Деревня, хранимая Богом - Валентина Батманова

Мальчик узнал голос Мирона Голованя и выглянул в окно. Фермер сидел на коне и похлопывал кнутом по голенищу сапога. Стряхнув с одежды солому, Олег вышел к гостю.

– Заснул, что ли? – поинтересовался наездник. – Зову, зову, а ты молчишь. А я тебя еще с дороги приметил. – Он присмотрелся к Олегу и удивленно спросил: – Ты что, плакал?

– Вот еще, – насупился мальчик. – Что я маленький плакать. Это пыль от соломы в глаза попала.

– Какая там пыль, – спрыгнул с лошади Головань. – Я уже знаю, что тебе сегодня приезжий из города уши надрал. – Мужчина прищурил глаза и взял Олега за плечи. – И за что это он тебя так? Ты, вроде, парень не вороватый, не хулиганистый.

– Этот человек из Чечни, – тяжело вздохнул Олег. – Он меня преследует. Я даже не знаю, за что именно. Зовут его Докку. Поверьте, я ему ничего плохого не сделал, – почему-то переходя на шепот, заверил мальчик. Ком обиды подкатил к горлу. Слезы потекли по щекам.

– Да ты, детка, не плачь, – стал успокаивать Мирон Андреевич. – Мы тебя в обиду не дадим. Давай, зови сестру, разговор есть серьезный.

– Нет здесь сестры, – вытирая рукавом слезы и шмыгая носом, ответил Олег. – Она ушла в деревню.

– А ты почему с ней не отчалил?

– Да ну ее, – махнул рукой он. – Послушалась Елизавету Николаевну и решила поселиться в землянке Вакулинчихи.

– И правильно сделала, – одобрил Головань. – Ты-то почему не пошел с сестрой? Она, наверно, переживает за тебя?

– Не знаю, – хлюпнул носом Олег. И вдруг зарыдал в голос. – Плохо мне без мамы, – захлебывался слезами мальчик, содрогаясь от плача худеньким телом.

– Ну-ну, – прижал к себе Олега Мирон Андреевич, – брось сырость разводить. Не мужское это дело, плакать. Давай-ка лучше собирай свои манатки, и бегом в деревню.

– Я боюсь, – продолжая всхлипывать, прижался в мужчине мальчик.

– Кого ты боишься? – строго спросил фермер. – Этого черта нерусского? Пусть он нас боится.

– Я чертей боюсь, которые живут в землянке Вакулинчихи.

– Это кто же тебя так настращал чертями? – сощурил глаза Головань. – Ни дед ли Иван, случайно? – Олег утвердительно кивнул.

– Вот что я тебе скажу, парень, все это деревенские выдумки. Ничего дурного в землянке бабки Ольги не было и нет. Убили ее бандиты. Люди видели, как за месяц до смерти к ней приходили двое нерусских. Может даже, одним из них был тот, что тебе уши сегодня драл.

Серьезный и убедительный тон фермера успокоил Олега, и он согласился поехать в деревню. Усадив в корзину кота и забросив за спину рюкзак с вещами, мальчик уселся на лошадь позади Мирона Андреевича, и они тронулись в путь.

– Мои охранники докладывают, – рассказывал по дороге фермер, – что уже почти месяц какие-то чужаки стали наведываться в деревню. Возят из пруда воду куда-то. Мои мужики интересовались как-то, мол, зачем водичку берете? А те ответили, что, дескать, саман для кошар делают. Хотя, почему бы и не поверить, – продолжал размышлять Головань. – У нас каждое лето приезжают саманы делать. Глины здесь много. Да и какая глина! Я нигде такой хорошей не встречал.

Всю дорогу Мирон Андреевич рассказывал Олегу о том, что еще до революции, буквально в ста метрах от деревни, стоял завод, который снабжал кирпичом и черепицей весь Северный Кавказ и даже Грузию. Хозяином предприятия был Арсентьев. О качестве этого строительного материала складывали легенды. Говорят, что сложенные из такого кирпича дома даже бомбежку выдерживали.

– А почему сейчас здесь нет завода? – поинтересовался Олег. – Глины полно, вода рядом. Делай себе кирпичи. Или желающих нет?

– Желающие, может, и нашлись бы, но наше деревенское суеверие всю охоту отбивает. Тут вот какая история с этим заводом вышла. – Головань поудобнее уселся в седле и, подбоченившись, принялся рассказывать.

Вскоре Олег уже знал, что после революции большевики завод экспроприировали у бывшего хозяина. Арсентьев за это на них сильно обиделся и приказал взорвать предприятие. Когда цеха начали рушиться от взрывов, он сам застрелился, а перед смертью наложил проклятие на это место. Дескать, если кто ступит на территорию завода, то это проклятие настигнет не только самого ступившего, но и весь его род до пятого колена. Территория бывшего завода давно поросла бурьянами и кустарниками. Никто из деревенских туда не ходит. Ходили слухи, что после войны в развалинах прятались немцы и что якобы их трупы находили десятками недалеко от развалин.

