Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - Джессика Вернберг

а не Константинополя – центром христианской Церкви [27]. Папы знали, что в самом городе Риме они обладают более прямой властью, чем император, при всех громогласных заявлениях Константинополя. В важнейших местах города папы часто доказывали свое преобладающее влияние на Церковь и на мирскую жизнь, хотя официально там распоряжались император и его экзархи. В 609 году папа Бонифаций IV (608–615 гг.) якобы превратил Пантеон в христианскую церковь Девы Марии и Мучеников, свезя туда 28 телег выкопанных из катакомб мощей [28]. Часто можно прочесть, что это преобразование Пантеона, посвященного римским богам, символизировало триумф христианства над языческой религией. Но к VII веку христианство и так какое-то время уже преобладало в религиозной сфере Рима. К моменту этой трансформации Пантеон уже был не языческим храмом, а светским зданием, использовавшимся для юридических процедур [29]. Поэтому жест Бонифация не столько символизировал торжество христианства над язычеством, сколько был смелым заявлением о доминировании папы над светской властью императора в Риме. Даже если бы Бонифацию требовалось разрешение императора Фоки (как можно заключить из некоторых исторических сводок), вряд ли император смог бы помешать папе захватить здание, если бы тот этого захотел. Через два десятилетия папа Гонорий I (625–638 гг.) создаст церковь Сант-Адриано-аль-Форо на развалинах здания сената, построенного самим Юлием Цезарем. Некоторые камни Рима могли бы заговорить на греческом, языке Византии, но другие хранят память о решительном гласе римского понтифика.

Дерзость некоторых пап особенно явственно проявлялась в церквях Рима. Когда император Лев Исавр (714–741 гг.) решил в 726 году запретить поклонение иконам, папа Григорий III (731–741 гг.) рискнул жизнью и не стал выполнять его повеление. В Риме и в Равенне оно вызвало взрыв возмущения верующих, потому что объявляло вне закона прекрасные священные изображения и требовало их удаления [30]. Тысячи простых людей стекались в базилики и соборы Рима для поклонения иконам Иисуса, Марии и других святых. Среди жизненных тягот и забот религиозное искусство врачевало души, суля небесное блаженство. Папа Григорий II (715–731 гг.) был в этом заодно со своим народом. Его преемник Григорий III пойдет еще дальше. Мало того что он воспротивится императорскому эдикту, он еще и сделает свой бунт публичным. Полученные от императорского экзарха в Равенне Евтихия шесть колонн из замечательного черного оникса для святилища базилики Святого Петра папа использует как подставки для икон [31].

Григорий III исходил из своей религиозной убежденности и из солидарности с паствой. Знал он и о том, что папский авторитет опирается на религиозные традиции и на священные места Рима. К началу раннего Средневековья истории Петра и других мучеников, а также их мощи превратили город в могущественный духовный центр [32]. Верующих влекли туда не только иконы, но и облачения, скелеты, части тел христианских святых. Все это служило им не только напоминанием о нелегком прошлом их Церкви. То были инструменты святости, исцеления, даже прозрения. Представ перед душевнобольным дипломатом, Иоанн XIII – тот папа, который в 966 году подвергнет унизительным издевательствам префекта Рима, – дотронулся до него цепями, в которые якобы был закован святой Петр. Для всех присутствовавших в комнате в тот момент эти цепи обладали реальной врачующей силой, ибо касались почти за тысячу лет до этого кожи Петра. Христиане – от первых верующих на могиле Петра до императрицы Елены, раскопавшей в Иерусалиме Святой Крест Иисуса, – верили в святость и во все из нее проистекающее, что передается через конкретное место, близость и прикосновение. В Риме мощи святых мучеников, усеивавшие землю под ногами и во все большем количестве перемещаемые в храмы, наделяли папский престол ни с чем не сравнимой духовной силой.

Повсюду, от земель лангобардов до Британских островов, люди обращали взоры к Риму, его Церкви и истории, видя в том путь к обогащению своей духовной жизни. Еще в 631 году группа выходцев из Манстера на юге Ирландии потрясала святыми останками, затеяв спор о дате Пасхи. То были мощи из Рима, почитаемого ими как «главный город», где позднее они обсуждали ту же тему с греком, иудеем, египтянином и скифом на постоялом дворе близ базилики Святого Петра [33]. В ее тени собиралось много чужестранных паломников, не боявшихся частого падения черепицы с крыши. Для ирландцев Рим служил источником непререкаемого авторитета. Отстаивая истину, они клялись потом на святых мощах, привезенных домой, на свой овеваемый всеми ветрами западный остров. Увидев, как «совсем слепая девушка открывает благодаря этим мощам глаза, как парализованный начинает ходить и как демоны бегут без оглядки», богомольцы поняли, что мощи настоящие и, главное, что они установили правильную дату празднования Пасхи [34].

