Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

– За что там зацепил-то?

– Унизил, на смех поднял при всем честном народе. Это быстро до верхнего начальства дойдет, там тоже посмеются, но для порядка дадут команду наказать.

– За что? За пару слов?

– Пара слов бывает обиднее матюгов.

Управляющий трестом так и не позвонил. Все оставалось в жуткой неопределенности. Зорин позвонил сам, но референт управляющего, добрая женщина, относившаяся ко всем по-матерински, посоветовала:

– Не лезь пока, пусть все уладится и успокоится.

Зашел Михаил Эфрос, приятель из монтажного управления, принес бутылку коньяка.

– Давай, по граммульке, может, полегче станет.

– Да вряд ли, Миша, и желания особого нет.

– Петрович, расслабиться надо.

– Надо, но коньяком не буду.

– Ну, тогда не бери в голову слова начальника. Думаю, тебе ничего не будет. Ты его круто высмеял и по делу, он постесняется рассказывать об этом инциденте. Сделает вид, что ничего не произошло. Вот увидишь, все тихо забудется. Работай спокойно.

Миша посидел еще полчаса, кроме Эфроса никто не заходил, может, было некогда, как обычно, дела увлекли, а может, испугались, попрятались друзья-приятели.

Поздно вечером, уже выйдя на улицу, Зорин вдруг судорожно стал вспоминать, закрыл ли дверь кабинета, позвонил ли охране. Пришлось возвращаться, чтобы убедиться. Оказалось, что сдал и позвонил. Нервы.

Несмотря на поздний час, трамвай оказался переполненным. Алексей Петрович с трудом втиснулся в него, как только двери закрылись, его прижали к ним так, что он закричал от боли.

– Да что же за день такой сегодня невезучий, – огорченно подумал Зорин. – Нигде покоя нет.

Выбираясь из трамвая на своей остановке, пробиваясь через плотное и потное скопление тел трудового народа, он долго не мог отдышаться. Чтобы успокоиться, сел на скамейку. Опять рас-переживался. Сейчас он уже знал, как должен был бы вести себя. Главное, мучило другое: чем все разрешится. Такое добром не кончается. Он был уверен, слов о «критических днях» ему не простят. Откуда они попали на язык, где-то услышал недавно. Неужели уволят? За слова, может, и не уволят, но найдут другую причину. Он вяло подходил к своему дому.

Как успокоиться, где найти лекарство, почему плохие мысли лезут в голову быстрей хороших? С этим размышлением он вошел в подъезд родного дома.

– Стоп, хватит гнать тоскливую волну, – сказал Алексей Петрович вслух, – еще не хватало расстроить Машеньку и девчонок.

Зашел в лифт, отшатнулся от себя в зеркале. На него смотрело уставшее, посеревшее лицо, на висках седые волосы, под нижней губой уже определилась морщина, под носом не выбритый клок волос.

– Ужас, красавец-то какой, испугаться можно. Да, с такой мордой, в двенадцатом часу – самая пора приходить домой. Хорошо, что по дороге никого знакомых не встретил, а то напугал бы людей, – подумал молодой руководитель.

Дверь он открыл своим ключом, но, несмотря на поздний час, Машенька ждала его. Она улыбалась ему своей лучезарной улыбкой и обняла.

– Добрый вечер, Лешенька.

– Добрый вечер, Маша.

– Леша, сегодня нет в кранах горячей воды, я для тебя нагрела холодную в кастрюлях, помогу тебе отмыть твою заводскую грязь.

– Хорошо, Маша, – вяло ответил молодой мужчина.

Он быстро снял с себя потную одежду, накинул халат и пошел в ванную комнату.

Ласковые руки жены намыливали его жесткие волосы душистым мылом. Он с давних пор привык мыть голову мылом. Маша не отговаривала его, хотя сама мыло для этих целей не использовала, в магазинах появился шампунь.

– Леша, закрой глаза. Щипать твое мыло будет.

Теплая вода потекла по голове, побежала по плечам.

– Ниже, ниже наклони голову, – слышал он голос жены.

