Родная старина - В. Сиповский

Начал Никон заводить и новые порядки в церковном обиходе. В церковную службу вкралось много разных погрешностей и дурных обычаев. Из них два обратили на себя внимание Никона – это «многогласие» и дурное церковное пение.

Церковные службы многим священникам казались слишком длинными и утомительными, а опускать что-либо, утвержденное уставом, считалось тяжким грехом. Вот и надумали они совершать богослужение разом в несколько голосов: один читал, другой пел, третий говорил ектении, четвертый – возгласы и т. д. Выходила такая путаница звуков, что почти ничего нельзя было разобрать… Уже на Стоглавом соборе вооружались против этого нелепого обычая, но все-таки он держался в прежней силе. Другое зло, обратившее на себя внимание Никона, было дурное церковное пение: поющие растягивали слова иногда до крайности, вставляли гласные звуки вместо полугласных, прибавляли новые, переносили произвольно ударение, – так что порой решительно нельзя было разобрать слов. Например, вместо «Спас», «во мне» в пении выходило «сопасо», «во моне» и т. п.

Вступив на новгородскую кафедру, Никон строго запретил «многогласие» во всех новгородских церквах и ввел благолепное церковное пение. Каждую зиму он ездил в Москву и обыкновенно привозил с собою своих певчих. Царю, у которого была большая склонность ко всему изящному, очень полюбилось благозвучное пение новгородских певчих, и он ввел его и в своей придворной церкви, несмотря на то что патриарху московскому Иосифу было не совсем по душе это новшество.

В 1651 г., 9 февраля, царь призвал в свои палаты патриарха, митрополитов и архиепископов, и здесь было постановлено, чтобы во всем Московском государстве по церквам и монастырям пели чинно, безмятежно и единогласно, псалмы говорили в один голос и неспешного всяким вниманием и т. д. Царя очень занимала мысль водворить повсюду в русских церквах благочиние и хорошее пение.

Но даже и эти незначительные перемены вызывали неудовольствия в закоренелых приверженцах старины. Уже тогда доходило до царя, что один священник, стоявший за прежние церковные порядки, корил другого, приверженца новины, говоря:

– Заводите вы, ханжи, новую ересь, единогласное пение!

В начале 1652 г. благочестивому царю пришла мысль (вероятно, была внушена ему Никоном) перенести в московский Успенский собор мощи трех бывших московских святителей, пострадавших от мирских властей за правду, за веру и отечество: митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря, патриарха Иова из Старицы и патриарха Гермогена из Чудова монастыря.

А. Д. Литовченко. «Царь Алексей Михайлович и Никон у гроба святого Филиппа». XIX в.

В Соловки за мощами св. Филиппа был послан Никон с несколькими духовными лицами и боярами; он вез любопытную «молебную грамоту» от царя к святителю Филиппу. В ней находим между прочим следующие слова:

«Ничто столько не печалит души моей, пресвятый владыко, как то, что ты не находишься в нашем богохранимом царствующем граде Москве, в св. соборной церкви Успения Пресвятой Богородицы, вместе с бывшими до тебя и по тебе святителями, чтобы ради ваших совокупных молитв всегда неподвижно пребывала св. соборная и апостольская церковь и вера Христова, которою спасаемся. Молю тебя, приди сюда и разреши согрешение прадеда нашего, царя и великого князя Иоанна, совершенное против тебя нерассудно, завистью и несдержанною яростию. Хотя я и неповинен в досаждении тебе, но гроб прадеда приводит меня в жалость, что ты со времени изгнания твоего и доселе пребываешь вдали от твоей святительской паствы. Преклоняю пред тобою сан мой царский за согрешившего против тебя, да отпустишь ему согрешение его своим к нам пришествием, и да упразднится поношение, которое лежит на нем, за изгнание тебя. Молю тебя о сем, о священная глава, и преклоняю честь моего царства пред твоими честными мощами, повергаю на умоление тебя всю мою власть…»

На грамоте собственной рукой государя было написано:

«О священное главо, Святый Владыко Филиппе, пастырю наш! Молим тя, не презри нашего грешного моления, прииди к нам с миром! Царь Алексей желаю видети тя и поклонитися мощам святым…»

В то время когда Никон ездил в Соловки, в Москве произошло важное событие: скончался патриарх Иосиф.

