Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - Джессика Вернберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При переговорах с глазу на глаз с этим бичом Апеннин папа не мог положиться ни на оружие, ни на традиционную дипломатию. Его сила проистекала только из авторитета епископа престола святого Петра, и ее хватило, чтобы потребовать ухода Лиутпранда с земель, откуда он угрожал Риму. Король лангобардов совершил неожиданный поворот и согласился. Он был готов отдать завоеванные земли папе, лишь бы не императору Константинополя. Технически Сутри не был частью владений Церкви, а папа был подданным Византийского императора. Но для Лиутпранда притязания императора ничего не значили. Он изъявил готовность отдать территории только в качестве «дара благословенным апостолам Петру и Павлу» [46].
На одной стороне монеты Лиутпранда был изображен светский завоеватель, зато на другой – святой архангел Михаил со щитом и крестом. Этот святой приветствовал Григория Великого и его паломников с верхушки мавзолея Адриана. Во времена Григория лангобарды являлись арианами, как и готы. Но ко временам Лиутпранда они уже стали католиками, единоверцами Римской церкви. Сам Лиутпранд был глубоко религиозен, во всех землях лангобардов он неустанно украшал церкви и насаждал религиозное благочестие [47]. Но у Григория II все равно не было уверенности, что набожность лангобардов приведет их в лоно папства. Рискнув в Сутри, он убедился, что недосягаемое величие его первоапостольского сана позволяет преодолевать привычную политическую динамику, вытекающую из силы большинства, и заключать новые союзы на основании уникального положения наследника святого Петра.
* * *
Мировое значение Рима предоставляло Григорию II и другим папам рычаги для переговоров с такими державами, как лангобардская, даже там, где терпели поражение императоры и их посланники. В конце VIII века это же позволит папам нанести поражение армиям лангобардов. На этой почве произрос союз, сделавший папство небывало могущественным.
Папа Стефан II (752–757 гг.) пойдет по стопам Григория, отправив послов для переговоров с лангобардами, занявшими Равенну и опять продвигавшимися к Риму. На переговорах с папой король лангобардов Айстульф быстро раскрыл свои намерения. Он был готов обсуждать судьбу Рима, но не Равенны. Для Айстульфа, как и для Лиутпранда, Уилфрида, Кэдваллы и многих других, Рим был особым случаем, священным городом, которому в дипломатических целях можно грозить, но не захватывать. К Равенне допустимо было относиться совершенно по-другому, просто как к городу. Папа Стефан попробовал заступиться за свою «заблудшую овцу», но безрезультатно [48]. Он даже не мог положиться на помощь императора Константина V (741–775 гг.), официально считавшегося его светским владыкой. Император увяз в более насущных проблемах у себя в Константинополе, воюя с тюрками-болгарами и с исламским Аббасидским халифатом [49]. Отвернувшись от взбаламученного Востока, папа Стефан стал искать помощи на Севере. Его взгляд упал на Франкию, королевство, раскинувшееся на территориях современной Франции, Германии и Центральной Европы.
15 ноября 753 года, когда уже начиналась зима, Стефан II пошел на штурм опасных горных перевалов в Альпах. То, чего он добьется, достигнув королевства франков и встретившись с их королем Пипином Коротким (751–768 гг.), преобразит историю Рима и всей Европы. Исторические хроники противоречат одна другой, рисуя поворотные переговоры: неясно, кто перед кем простерся первым [50]. По некоторым свидетельствам, Пипин отправил вперед своего 12-летнего сына Карла, чтобы тот, преодолев сотню километров, встретил папу и проводил его в их дворец в Понтьоне на северо-востоке Франции [51]. Ныне от этого большого дворца не осталось ничего, кроме одинокого указателя в пустом поле, зато юноша, приведший туда Стефана в декабре 753 года, вошел в мировую историю как Карл Великий. В течение без малого 50 лет Карл Великий (768–814 гг.) будет первым и самым прославленным императором Священной Римской империи. Зерна его взлета будут посеяны во время визита Стефана. В то время судьба сына Пипина вряд ли была самой насущной заботой папы: ему предстояло тягостное ожидание решения Пипина в Понтьоне, а потом в Сен-Дени. Наступила весна, снег уже давно сошел, когда Пипин согласился наконец вступить в войну против лангобардов в Италии. На сей раз защитниками Рима и наследия святого Петра окажутся франки. Они же передадут Святому престолу бывшие территории византийцев и лангобардов до Равенны и далее, превратив пап раннего Средневековья в хозяев земель небывалых прежде размеров.
