По праву крови - Кирилл Малышев

и посадниками радонских городов. Теперь он управлял княжеством не сам, а через Первого наместника – Тимофея Игоревича. Умный, хитрый, он с каждым днём укреплял своё влияние, нашёптывая государю верные слова и решения. Все это знали. И если возникали какие-то дела, никто не шёл к Юрию Изяславовичу – все шли к Тимофею Игоревичу.

Тот, конечно, охотно помогал. И потому значение его фигуры неуклонно росло – оказанная им помощь не забывалась, и он всегда мог потребовать что-нибудь взамен.

Дошло до того, что, когда бандитская вольница полностью перекрыла торговлю по Радони, посадники Изборова и Змежда отказались прислать посадные дружины на помощь княжескому войску.

Каждый из них, конечно же, выслушал гонца. Каждый поклонился перед княжеской волей. Но ни один не смог выделить воинов – ведь они были "заняты делами более важными", чем судьба государства.

Олег знал правду. Им просто было плевать на приказы, отданные его отцом. Они уяснили, что Юрий не гневлив. Он обязательно спустит неповиновение с рук.

И князь, конечно, простил.

Простил – и отправил старшего сына в поход с войском, вдвое меньшим, чем оно могло бы быть.

Добейся тогда Юрий соблюдения закона – война давно закончилась бы, а многие из дружинников, которых Олег знал по именам, были бы живы.

Потому первенец Подскользнувшегося князя был горделив. Ведь его гордость была единственной, что ещё оставалась у их семьи. Другой у них не было.

Олег ценил верность, преданность и веру во Владыку, потому что ненавидел их отсутствие в лицемерных боярах, смеявшихся за спиной его отца.

Он знал, что однажды поставит всех их на место.

И вот, его время пришло.

Время, с которым он связывал все свои надежды и чаяния. Время, ради которого он без страха шёл в бой, завоёвывая не просто победу в сражении, а уважение и верность княжеской рати. Время, когда слабый, безвольный правитель уступит место ему – сильному, молодому, гордому. Решительному.

Уважал ли Олег отца как государя?

Нет.

Но он всё-таки был его сыном.

Не будь Юрий князем, а его дети – княжичами, всё могло бы сложиться иначе. Родись он рыбаком, его доброта и кроткий нрав сделали бы ему славу отличного соседа и надёжного товарища. Но он был государем.

В Радонии даже самый жестокий и кровавый тиран будет почитаем больше, чем слабый, но добрый правитель. Сила князя – это отражение силы его народа, и чем он несгибаемее и беспощаднее, тем больше подданные гордятся им, словно его твёрдость и бесчеловечность делают такими же непреклонными и их самих. А вот слабость государя – это слабость всех, кто под его рукой, и люди презирают её, как гнушаются собственной трусости и бессилия. Звериный оскал вызывает куда большее уважение и трепет, чем добродушная улыбка.

А Юрий был улыбчив.

Олег медленно опустился на стоящий рядом стул и вытер слёзы тыльной стороной ладони.

Тимофей Игоревич был прав. Очевидно, что князю осталось недолго.

– Отец, ты меня слышишь? – снова позвал сын, бережно тронув виднеющуюся из-под шкуры ладонь.

Она была горячей.

Олег был свидетелем множества смертей. Видел, как погибали его товарищи, как падали воины, сражённые стрелами и мечами. Смерть стала постоянной спутницей последних трёх лет. Он свыкся с ней, как привыкают к нелюбимой жене, с которой прожили бок о бок слишком долго.

Но всё же смотреть на угасающего отца было тяжело.

Мужчина снова встал. Взял со стола кувшин, налил воды в кубок. Осторожно склонившись, приподнял Юрия. Князь безвольно повис на руках сына.

"Какой он лёгкий!" – с ужасом подумал наследник.

И горячие слёзы снова потекли по его щекам, теряясь в коротко подстриженной бороде.

Олег поднёс кубок к губам несчастного и осторожно влил немного воды в приоткрытый рот. Юрий глотнул, не приходя в себя.

Ещё глоток.

Ещё.

Княжич медленно опустил его обратно на подушки и бережно укрыл.

Тыльной стороной ладони смахнул слёзы и, глубоко вдохнул, поставил кубок обратно на резную подставку.

– Прощай, отец, – прошептал он, задыхаясь от охвативших его чувств. – Прими тебя Зарог.

Глядеть на Юрия было невыносимо. Сын наклонился и осторожно поцеловал его горячий лоб.

Затем поднял взгляд. В дальнем конце покоев стоял стол, заваленный отцовскими вещами.

Олег шагнул ближе.

Среди хаоса разбросанных одежд что-то привлекло его внимание. Один-единственный предмет, выделявшийся среди вороха хлама.

На вид это был простой железный нож. Охотничий, таким обычно срезают шкуры с добычи. Рукоять – тёмная, вытертая, сделанная из чернодерева и покрытая лоскутами истлевшей кожи. На испещренном глубокими царапинами лезвии – древние руны. Что-то на северном наречии, норде. Смысл этих знаков давно был забыт.

"Железный Коготь."

Так называли его предки.

Олег с горечью сжал зубы. До чего опустилась княжеская власть, если один из её символов валяется в груде тряпья? Какое печальное зрелище!

С брезгливостью он отбросил одежды, лежащие без порядка и, подняв нож, смахнул с него пыль. Несколько секунд разглядывал, словно что-то решая. Затем молча засунул за пазуху.

Бросил последний взгляд на охваченного лихорадкой отца.

Резко развернулся и направился к выходу, на ходу вытирая глаза.

– Олег…

Он замер, услышав голос.

Обернулся.

"Неужели узнал?"

Сердце заколотилось, он почти бегом подскочил обратно к кровати.

– Отец, ты слышишь? Я здесь! Отец!

Но глаза князя оставались полузакрытыми.

По подбородку текла вылившаяся изо рта вода, впитываясь в ночную рубаху, оставляя на ткани тёмные пятна.

Олег заглянул в его лицо, надеясь, что тот пришёл в себя.

– Олег… Я сбросил кораблик… Теперь… Твоя очередь…

Юрий бредил.

Сын закрыл лицо ладонями, пряча под ними слёзы.

Глава 4. Обещание

Покои, приготовленные для княжича, были небольшими, но уютными. Помещение, едва достигавшее двадцати шагов в длину, оказалось богато украшенным и обставленным всем необходимым. Два массивных серебряных подсвечника, увенчанных двенадцатью свечами, наполняли комнату ярким, ровным светом.

«Хорошо Захар постарался», – подумал Олег, оглядев убранство.

В центре стояла деревянная купель, наполненная водой, рядом – чисто заправленная постель. От стола, уставленного аппетитными яствами, тянулся аромат свежей выпечки.

Олег подошёл к купели и опустил ладонь в воду – тёплая. Хорошо.

Перед глазами всё ещё стояла картина: отец на смертном одре, измождённый, обессилевший. Цепляющийся за остатки жизни. Княжич потёр уставшие глаза, потряс головой, стараясь прогнать гнетущие мысли. Завтра будет долгий день, нужно поспать.

Подойдя к столу, он взял кусок рыбного пирога, быстро съел и запил водой. Рука машинально потянулась к стоявшему тут же кувшину с вином, но, поколебавшись мгновение, мужчина передумал. Лучше без него. Не хотелось проснуться разбитым после нескольких