Родная старина - В. Сиповский

– Знаете ли, кто он, – говорили иные, – зверь лютый, медведь или волк!..

На патриарха подавали царю челобитные, где всячески обвиняли Никона, корили его за то, что «он возлюбил стоять высоко и ездить широко». Именитые люди сильно недолюбливали Никона, завидовали его могуществу и близости к царю. Как мы видели, патриарх, уничтожая новые иконы, не щадил самолюбия знатных людей, резко обличал их. Кроме прежних справщиков и попов, удаленных с их мест, нашлось немало сеятелей вражды… Являлись разные прорицатели и ясновидцы, которые своими рассказами о видениях и знамениях смущали людей, вооружали против Никона. Разносились всюду предсказания, что скоро появится антихрист; 1666 г. считался роковым временем. По рукам грамотных людей ходили книги «О вере» и «Орел», где тогдашние мудрецы излагали свои измышления о последних временах…

С. Д. Милорадович. «Путешествие Аввакума по Сибири». 1898 г.

Бояре, кроме очень немногих, не выносили Никона за его независимый и решительный нрав, за резкие выходки и вмешательство в мирские дела. Никон вовсе не обладал гибкостью нрава, ловкостью, способностью сходиться и уживаться с разными людьми; он не умел обходить препятствий: его железная воля способна была сокрушить все, что становилось поперек дороги… Он хотел, чтобы все повиновалось и подчинялось ему; считал себя вправе требовать этого ото всех, так как был уверен в том, что все, задуманное им, ведет ко благу. Люди, подобные Никону, могут иметь небольшой круг поклонников, нескольких страстных приверженцев; но у них всегда бывает больше недоброхотов и врагов, чем друзей.

Из бояр главными врагами Никона были Стрешневы, царские родичи по матери, Милославские, сама царица Марья Ильинична, Морозов, составители Уложения и многие другие. Более образованные из бояр, вроде Морозова, Романова и других, злобились на патриарха за то, что он, внеся в церковь, как они думали, «новшества», в то же время враждовал против всех тех европейских «новин», которые являлись в житейском обиходе у некоторых бояр: приказывал жечь картины и органы, резать ливреи у боярской дворни. Эта необдуманная нетерпимость Никона возбуждала против него даже и лучших людей того времени… Вражда иных доходила порой до нелепой крайности: так, например, Семен Стрешнев из ненависти к Никону назвал собаку его именем и выучил ее подражать движению благословляющего патриарха. Сильные недоброхоты патриарха зорко следили за ним, старались уловить каждый промах, всякий ложный шаг его, всякое необдуманное, резкое слово…

Но Никон, пока находил твердую опору в царе, неуклонно следовал своим убеждениям и не придавал большого значения своим противникам…

Разлад между царем и Никоном

Сильные враги Никона, конечно, не молчали: они беспрестанно внушали царю, что патриарх превышает свои права, вмешивается в правительственные дела, ни во что не ставит царскую власть. Как сильно ни любил царь Никона, но постоянные наветы и клеветы свое дело делали: в душу царя вкрадывалось мало-помалу недовольство и недоверие к Никону. Крутой нрав патриарха и резкое отношение к людям, конечно, были не по душе «тишайшему» царю. Мягкий, податливый Алексей Михайлович был в то же время ревнив к своей власти, и вмешательство в дела правления со стороны Никона, который хотел быть таким же «государственнейшим» патриархом, каким был Филарет, без сомнения, не нравилось царю.

Перемена отношений царя к патриарху стала сказываться со времени возвращения царя из похода, в 1657 г. Алексей Михайлович на войне больше освоился с властью, окреп духом, возмужал, отвык от подчинения своему «собинному другу», а Никон, в свою очередь заправляя в отсутствие царя всеми делами церковными и мирскими, свыкся с властью, полюбил ее… Вернулся царь в Москву и нашел здесь другого властного государя, который к тому же и на грамотах писался «государем». Враги Никона не преминули, конечно, разными ловкими намеками и внушениями навести царя на мысль, что патриарх стал могучее его, раздуть искру неудовольствия в душе его.

Время тогда было очень тяжелое. Война со шведами, начатая отчасти по совету Никона, кончилась неудачно; безденежье и затем выпуск медной монеты вместо серебряной породили, как известно, смуту и мятеж. У царя на душе было, конечно, нелегко. И вот в эту печальную пору Никон строит свои монастыри (Воскресенский и Крестный) и просит у царя для них земель; когда же потребовались средства на нужды государства и царь пожелал хотя несколько воспользоваться монастырскими богатствами, патриарх решительно восстал против этого.

