Капитан Сорвиголова - Луи Буссенар

К счастью, вечно молчаливая, всегда чем-то озабоченная и часто грустившая леди жила в полном одиночестве. Провизию ей доставляли на дом. Единственное занятие затворницы состояло в усердном чтении описаний военных событий в местных газетах.

Терпение Жана истощалось. С каждым днем он ощущал все острее безвыходность и нелепость своего положения. Отважного юношу тянуло на поле битвы, откуда доходили до него лишь отрывочные известия о новых победах, одержанных друзьями-бурами. Но как бежать из Саймонстауна без денег, без платья? Как, ускользая от цепких лап полиции, пройти через Капскую землю, где каждый незнакомец оказывался под подозрением? Или, может, по-прежнему оставаться служанкой миссис Адамс? Нет, лучше смерть! Лучше сто смертей, только не это!

На шестнадцатый день своего пребывания в коттедже Жан уже готов был совершить безумный шаг, как вдруг к нему явилось неожиданное спасение в образе почтальона.

Телеграмма для миссис Адамс! Леди лихорадочно открыла ее, прочла и в полуобморочном состоянии упала на кушетку.

— Сын… Бедное дитя!.. Боже, помоги нам! — бормотала она.

Лжеслужанка привела хозяйку в себя:

— Миледи, что с вами?

— Мой сын, артиллерийский капитан, тяжело ранен под Кимберли, осажденным этими проклятыми бурами.

«Артиллерийский капитан Адамс? Знакомое имя! Уж не он ли был в пятерке палачей Давида Поттера?» — размышлял Жан Грандье.

Но раздумывать было некогда. Старая англичанка уже взяла себя в руки и поднялась.

— Немедленно туда! Ухаживать за ним, утешать, окружить его материнской заботой… Да, да, как можно скорей! — твердила она. — Готовы ли вы сопровождать меня, Жанна?

Сорвиголова замер от восторга при мысли, что ему представляется возможность без малейшего риска, без затрат и быстро вернуться на театр военных действий.

— О, конечно, миледи! — ответил он.

— Благодарю вас, дитя мое, вы славная девушка! Ничего лишнего не брать, только самое необходимое. По небольшому саквояжу для каждой из нас — и в путь!

Миссис Адамс наскоро уложила вещи, набила карманы золотыми монетами, заперла дом на ключ, который отдала соседям, поручив их же заботам собаку, и устремилась на вокзал.

От Саймонстауна, или, вернее, от Кейптауна, до Кимберли примерно девятьсот километров по прямой и тысяча сто по железной дороге, — столько же, сколько от Парижа до Ниццы. Но продолжительность путешествия не всегда соответствует расстоянию. Если, например, из Парижа до Ниццы экспрессы идут восемнадцать часов, то даже в мирную пору самым скорым поездам на путь из Капа[68] до Кимберли требуется не менее тридцати часов, а в военное лихолетье — и того более.

Человек, который не принадлежал к военному сословию — не был солдатом, хирургом или газетным корреспондентом, считал себя счастливцем, если ему удавалось попасть на поезд. Именно перед такого рода затруднением и очутилась старая леди со своей служанкой.

Шум стоял невообразимый: протяжно выли сирены, лязгали вагоны, громыхали поворотные круги. Каждую минуту отходили от дебаркадеров[69] и медленно двигались на север поезда, набитые солдатами и трещавшие под тяжестью пушек и снарядов.

Напрасно бедная мать бегала от одного железнодорожника к другому, расспрашивала, умоляла, совала деньги. Все составы были загружены до отказа: среди этого невероятного нагромождения смертоносных машин и пушечного мяса не нашлось бы места даже для крысы.

Старушка, совсем отчаявшись, пустилась в слезы при мысли, что ей никак не попасть туда, где страдают и терпят жестокие лишения несчастные жертвы войны, как вдруг перед ней остановился с почтительным поклоном человек в форме капитана медицинской службы. Это был знакомый миссис Адамс военный хирург.

— Доктор Дуглас! Если бы вы только знали!.. — воскликнула леди.

— Миссис Адамс! Какими судьбами? Вы покинули Англию?

— Да. Чтобы отыскать дорогого Дика. Он тяжело ранен под Кимберли, а я не могу поехать к нему. Мне повсюду отказывают. Подумайте только: нет места для матери, которая хочет повидать умирающего сына! Как жестока она, эта война!

— Так едемте со мной, миссис Адамс! Через десять минут в Магерсфонтейн отправляется санитарный поезд номер два. Я его начальник. И будьте уверены, уж у меня-то найдется местечко для матери лучшего друга.

— Да благословит вас Бог, доктор!

Врач подхватил леди под руку и повел к поезду, а нагруженная двумя саквояжами лже-Жанна замыкала шествие. Расталкивая толпу, наше трио направилось на запасной путь, где уже пыхтел и содрогался под парами паровоз, подцепленный к кухне, аптеке и двенадцати просторным, оборудованным двухъярусными койками, вагонам с красным крестом на дверцах. Два хирурга, четыре сестры и двадцать четыре санитара поджидали там своего начальника. Больные пока, естественно, отсутствовали.

Не успели доктор Дуглас, миссис Адамс и лже-Жанна разместиться в одном из вагонов, как раздался гудок, и состав мягко покатил по единственному еще свободному пути. Если ничего не случится, поезд будет останавливаться лишь для того, чтобы набрать воды или сменить локомотив, поскольку обладал вполне обоснованным правом обгонять другие составы, которые должны были почтительно уступать ему дорогу.

Паровоз мчался на всех парах через горы и долины, мимо городов, сел и деревушек, догоняя и обгоняя воинские составы, следовавшие один за другим. Сорвиголова, в ком проснулся дух разведчика, не в силах был даже сосчитать эти поезда, количество которых изумляло, а еще больше тревожило его.

Какая напряженная жизнь, что за неистовое движение царили на стальных путях! Военные, скот, фураж, продовольственные запасы — целая армия, да нет, несколько армий устремились в маленькие южноафриканские государства! Вся Англия, вся Британская империя вместе с колониальными войсками шла на приступ Трансвааля и Оранжевой Республики. Грандиозное, потрясающе жуткое зрелище! Канадцы, африканцы, австралийцы, бирманцы, индусы вперемежку с бесчисленными жителями метрополии! И все пели. Впрочем, солдаты, идущие в бой, всегда поют: ведь надо же как-то забыться.

Но, увидев красные кресты на дверцах мелькавших мимо вагонов, они мгновенно умолкали: санитарный поезд сдергивал завесу с жестокой действительности, ожидавшей их впереди.

«Бедные буры!» — с грустью думал Сорвиголова, глядя на всю эту мощь, на огромное скопище людей. Тут, как нигде, чувствовалась железная решимость врага победить любою ценой, даже если бы для этого пришлось пожертвовать последним золотым и последним солдатом.