Итак, священные останки служили критериями истины. Им приписывали сверхъестественную силу очищения от греха и исцеления от хворей. Многие считали их особенно целебными, когда недуги вызывались грехом. Так произошло с немощью и с сыпью у прихожан епископа Григория Турского, выпекавших хлеб, собиравших сено и чинивших заборы по воскресеньям [35]. С распространением христианства по Европе верующие потянулись в Рим за священными предметами для алтарей своих церквей. В середине VII века Уилфрид, молодой аристократ из Нортумбрии, прервал религиозные штудии в аббатстве на острове Линдисфарн и подался в Рим. По пути на юг он ненадолго задержался в Кенте, потом переплыл во Францию и двинулся дальше, в Италию [36]. Вскоре после возвращения в Англию он станет епископом, а потом и важным английским святым. В начале своего пути Уилфрид являлся молодым человеком 20 с небольшим лет из мест, где христианство было еще относительно внове. Совсем недавно, в 595 году, папа Григорий I (590–604 гг.) повелел группе монахов с Целийского холма обратить язычников острова в христианство. Некоторое время в Англии не было своих святых, поэтому искать священные мощи приходилось в Риме. Там Уилфрид развернулся: он «каждый день бывал в храмах святых для молитв… и так много месяцев», заодно собирая священные останки [37]. Вернувшись в Рим уже как епископ в 680 году, Уилфрид занялся тем же самым – он «посещал святые места» и встречался с «особенными людьми», у которых купил «великое множество священных останков» [38]. Он подходил к делу вдохновенно, сознавая всю его значимость: снабжал каждое приобретение этикеткой с пояснением, «что это и какому святому принадлежало» [39].

Для Уилфрида и других христиан реликвии из Рима были важны и могущественны. Языческие храмы в ветреной северной Англии становились христианскими в силу одного их появления там. К IX веку император Священной Римской империи Карл Великий повелит, чтобы реликвии имелись в каждом алтаре каждой церкви всего христианского мира [40]. В Риме вырос бойкий рынок конечностей, внутренних органов, волос, зубов и ногтей, обеспечивавший ширящийся спрос. Реликвии, расползаясь по Европе, несли в себе частицы авторитета, присущего папскому Риму [41]. То была магнетическая сила. Многие выдающиеся деятели готовы были все отдать ради того, чтобы испустить дух на земле Рима. В 688 году 30-летний английский король Кэдвалла отказался от трона, покинул родной Уэссекс и отправился в Рим, на крещение к папе, вскоре после которого скончался. Молитвы Кэдваллы были услышаны: он умер всего через десять дней после прибытия в Рим и превращения в христианина. Кэдваллу, принявшего имя Петр, похоронили в базилике Святого Петра, облачив его в крестильную рубашку [42]. Преемник Кэдваллы на троне Уэссекса король Ине пойдет по его стопам: откажется от мирской власти, отправится для крещения в Рим и после этого будет мирно доживать свой век.

Однако святость Рима не препятствовала другим державам вторгаться в город. Папы и императоры того периода, может, и спорили на богословские темы, но у них был общий враг – лангобарды. Как писал лангобардский историк VIII века Павел Диакон, его народ пришел с холодного юга Скандинавии, через нынешнюю Германию, Австрию и Словакию [43]. К середине VI века они сместились еще дальше на юг. Зайдя в Италию, они потеснили и византийцев, и готов. Те продолжали воевать друг с другом, пока не оказались под пятой общего врага. К 571 году лангобардам уже принадлежала полоса земли на севере Италии от Турина на западе до Удине, включавшая нынешнюю Ломбардию. Они также захватили территорию от Сполето к северу от Рима до Бари у самого итальянского «каблучка». Иными словами, в их руках оказалась большая часть Апеннинского полуострова, хотя во власти Византийской империи оставались периферийные земли на севере и на юге, а также Равенна и Рим [44].

Рим и Константинополь часто объединялись для обороны этого укрепленного приграничья.