Это очень не понравилось царю, но он, вместо того чтобы откровенно объясниться с патриархом, как сделал бы на его месте человек более решительный, стал отдаляться от Никона, избегать встречи с ним. А Никон, заметив холодность государя и не чувствуя за собой никакой вины, тоже обиделся, показывал вид, что он не хочет заискивать милости… Боярам, врагам патриарха, как нельзя более было на руку это взаимное охлаждение: теперь им легче было действовать на царя, которого тоже, конечно, оскорбляло гордое отчуждение патриарха; теперь враги его подняли голову, стали гораздо смелее… Монастырский приказ, который было совсем потерял значение, опять усилился и стал вмешиваться в церковные дела.

Никон, не выносивший никаких ограничений и стеснений, начал писать царю резкие письма, называя нечестием вмешательство мирских властей в церковные дела… Бояре, конечно, старались истолковывать эти послания патриарха в смысле самом оскорбительном для царя.

Рознь между царем и патриархом усиливалась…

Наконец летом 1658 г. произошел окончательный разрыв. 6 июля был при дворе большой обед по случаю приезда в Москву грузинского царя Теймураза. Высокий царский гость шествовал с большим церемониалом во дворец. Окольничий Хитрово наблюдал за порядком, расчищал путь; в это время пробрался сквозь толпу патриарший боярин, посланный к царю, и подвернулся как раз под руку Хитрово, когда он отгонял палкой напиравшую толпу любопытных; удар достался и на долю патриаршего посланца.

– Не дерись, – сказал он, – я неспроста пришел сюда, я от патриарха!

– Не дорожись патриархом! – ответил Хитрово и ударил его снова палкой по лбу.

Едкое чувство обиды заговорило в сердце Никона, когда посланный им боярин жаловался ему на Хитрово. Уже то было тяжело самолюбию патриарха, что государь не позвал его на торжественный обед, тогда как, по обычаю, ему следовало быть там, а тут еще окольничий дерзко оскорбляет его посланца, дает ясно понять, что теперь уже можно и не обращать внимания на патриарха.

В досаде Никон посылает царю письмо, где просит учинить сыск и наказать виновного за обиду. Государь в ответ сам написал: «Сыщу и по времени сам с тобою видеться буду…» Но прошел день, другой… 8 июля был храмовый праздник в церкви Казанской Божией Матери. Патриарх со всем собором торжественно совершал богослужение. В таких случаях государь с именитыми боярами обыкновенно присутствовал в церкви, но на этот раз его не было. Чрез два дня было в Успенском соборе празднование Положения ризы Господней, принесенной из Персии в Москву при Михаиле Феодоровиче. На этом празднике государь всегда бывал в соборе; но теперь прислал сказать, что не будет… Понял, конечно, Никон, что добродушный и набожный государь сильно гневается на него, если даже отступает от прежнего благочестивого обычая присутствовать в праздничные дни на патриаршей службе. Наконец дело вполне разъяснилось. Царский посланец князь Ромодановский сказал ему:

– Царское величество гневается на тебя и потому не пришел ко всенощной, не велел ждать его и к обедне… Ты оскорбляешь царя – пишешься «великим государем», а у нас один великий государь – царь.

– Называюсь так не по своей воле, – отвечал Никон, – так желал и велел мне называться и писаться его царское величество. У меня есть на то грамоты, писанные собственною его рукой…

– Царское величество, – перебил Ромодановский, – тебя почтил как отца и пастыря, но ты не понял, и теперь государь приказал сказать тебе, чтобы ты впредь не писался и не звался великим государем.

Не вынесло этого удара сердце Никона: он понял, что время его прошло, что козни бояр удались… Отслужив литургию и приняв Святых Тайн, он написал царю следующее письмо:

«Се вижу, на мя гнев твой умножен без правды, и того ради и соборов святых во святых церквах лишавшись; аз же пришелец есмь на земли; и се ныне, дая место гневу, отхожу от места и града сего, и ты имаши ответ пред Господом Богом о всем дати».

Это письмо Никон отправил царю; государь, прочитав, вернул письмо без ответа с патриаршим посланцем. Тогда Никон решился исполнить свое ранее задуманное дело. При конце обедни обратился он к народу с поучением, – сначала прочел слово из Златоуста, затем заговорил о самом себе.