– Как же похоже на мамины слова, – подумал Алексей, – она делала также и говорила так же, когда отмывала его от дорожной пыли, принесенной им с деревенской улицы.

– Все, дальше сам, – сказала Маша, – я подогрею тебе ужин.

Он пришел на кухню посвежевший. Машины руки и вода смыли грустные мысли.

– Наши девочки спят, Машенька?

– Не дождались тебя, Алеша, уснули. Ты так говоришь, как будто они у нас в детский сад ходят.

– Для меня они маленькие девочки.

– Совсем малюсенькие, Анюте шестнадцать, уже первая любовь наверняка есть.

– А что, она даже тебе об этом не говорит?

– Даже мне.

Зорин повернул лицо жены к себе. Они смотрели друг на друга счастливыми глазами. Маша взяла его за руку, погладила ее, прикоснулась к щеке мужа губами. Он попытался обнять свою любимую, но та выскользнула из его объятий.

– Леша, Леша, подожди, родной.

– А ты помнишь, Машенька, как я тебе в шестнадцать лет в любви признался?

– Такое не забудешь. – Она улыбалась, глядя на него. – Темная-претемная улица в холодный декабрьский вечер, замерзшие пальцы рук, белым инеем покрытое лицо, а рядом мальчишка, похожий на медвежонка, шепчет в ухо слова про любовь. Смешно и сладко.

– Что поделаешь, любовь времени года не выбирает.

– Все, не будем про любовь, садись на свое любимое место у окна.

– Ты не убегай, побудь со мной.

– Хорошо.

– Солнышко мое, спасибо, – он поцеловал ее в щеку и стал ужинать.

– Ты знаешь, я сегодня шла с работы и надумала заглянуть в театральную кассу. Представляешь, – она торжественно перевела взгляд на потолок.

– И что, Маша?

– Ты не поверишь, на какой спектакль я купила билеты!

Он радовался ее детскому счастью, любовался ею, словно прекрасной картиной, которая вытягивала из его униженного, оскорбленного сердца недавние тяжелые переживания. Его любимая Машенька наполняла все вокруг светом любви. Обычное домашнее платье, обыкновенная прическа, но она была краше любой королевы. Радостный, негромкий голос поднимал настроение, детский, заливистый ее смех врачевал душу. Родив двух детей, прожив в браке почти два десятка лет, она сохранила красоту и обаяние двадцатилетней девушки.

– Ну, догадайся же!

Он, для приличия, нахмурил брови, тоже посмотрел на потолок, улыбнулся.

– Машенька, честно скажу, не догадаюсь.

– Ну, ты хоть попробуй.

– Ты же знаешь, я очень хочу попасть в БДТ, все равно, на какой спектакль.

– Вот, вот, уже теплее, угадал. А теперь угадай, на какой спектакль.

– И угадывать не буду, там все спектакли лучшие. Я уже счастлив.

Жена продолжала кокетливо-обольстительную игру.

– Ну какой же ты все-таки глупый, недогадливый.

Он смотрел на нее и просто улыбался.

– Я купила билеты на спектакль «Дачники»! – торжественно раскрыла тайну жена.

– Ого, как же тебе это удалось?

– Сама не знаю. Видимо, кто-то резервировал билеты, а в последний момент отказался, впрочем, точно не могу сказать. Увидела два билета с буквами БДТ и сразу купила, а потом уже поинтересовалась, на какую пьесу. Представляешь, там играют Стржельчик, Борисов, Демич, Басилашвили, Малеванная.

– Какая же ты прелесть, моя Машенька! А Кирилл Лавров не играет в этом спектакле?

– Ну, Леша, ты же видел этот спектакль по телевизору.

– Конечно, видел.

– Тогда зачем спрашивать?

– Извини, но телевизор, это не живая сцена, а в какой день будет спектакль?

– В самое лучшее для тебя время, в воскресенье вечером.

– Спасибо тебе, ты у меня самая замечательная.

Леша прижался к ней, она не сопротивлялась, не отталкивала, подняв руки, гладила его лицо, волосы на висках. Он целовал ее губы. Она, приложив