла, что бедная женщина настоящая шизофреничка. Девушка вспомнила, как однажды Нежина поинтересовалась у Алисы, почему та бесконечно теребит кусочки ткани. И Нетребская просто объяснила свои странные действия:
– Мои руки должны быть заняты. Иначе я здесь сойду с ума.
– Так тебе уже и сходить-то не с чего, – рассмеялась Вера. – Ты уже давно сошла с ума. И ты в дурке, убогая. Помнишь?
Алиса мутными глазами посмотрела на свою обидчицу и сердито ответила:
– Не смейся, дура. Ты ничего не понимаешь.
– От дуры и слышу, – отозвалась Нежина и ехидно добавила: – А что, Алиска, верующим можно шарить по чужим тумбочкам, воровать, попрошайничать и рвать казенные наволочки на тряпки? Знаю я, чем ты занималась в шестой палатке. А еще таблетки надо пить, а не смывать их унитазе.
– Отстань!
Подобные пикировки между женщинами случались довольно часто и почему-то веселили обитательниц седьмой палаты. Алису в палате недолюбливали и не позволяли ей пользоваться своими вещами. Но еды для бедной Алиски не жалели и частенько подкармливали кто чем мог. Сама же монашка почему-то настойчиво опекала забывчивую Наденьку Мельникову. Алиса часто читала ей что-то из молитвослова, который постоянно носила с собой в кармане халата. Она даже приобщила Мельникову к своему любимому занятию – разбору квадратиков ткани на ниточки. Наденька делала эту работу охотно, как и с удовольствием слушала тихий мелодичный голос Нетребской, когда та объясняла, что бог любит всех и как он помогает страждущим и верующим в его существование людям.
– А он поможет мне вернуться домой сегодня? – с наивной надеждой спрашивала Мельникова.
– Конечно, – всякий раз убежденно отвечала Алиса, хорошо понимая, что назавтра девушка даже не вспомнит об этом разговоре.
Кристина заметила, что Власова тоже внимательно наблюдает за всем происходящем в отделении и палате. Но никогда по поводу событий в отделении не высказывалась. Когда Философиню позвали на свидание с дочерью и зятем, Кристина решила полистать роман, который читала эта тихая с печальными глазами женщина. Неожиданно из книги выпал листок с какими-то записями, сделанные рукой Власовой. И как ни стыдно было читать чужие строки, Кристина все же решилась сделать это.
«…так, как и в чем мы измеряем наши потери, страдания и разочарования? В граммах или тоннах? Мы все несем на себе ношу свой жизни и ее груз обрушивается на нас сразу после рождения. И это бремя не измерить в привычных нам мерах, потому что, порой, жизнь давит на нас сильнее многотонной каменной глыбы, а иногда бывает легка, весела и доброжелательна к нам. Наблюдая за этими такими разными женщинами, я сочувствую им и часто задаюсь непростыми вопросами: Почему они сломались? В каких условиях они живут? Что причиняет им невыносимые страдания и душевные муки? Почему пришли к алкоголизму и в итоге к суициду? Где граница между признанной людьми нормой поведения и реальной патологией? Что в сложной жизненной ситуации лучше всего дать им: лекарства, пассивную веру в бога или иллюзорную надежду на лучшее будущее? А может следует постараться придать им уверенности в себе и собственных силах, постараться объяснить, что все они личности единственные и неповторимые и напомнить, что жизнь дается только один раз и другой уже не будет? Возможно следует научить их не лениво полагаться на кого-то, бога, например, или своих близких, а мыслить и действовать самостоятельно. Реально ли каким-то образом убедить их в том, что они в состоянии жить свободно, самостоятельно принимать решения и направлять свой внутренний потенциал на что-то полезное, доброе и нужное другим людям? Но могут ли больные или уже мертвые души действовать и жить самостоятельно? Способны ли женщины с больной душой мыслить адекватно? А может не всякую душу можно спасти? Способно ли лечение вернуть этих женщин к нормальной жизни? И ответ напрашивается сам собой: скорее всего нет. И здесь все