Царь писал об этом Никону, величая его «наперсником Христовым, рачителем словесных овец», своим «собинным другом душевным и телесным», и приглашал его скорее вернуться для выбора нового патриарха. Затем царь прислал Никону весьма обстоятельное описание кончины патриарха, при которой сам находился. Подробно и живо описывает он все обряды, совершенные при этом. Особенно поразило Алексея Михайловича, что при соборовании умирающий, по его словам, «начал гораздо быстро смотреть на левую сторону, где масло освящают, да почал с краю того жаться к стене… и я, – говорит царь, – узнал, что он видение видит. Не упомню, где я читал: пред разлучением души от тела видит человек вся своя добрые и злые дела, и молвил я отцу его духовному: видит отец наш некое видение…» Откровенно и очень живо рассказывал юный царь в своем письме о том подавляющем впечатлении, какое на него произвел разлагавшийся труп покойника патриарха. «Такой страх на меня нашел, – пишет царь, – что я едва с ног не свалился, и мне прииди такое помышление от врага: побеги-де ты вон, тотчас-де тебя вскоча удавит; а нас только я да священник тот, который Псалтирь говорит; и я, перекрестясь, взял за руку его света (покойного) и стал целовать, а в уме держу то слово: от земли создан и в землю идет, чего боятися?»

В этом же послании царь между прочим повторяет Никону свою просьбу, чтобы он скорее возвращался, причем намекает, что уж у него намечен преемник покойному патриарху… «Ожидаем тебя, великого святителя, к выбору, а сего мужа три человека ведают: я да казанский митрополит да отец мой духовный… а сказывают свят-муж».

Этот «свят-муж» был, конечно, не кто иной, как «собинный друг царя» – сам Никон.

2 июля мощи св. Филиппа были привезены в Москву и с великим торжеством положены в Успенском соборе.

На соборе святителей, съехавшихся в Москву для избрания патриарха, избран был в угоду царю, конечно, Никон. По совершении всех обычных при этом обрядов и молебствий царь послал «по новоизбранного патриарха» на Новгородское подворье, но Никон решительно отказался принять на себя этот сан. Несколько раз государь посылал святителей и бояр уговаривать Никона, но он оставался непреклонным. Тогда царь велел привести его против воли в церковь. Он был приведен. Государь, бояре, святители долго без успеха умоляли его принять патриаршество. Наконец царь и все присутствовавшие в церкви пали на землю и со слезами молили его исполнить общую просьбу. Никон был сильно тронут этим, заплакал сам и обратился к царю и всем бывшим в церкви с такими словами:

– Вы знаете, что мы от начала приняли святое Евангелие, вещания святых апостолов, правила святых отцов и царские законы из православной Греции и потому называемся христианами, но на деле не исполняем ни заповедей евангельских, ни правил святых апостолов и святых отцов, ни законов благочестивых царей греческих… Если вам угодно, чтобы я был у вас патриархом, дайте мне ваше слово и произнесите обет в этой соборной церкви пред Господом Спасителем нашим и его Пречистою Материю, ангелами и всеми святыми, что вы будете содержать евангельские догматы и соблюдать правила святых апостолов и святых отцов и законы благочестивых царей. Если обещаетесь слушаться и меня, как вашего главного архипастыря и отца, во всем, что буду возвещать вам о догматах Божиих и о правилах, – в таком случае я, по вашему желанию и прошению, не стану более отрекаться от великого архиерейства.

Тогда царь, бояре и весь освященный собор произнесли пред святым Евангелием и пред святыми чудотворными иконами клятву исполнять все, что предложит Никон, «почитать его как архипастыря и отца, дать ему устроить церковные дела», и он изрек свое согласие быть патриархом (25 июля 1652 г.).

Патриаршество Никона

Недаром Никон взял обет от царя, бояр и святителей, что они не будут ему мешать устроить церковь. Как известно, он с того времени, как стал митрополитом, ревностно заботился о церковном благолепии. В этом он вполне сходился с царем, которому по душе были пышные и величавые обряды православной церкви. Никогда богослужение в Москве еще не доходило до такого великолепия, как во время патриаршества Никона.

Кроме обычных церковных служб, в те времена почти все праздники сопровождались особенными обрядами и церемониями: Рождество Христово, Богоявление, Неделя ваий [ «пальмовая» или Страстная], Светлое воскресенье, Троицын день, Успение и некоторые другие праздники были днями пышных торжеств и царских выходов.

Особенно великолепно справлялся день Богоявления и Вербное воскресенье. Стечение народа в эти дни было огромное, доходило до нескольких сот тысяч; по рассказам иностранцев, даже издалека приходили толпы людей, чтобы видеть торжественный обряд освящения воды, совершавшийся патриархом на Москве-реке, – водокрестие, или водокрещи, как называл это народ.