Вместе с землями приходит власть. Римским папам это было слишком хорошо известно. Когда император Лев Исавр решил в 732 году наказать Григория II за непокорность, то с целью урезать папскую власть он лишил Святой престол влияния в итальянских областях Реджо, Сицилия и Сардиния, а также в Греции: в Афинах, на Крите, в Никополе, Патрах и Салониках [52]. Теперь, спустя 20 с небольшим лет, папа Стефан II порвал с Византийской империей, где правил Лев, и заменил прежний восточный союз пап новой сделкой с франками. Благодаря этому папы получили земли, а с ними новую власть. Когда Пипин после года военных действий и дипломатии одолел наконец короля лангобардов Айстульфа, в руках у пап оказалось то, из чего потом вырастет Папская область [53]. Протянувшись от римского порта Остия до Анконы на восточном побережье Италии, эти территории обеспечат папе безусловный политический статус. Они послужат основой переговоров между папой и политическими властителями, от Пепина и Карла Великого в VIII веке до фашистского диктатора XX века Бенито Муссолини (1922–1943 гг.).
При этом у папы была козырная карта, которой он побивал их всех: его власть над своими землями была не только мирской, но и религиозной, первоапостольской, небренной. Папа Стефан сразу это понял и пошел с козырей, чтобы сцементировать новый союз и придать ему блеска. В 754 году, еще до того, как ему гарантировали Рим и другие территории, Стефан выразил свою признательность Пипину тем, что миропомазал его королем франков и объявил патрицием римлян. Второй титул, несколько туманный, говорил о Пипине как о протекторе прославленного древнего города. После смерти Пипина в 768 году мантия и корона перешли к Карлу Великому. В Рождество 800 года папа Лев III прибегнет к своему первоапостольскому авторитету и преподнесет Карлу Великому еще один, небывалый, дар. Под сводами базилики Святого Петра он миропомажет короля франков наследником великих августов – первым императором Священной Римской империи. Тот в благодарность передаст папе дополнительные земли на Апеннинском полуострове.
Теперь Рим и вправду воссиял папским престижем. Воздвигнутая в конце VIII века по повелению папы Адриана I церковь Санта-Прасседе служит монументальным подтверждением этого значимого перехода. Ее фундамент, как всегда, омыт кровью мучеников: церковь задумывалась как святилище священных мощей Пуденцианы и Пракседы, сестер, замученных в II веке. Считается, что они были дочерями римского сенатора Пуденса, первого римлянина, обращенного святым Петром в христианство. В XVII веке церковь в честь Пуденцианы неподалеку от Санта-Прасседе украсят мраморными изображениями губок, которыми сестры промокали кровь римских мучеников. Вера Пуденцианы стоила ей в правление Антонина Пия жизни – традиция гласит, что Пракседа не выдержала насилия и страданий.
20 июля 817 года папа Паскаль (817–824 гг.) начал новый проект: к останкам сестер, покоящимся в древних римских саркофагах в недрах Санта-Прасседе, должны были добавить кости других святых. Раскопав захоронения епископов, дьяконов, священников и простолюдинов, умерших за свою христианскую веру, Паскаль достал из катакомб приблизительно 2300 скелетов и захоронил их в стенах новой церкви. Теперь, полная мощей, озаренная свечами, мерцающая золотыми, лазоревыми, оранжевыми и зелеными мозаиками, Санта-Прасседе провозглашала триумф Церкви мучеников, а также Церкви – современницы Паскаля. Христианские здания, построенные на средства императоров Священной Римской империи, отображают период напряженного творческого обновления, которое получит название Каролингского возрождения, по имени Карла Великого. Церковь Санта-Прасседе свидетельствовала как о пышном материальном и культурном богатстве, так и о могуществе папы.