Капитан Сорвиголова - Луи Буссенар

Но не одежда красит человека, и не красный китель и кильт придавали гордонцам отвагу. И под формой хаки шотландский воин сохранил всю храбрость и стойкость горцев. Прикрывшись цепью стрелков, их бригада выступила парадным маршем, в то время как артиллерия, заняв позиции на флангах, осыпала буров градом снарядов и шрапнели[78].

Последние отвечали им тем же, и не без успеха. Артиллеристы-буры, демонстрируя изумительную точность, вносили жестокое опустошение в ряды противника. Время от времени, оглушая всех вокруг громоподобным грохотом, посылал англичанам чудовищный снаряд и «Длинный Том».

Сорвиголова прижал к глазам полевой бинокль, как бы следя за полетом очередного ядра, и, увидев, что оно опрокинуло вражескую пушку вместе с ее прислугой и конями, радостно воскликнул:

— В самую точку!.. Браво, господин Леон, браво!

Леон — француз на службе у южноафриканских республик. Один из тех, кто вместе с Галопо, Грюнсбургом, графом Вильбуа де Марей[79] и многими другими храбрецами примчался сюда, готовый пролить свою кровь за священное дело свободы. Выдающийся инженер, он взялся исполнять обязанности артиллериста: руководил передвижением и установкой смертоносных орудий, находил точный прицел и, как выразился Сорвиголова, бил в самую точку. Англичане, терпя от артиллерийского огня огромный урон, с яростью произносили его имя.

Молокососы, заняв отведенную им позицию, оживленно болтали. Точнее, молокососы-иностранцы. Ибо у молодых буров проявлялась отличительная черта их национального характера — молчаливость.

Поль Поттер заряжал свое ружье. Работа не из быстрых: надо засыпать порох в дуло, опустить туда с помощью шомпола пулю, обернутую в пропитанный жиром пыж, потом надеть на затравочный стержень медный пистон. На это уходило полминуты, тогда как маузеровская винтовка успевала за то же время отправить противнику с десяток пуль. Но юный бур дорожил не столько количеством, сколько качеством выстрелов.

— Вот и все, — спокойно произнес он. — Ружье к вашим услугам, господа «белые шарфы»!

Нетрудно было сообразить, к кому адресовались грозные слова юного бура, поскольку белые шелковые шарфы носило как отличительный знак своего положения только английское командование — от младшего офицера до генерала.

— А разве хорошая винтовка хуже услужила бы им? — спросил Сорвиголова.

— Ах, не говори ты мне о современном оружии! — возразил Поль Поттер голосом, в котором так и звучало злопамятство. — Оно, видишь ли, не обязательно убивает! Вспомни госпиталь под Ледисмитом… Гуманная пуля!.. Ну нет, пуля моего «роера» не знает пощады! Тот, в кого она попадает, обречен. Да вот, можешь сам убедиться… Видишь того офицера, налево от нас?.. Да, да, того самого, что взмахнул саблей.

Англичанин, о котором говорил Поль, находился на расстоянии не менее пятисот метров. Несмотря на это, острое зрение молодого бура уловило даже движение его руки.

Поль слегка приподнял дуло старинного ружья, секунды три прицеливался и спустил курок. Раздался громкий выстрел, и, когда густой дым рассеялся, Сорвиголова, не отрывавший глаз от бинокля, увидел, как офицер судорожно схватился рукой за грудь, замер на секунду и грохнулся, растянувшись ничком.

— Ужасно! — невольно вырвалось у командира молокососов.

А Поль, вынув из кармана нож, сделал зарубку на прикладе ружья, затем поднял курок, прочистил дуло и снова спокойно, не торопясь, как охотник, решивший добить весь выводок куропаток, зарядил свой «роер».

Засыпать порох из бычьего рога, достать пулю из кожаной сумки, уложить ее в пропитанный жиром пыж, надеть пистон на затравочный стержень — вся эта процедура казалась слишком долгой командиру молокососов, стрелявшему без передышки.

— Двенадцатый с тех пор, как мать принесла мне ружье покойного отца, — пробормотал Поль.

— Что двенадцатый? — удивился Сорвиголова.

— Этот офицер. Одиннадцатым был артиллерийский капитан…

— Адамс! — воскликнул Сорвиголова. — Из четвертой батареи!.. Так это ты его убил?

— Да. Он потешался над нами. Самые меткие стрелки не могли его достать. Я же мигом снял его с коня.

— Так, значит, ты ничего не знаешь? Ведь он же… это был один из палачей твоего отца.

У Поля вырвался звук, похожий на радостный рев:

— А, так это был он? Тот самый бандит?.. Спасибо, Жан!.. Ты даже не представляешь, какую доставил мне радость!.. Слышишь, отец? Ты отомщен! Ты страшно отомщен!

Между тем мужественные шотландцы, попав под адский ливень пуль, явно заколебались. Их шеренги, поредевшие от сокрушительного огня, дрогнули.

— Сомкнуться! Сомкнуть ряды! — то и дело кричали офицеры.

Строй сомкнулся, но не двинулся с места. Человеческую волну остановил свинцово-стальной ураган. Еще несколько мгновений — и начнется беспорядочное отступление, быть может, паническое бегство.

Генерал Уохоп[80], командовавший шотландцами, понял грозившую им опасность. Это был старый вояка, отважный и добрый, обожаемый солдатами, которых всех до одного знал по именам. Почти вся его воинская служба прошла в Гордонском полку, и он, единственный из всех, категорически отказавшись от хаки, носил еще нарядное обмундирование гордонцев.

Когда накануне лорд Метуэн приказал ему атаковать позиции буров в лоб, генерал Уохоп почтительно заметил, что подобная задача выше человеческих сил. Но Метуэн заупрямился так же, как Уайт при Ледисмите. Недооценивая буров, их твердое, как гранит, несокрушимое упорство, он верил в победу и требовал ее во что бы то ни стало. Уохопу оставалось либо повиноваться, либо отдать свою шпагу.

Отдать шпагу?.. Ни за что!

Но повиноваться — значило идти на смерть. Что ж, раз так, он сумеет умереть достойно!

Со стоицизмом[81] древнего римлянина Уохоп отдал последние распоряжения, написал жене трогательное прощальное письмо и, как рыцарь без страха и упрека, повел бригаду на приступ.

И вот наступил момент, когда начали сбываться его печальные предсказания. С фронта позиции буров оказались неприступными. Но все же — на штурм! Еще одно усилие, последнее, чтобы спасти воинскую честь.

Генерал приподнялся на стременах и, потрясая саблей, зычным голосом крикнул:

— Вперед, солдаты!.. Вперед! За королеву!

Шотландцы, воодушевленные пылким призывом, ринулись на врага.

Пальба усилилась, а Уохоп, спокойный, как на параде, не переставал выкрикивать своим звучным голосом:

— Вперед, храбрецы! За королеву! Вперед!..

Старый генерал, служивший яркой мишенью для самых метких бойцов бурской армии, казался неуязвимым. Его каска была продырявлена, мундир изодран, люди вокруг него так и падали, а он оставался цел и невредим.