– И вы верите в эти слухи? – оглядываясь по сторонам, спросил Олег.

– Я и сам не знаю, верю или нет, – усмехнулся фермер. – Только вот что я тебе скажу, парень. На развалинах завода поселились сычи. Я много раз слышал, как они кричат по ночам. А в народе говорят, что сыч кричит не к добру.

За разговорами не заметили, как подъехали к землянке тетки Ольги. В окнах горел свет. Вера с Кириллом под руководством Елизаветы Николаевны наводили в избе порядок.

– Хозяева, – постучал кнутом в дверь Головань, не слезая с лошади, – принимайте гостей. – Он помог Олегу спуститься на землю и подал ему корзину с котом. Тот мгновенно выпрыгнул из своего средства передвижения и стремглав бросился в землянку.

Увидев вбежавшего Шамиля, Вера поняла, что Олег не захотел оставаться один и пришел в деревню. Но, присмотревшись в темноту дверного проема, заметила, что брат не один. Она вышла из помещения, подошла к лошади и стала благодарить фермера за внимание, оказанное ее брату.

– Спите спокойно, ничего не бойтесь, – сказал Головань, направляя коня к дороге. – Я вас завтра навещу.

– Вот умница, что послушал Мирона, – погладила по голове Олега Елизавета Николаевна. – Он человек степенный, дурного никому не посоветует. Снимай свой рюкзак, сейчас будем ужинать.

За ужином соседка показала рукой в угол, где стояли иконы. По ее словам, они будут оберегать детей от всяких неприятностей и бед. Уходя домой, женщина посоветовала Вере задернуть занавески и не выключать свет.

– Пусть твой братик чуток привыкнет к новому месту, успокоится. Спите со светом, не жалей электричества. А мне пора. Завтра суббота, а ко мне на выходные всегда сын с невесткой и внуками из города приезжают.

Афанасий Чижиков

На другой день, проснувшись с первыми лучами солнца, Елизавета Николаевна стала готовиться к встрече дорогих гостей. Первым делом сходила на огород и нарвала свежих огурцов и помидоров, накопала ведро картошки. Разожгла огонь в печке, которая стояла посредине двора. Пока дрова разгорались, сходила к колодцу и принесла два ведра воды. Потом словила двух петушков и отрубила им головы, бросила в тазик и обдала кипятком. Ощипав перья, выпотрошив и ополоснув в воде птиц, приоткрыла одну из конфорок на печке и стала аккуратно опаливать тушки, мысленно представляя, какой будет наваристый борщ.

Когда борщ был почти готов, Елизавета Николаевна пошла в избу за лавровым листом. Она даже не подозревала, что все это время за ней из кукурузы, которая росла на ее огороде, наблюдал Афанасий. Как только женщина скрылась за дверью, парень перепрыгнул через плетень, подбежал к плите, взял возле рукомойника кусок хозяйственного мыла и, открыв крышку на кастрюле с борщом, бросил его вовнутрь. Закрыв крышку, стремглав побежал к себе домой. Домчавшись до калитки, остановился, почесал в затылке и не спеша направился к пруду, чтобы искупаться.

Ничего не подозревавшая хозяйка подошла к плите, открыла крышку кастрюли и замерла от изумления. На поверхности борща плавали крупные серые пузыри. Ничего не понимая, женщина зачерпнула ложкой бульон и, остудив, сделала глоток. Тут же сплюнув на землю отдающую мылом жидкость. Схватив шумовку, она подняла со дна кастрюли кусок мыла, которое от кипятка стало жидким и стекало с шумовки.

– Это дело рук Афоньки, – закричала женщина и даже испугалась своего голоса. – Ну, злыдень, ну, голозадый, ты этот борщ запомнишь надолго.

Причитая и грозясь в адрес Афанасия, Елизавета Николаевна, сходила в сарай, нашла там рукавицы, надев их, надергала с корнями у забора крапивы и отправилась искать обидчика.

Еще с дороги она увидела, что Афоня показывает приезжим на пруду «бесплатный концерт». Он нырял вниз головой оставляя на поверхности ноги и голые ягодицы. Рассевшись на берегу, отдыхающие покатывались со смеху. Девушки стыдливо прикрывали глаза руками, кое-кто снимал представление на видеокамеру.

Елизавета Николаевна разыскала на берегу одежду Афонии и переложила ее ближе к зарослям лопухов. Присев на корточки, стала ждать «артиста». Концерт продолжался недолго. Собравшиеся на берегу пруда вскоре перестали реагировать на трюки. Вынырнув в очередной раз, он увидел, что люди на него не смотрят и занимаются своими делами. Поэтому Афанасий вылез из воды и, бегая голым по берегу, стал искать свою одежду. Наконец увидел ее. Но только он нагнулся, из зарослей вышла Елизавета Николаевна и стала сверху вниз, справа налево хлестать голое тело крапивой.