Большая семья - Филипп Иванович Наседкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не торопись, Уля… Проверь себя, проверь хорошенько. Разве в нашей жизни мало было красивого?.. Я тебя любил — ты знаешь, любил крепко, жалел, чуть ли не на руках носил. И теперь люблю. Не спеши, Уля… Это война тебя сбила. Пройдет время, и все будет, как было.
Ульяна высвободила руку.
— Нет, тому не бывать, — сказала она с тоской в голосе. — Не бывать тому, Демьян, никогда. И нам лучше дать волю друг другу. Детей у нас нету. Что нас связывает?..
Больше он не мог выдержать.
— Скажи уж прямо — Быланин нравится, — ехидно произнес он.
Ульяна подавила обиду.
— Что ж, если хочешь знать, я люблю Арсея, — бросила она ему вызов. — Люблю всем сердцем, как никогда не любила. Но перед тобой, как перед мужем, я честная.
Наступило тягостное молчание. Под лавкой звонко похрустывала мышь. Ветер шелестел в сухом камыше.
— Демьян, — с горечью сказала Ульяна, — ты умный человек, должен понять…
Куторга вскипел.
— Хватит! Довольно! — закричал он высоким надтреснутым голосом. — Я не желаю больше слушать!
Он повалился на постель и, повернувшись лицом к стене, закусил угол подушки. Он заплакал, заплакал от злобы, от обиды, от собственного бессилия.
10
Утром в Зеленую Балку приехал секретарь сельсовета Кудряшов. Это был молодой человек, энергичный и расторопный. Он все еще носил военную форму с полосками от погон на плечах, грудь украшали многочисленные медали. Военная выправка давала себя знать во всем: в четкой походке, в манере держаться прямо, отвечать на вопросы быстро и ясно. С первого дня войны Кудряшов был на фронте, воевал на передовых позициях и в конце сорок четвертого года после третьего тяжелого ранения был демобилизован.
Вернувшись в родные края, Кудряшов поступил на работу в Степновский сельсовет, объединяющий колхозы «Зеленая Балка», «Борьба» и «Знамя труда». Кудряшов работал недавно — около трех месяцев. Но и этого времени ему оказалось достаточно, чтобы завоевать авторитет и освоиться. Многих колхозников он знал в лицо и называл по имени и отчеству. Он был справедлив в решениях, не только умел терпеливо выслушивать жалобы и просьбы, но и помогал людям.
В сельсовете Кудряшов с первого дня завел во всем строгий и ясный порядок. Председатель сельсовета Ефим Гордеевич Миронов переложил на плечи своего помощника много важных дел и доверял Кудряшову во всем. Секретарь сельсовета оправдывал это доверие.
Кудряшов сразу заехал к Куторге.
— Большое дело! — сказал он счетоводу. — Сельсовет получил разнарядку на одежду для остро нуждающихся ребятишек. Надо переписать всех… В первую очередь — детей фронтовиков. Конечно, у вас почти все дети нуждающиеся, но одежонки-то пока маловато.
Целый день Кудряшов и Куторга ходили по табору. Они переписывали ребят, беседовали с родителями. Многие матери выводили ребятишек, одетых в старенькую, старательно заштопанную одежонку. Но Кудряшов отказывался производить осмотр.
— Вы за кого меня принимаете? — недовольно говорил в таких случаях Кудряшов. — Разве я вам не доверяю? Разве мы живем и работаем не на основе взаимной помощи и доверия?
— Это так, — отвечали ему, — но все же…
— Никаких «но» и никаких «все же», — горячился секретарь сельсовета. — Вы доверяете мне, я доверяю вам. Достаточно того, что вы говорите…
Но, придя к Обуховым и увидев Анну Сергеевну, он закричал:
— А ну-ка, Анна Сергеевна, показывайте своих девчурок!
Кудряшов особенно тепло относился к семье фронтовика Обухова и любил маленьких девочек — Маню и Полиньку. Они отвечали ему тем же. И на этот раз, услышав знакомый голос, они выбежали из куреня и радостно бросились к нему.
Кудряшов был хорошо знаком с Верой Обуховой. Каждый раз, когда он приезжал в Зеленую Балку, он непременно заходил к Обуховым — поиграть с девочками, увидеть Веру, поговорить с ее матерью.
Анна Сергеевна, наблюдая, как Кудряшов занимается с детьми, счастливо улыбалась.
— Ну-ка, ну-ка, — говорил Кудряшов, обнимая девочек. — А вы подросли! Определенно подросли — скоро невестами будете. Красавицы писаные. — Он потрепал их по щекам и обратился к Анне Сергеевне: — Ну, а вы как поживаете?
— Да так… — неопределенно ответила колхозница. — Потихоньку.
— Это плохо, — сказал! Кудряшов. — Потихоньку сейчас не годится. Сейчас надо шагать вперед верстами. А где Вера?
— Не знаю. Куда-то ушла…
Кудряшов огорчился, но не показал этого и продолжал с прежней заботливостью расспрашивать Анну Сергеевну:
— А как хозяин Алексей Павлович? Воюет? Где он теперь?
— Где-то в Германии, — отвечала Анна Сергеевна. — Немцев добивает.
— Пишет?
— Пишет. Часто. Так что не гневаемся — не забывает…
Куторга целиком отдался своим невеселым мыслям. Ульяна вернулась, а радости не принесла. Он чувствовал себя, как заблудившийся в лесу, — не видел никакого выхода. Слишком хорошо он знал упрямый характер жены, чтобы полагаться на исцеляющую силу времени. Но другого ничего не оставалось. Приходилось терпеть и ждать. Чего? Неужели Ульяна так и не станет той прежней Ульяной, которая… Нет, нет, лучше не вспоминать, не бередить душу, не расстраиваться. А все этот Арсей… С каким наслаждением Куторга расправился бы с ним!
— Ты, Демьян Харитоныч, о чем-то размечтался, — услышал Куторга и встрепенулся.
— Прошу простить, — извинился он, — немножко задумался…
— Вот запиши Анну Сергеевну, — сказал Кудряшов, — ее девчурок — Маню и Полю. Конечно, много не обещаем: платьица, туфельки…
— Спасибо и за это, Валентин Владимирыч, — сказала Анна Сергеевна. — Для нас это — манна с неба.
— Не манна и не с неба, Анна Сергеевна, — наставительно говорил Кудряшов, — а помощь от советской власти. Без нее никакие еси-небеси не помогут! Вот что, Анна Сергеевна, вот как, дорогая моя! Ну, прощевайте. Вере кланяйтесь.
Он пожал руку Анне Сергеевне, потрепал девочек по головкам и ушел за Куторгой.
