Старые усадьбы - Николай Николаевич Врангель

решился, какой из предметов почесть самым лучшим. Сам дом имеет положение свое на краю одной высокими деревьями обросшей горы, и из второго его этажа сделан выход на арках, по коему можно из комнат выходить в отверстую природу, и именно прямо на высокую гору, обделанную так, что представляет собою натуральный аглинский сад»[177].

Другое имение графа Разумовского, Батурин, было еще прекраснее. «Главный строения корпус, — пишет один путешественник в 1805 году, — имеет три этажа и два по сторонам флигеля, соединенные с ним каменною оградою. В Батурине была такая страшная грязь, что мы видели подле самой нашей дороги увязшую в грязи не весьма малую лошадь, около которой стояли многие русские мужики и советовались, как бы ее вытащить. Мы проехали мимо и на самом уже выезде из Батурина видели деревянный дом, в котором жил покойный фельдмаршал. Впереди перед домом за валом, на котором поставлены десять пушек, виден пребедный луг, который, возвышаясь, закрывает весь прочий вид; а с другой стороны дома — сад из фруктовых деревьев.

В новопостроенной (1805) церкви положено тело покойного фельдмаршала, которую он, тогда еще не освященную, за четыре месяца перед своею кончиною нарочно смотреть ездил. Там поставлен над ним монумент в восемь тысяч рублей»[178].

О Яготине, прежде принадлежавшем графу Разумовскому, а ныне князю Н. В. Репнину, фон Гун в 1805 году писал: «Здесь созидается целый свет, и все в новейшем вкусе, по планам г-на Менеласа, а производит строения здешний архитектор Годегард, и не более как в три года почти уже привел к концу. В середине построен главный корпус в два этажа. На правой и левой стороне оного в полуциркуле — по три павильона, а напротив павильонов стоят два превеликих каменных строения для служителей, тут же — конюшни и сараи. Каждый павильон — сам по себе большой дом. Река (Суна) составляет здесь обширный залив, простирающийся на многие версты и примыкающий к Яготину во всех местах, так что с другою небольшою речкой делает почти весь Яготин островом. Перед главным домом заводит теперь граф аглинскии сад»[179].

А. Глаголев, посетивший Яготин в 1823 году, рассказывает: «Местечко Яготин стоит при большом озере, имеющем около пяти верст длины и от двух до пяти ширины. Прекрасное местоположение Яготина открывается с полтавской стороны уже по прибытии в самую слободу и производит такое же действие на приезжающего, как и великолепная декорация в театре по открытии занавеса. Самое расположение княжеского дома с флигелями и садом есть игра прихотливой фантазии архитектора. Дом отделяется от озера цветником и стоит против острова, покрытого густым лесом; флигели, состоящие из отдельных домиков, выдаются уступами на зеленую площадь двора; от них проведены через сад аллеи, направленные к тому же острову как центру и основанию всей перспективы.

План этот, кажется, есть подражание неподвижной сцене древних театров, которая обыкновенно представляла городские улицы и строилась по расходящимся линиям, имевшим точку зрения в оркестре.

Правая сторона сада состоит из аллей, вьющихся в разных направлениях; левая покрыта дикою рощею.

В библиотеке хранится в нарочно устроенном ковчеге письмо, в котором удрученный болезнью старец, фельдмаршал князь Репнин приносил верноподданическое поздравление по случаю восшествия на престол Государя Императора Александра I, и Высочайший рескрипт Монарха, изъявляющего внимание к заслугам мужа, прославившегося на поле бранном и на поприще дипломатическом. Из рукописей достопримечательна записка путешествия графа Бориса Петровича Шереметева в Италию в 1697-м по 1700 год»[180].

Недалеко от Яготина была Тепловка, бывшее имение графа П. В. Завадовского. Граф Разумовский в 1805 году «обще с архитектором г-ном Менеласом избрали здесь прекраснейшее место, на котором по желанию г-на министра (Завадовского) должен быть построен новый дом»[181].

В Черниговской губернии, на берегу Десны было другое великолепное имение графа Румянцева — Вишенки. Румянцев приобрел их в 1767 году и вскоре приступил к устройству дворца[182]. В 1769 году управляющий его князь П. Мещерский писал графу: «Дом снаружи зачали красить, и картин, что над дверьми будут, шесть уже отделаны, а остальные пять еще не зачинены. В галерею на стены рамы обтянуты и пишутся; вкус письма сего и как под кровлею карниз с подвесами окрашен уповаю апробацию вашего сиятельства иметь будут, только жалко о медленной работе. Цветник один хорошего вкусу, почти совсем отделан, а и другой отделывается ж»[183].

У Румянцева был еще великолепный дворец, полный богатств, в Кочуровке Глуховского уезда, великолепный, теперь погибший, готический замок в Ташани (ныне князя А. К. Горчакова), дворец в Гомеле (княгини Паскевич) и еще множество имений. В 1767 году императрица подарила Гомель герою Задунайскому. В 1785 году старый дом, бывший Чарторыйских, был разрушен, «и на месте его начали воздвигать великолепный каменный дворец, достойный великого имени нового помещика. Этому дворцу, который стоил миллионы, было предназначено служить для России едва ли не единственным и, уж конечно, лучшим образцом венецианской архитектуры. Главное здание остается доныне неприкосновенным. В последнее время (1848) приделана к нему с одной стороны четырехугольная башня, которая соединяется с главным корпусом прекрасною крытою колоннадою, с другой же — круглая эспланада, откуда открывается единственный вид на низменную окрестность по ту сторону Сожа»[184].

На юге знаменита была и Каченовка, черниговское имение известного мецената — помещика Тарновского. Здесь часто гостили Штернберг и Глинка.

«Первое впечатление было в пользу владельца, — говорит М. И. Глинка о Каченовке. — Подъезжали к поместью с нескольких сторон по стройным аллеям из пирамидальных тополей; дом — большой, каменный — стоял на возвышении; огромный, прелестно раскинувшийся сад с прудами и вековыми кленами, дубами и ясенями величественно ласкал зрение.

Но, осмотрясь, удивление уменьшилось: дом был как будто не окончен, дорожки в саду недоделаны; был у владельца и оркестр, недурной оркестр, но неполный, и духовые инструменты не все исправны. Даже управляющий оркестром, первый скрипач Михайло Калиныч, был несколько туг на ухо. За обедом подавали несколько блюд, но повар, вероятно, был недоучен»[185].

В Черниговской губернии находилось и Панурово, близ