Творения. Том первый. ТВОРЕНИЯ АПОЛОГЕТИЧЕСКИЕ. ДОГМАТИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ. ИСТОРИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ - Емец

Даже до смерти станем в своем желании иметь епископом достопочтеннейшего Афанасия, которого изначала дал нам Бог, по преданию отцов наших. И сам благочестивейший Август Констанций его прислал к нам с посланиями и клятвами; уверены же, что если узнает его благочестие, то вознегодует на происшедшее и ничего не сделает вопреки данным клятвам, но опять повелит епископу нашему Афанасию оставаться с нами.

Во время избрания консулов, после консульства светлейших Арбефиона и Коллиана, в семнадцатый день Мехира, то есть в первый день февральских идов».

Приложение.

Иеромонах Кирилл (Лопатин).

УЧЕНИЕ СВЯТОГО АФАНАСИЯ ВЕЛИКОГО О СВЯТОЙ ТРОИЦЕ (Сравнительно с учением о том же предмете в первые три века)[1306]

ВВЕДЕНИЕ

Общий исторический очерк различных направлений в уяснении христианских истин веры до св. Афанасия включительно. Краткая характеристика каждого из этих направлений и Афанасиева по преимуществу

Христианское общество первенствующей Церкви довольствовалось простой и безыскусственной богословской письменностью. Произведения так называемых мужей апостольских, то есть непосредственных учеников самих апостолов, представляют собой краткое, обыкновенно категорическое и чуждое всяких научных отвлеченностей, но при этом очень прочувствованное и дышащее глубоким внутренним убеждением изложение христианских догматов веры. Высочайшие христианские истины, действовавшие тогда преимущественно на сердца верующих и усваивавшиеся непосредственной, живой верой и теплым религиозным чувством, хранились и передавались почти в неприкосновенном виде первоначальной, откровенной формы. Таковы писания [свв.] Варнавы, Игнатия Богоносца, Климента Римского, Поликарпа Смирнского и других апостольских мужей.

Апостольские мужи писали произведения не столько с прямой целью назидания других тем, чего они сами лично достигли в понимании христианского учения, сколько для удовлетворения собственной внутренней потребности исповедать перед другими драгоценное сокровище своей веры. С еретиками своего времени они не полемизировали письменно, а только предостерегали от них православных, раскрывая последним в чистом виде то учение, какое извращали еретики. Как плод веры и сердца, произведения мужей апостольских носили характер отеческих завещаний, а не научных построений. Сближаясь по форме с исповеданиями веры и соборными или отеческими вероисповедными посланиями, они имеют важное значение как исторические литературные памятники учения Церкви первого времени ее существования, после очевидцев Господа.

Около половины II века в характере и направлении церковно-христианской письменности совершается весьма заметная перемена. В произведениях церковных писателей этого времени, так называемых апологетов, мы видим первые попытки научно-философского уяснения христианских истин. Появление такого направления совершенно естественно: в это время христианство стали принимать в немалом количестве лица, научно и философски образованные. Их таланты и ученость должны были тотчас же найти приложение в новой для них области христианских истин. Потребность в научно образованных лицах была тогда весьма значительна в христианском обществе, потому что литературная борьба с враждебным христианству миром выдвинула множество вопросов, требовавших неотложного решения. Естественно, люди науки и философии, перешедшие в христианство и взявшие на себя труд посильного удовлетворения современных потребностей Церкви, могли дать решение по преимуществу научно-философское. Привыкнув все усваивать сознательно, на все смотреть разумно, они, понятно, и с переходом в христианство не оставляли своих прежних навыков: став христианами, они и теперь не хотели просто только веровать, но хотели сознательно усвоить предметы своей веры, желали разумно убедиться, почему и как нужно веровать в ту или другую христианскую истину.[1307] Такие лица не могли удовлетворяться простыми и краткими, хотя точными, ясными и определенными формулами веры или символами [веры] и писаниями мужей апостольских; они желали полного, обстоятельного, отчетливого и доказательного изложения веры. Держась такого взгляда сами, они и в других предполагали те же потребности, какие чувствовали в себе, и хотели их удовлетворить насколько могли. Отсюда естественно было возникнуть научно-философскому раскрытию христианских истин. Так получила свое начало христианская философия, которая впоследствии прочно утвердилась в христианской Церкви и принесла обильные добрые плоды.

С течением времени усиливавшийся историческими обстоятельствами интерес к полемике с отживавшими свой век старыми началами и желание ближе, глубже и обстоятельнее ознакомиться со смыслом и содержанием христианских истин сплотили ученые силы христианской Церкви в особые ученые общества. В центрах греко-римской образованности стали появляться христианские школы с серьезным научным направлением. Первой такой школой было преобразованное теперь прежнее Александрийское огласительное училище. Оно еще в конце II века [1308] поставило своей задачей не одно первоначальное оглашение приходящих к христианству, но и научно-философское уяснение христианских истин. Находясь в одном из главных центров тогдашнего просвещенного мира, Александрийская школа была ближайшей помощницей Церкви в удовлетворении вновь возникавших научно-богословских потребностей, так как она всегда могла пользоваться всеми сокровищами тогдашнего знания. Вследствие этого Александрийское училище в истории христианской науки имело важное значение; в продолжение своего существования оно оказало христианской Церкви весьма значительные услуги.

По всей видимости, следовало ожидать, что первые попытки христианских ученых в раскрытии и уяснении истин Откровения будут отличаться крайней осторожностью и даже нерешительностью. Но на деле мы видим совсем противоположное явление. Увлекаемые полемическим духом и воспитанные на смелых философских построениях, христианские писатели II и III веков обнаруживали временами крайнюю энергию мысли и несдержанную смелость в суждениях. Пока еще не вполне обнаружились вредные последствия неосмотрительного и неумеренного использования философии при раскрытии, объяснении и обосновании непреложной истины, церковные писатели пользовались философией весьма свободно и широко, неудачно пытаясь иногда сблизить и примирить измышления человеческой мудрости с Богооткровенной истиной. Например, учение Платона о логосе некоторые церковные писатели считали близким к христианскому учению о Боге Слове и всю вообще философию Платона – весьма родственной христианству.[1309] В творениях некоторых апологетов II и III веков временами мы видим как бы какое-то смешение, без ясного разграничения, философских понятий и выражений с истинами христианства [1310] или, по крайней мере, как бы какое-то отрывочное, без внутренней связи, соединение разнородных элементов. То правда, что это можно сказать только о немногих апологетах, в особенности о произведениях Климента Александрийского, который хотел расположить язычников к христианству путем доказательств того, что христианство сообщает, собственно, те же истины, какие неясно предугадывались еще языческими философами и поэтами – Ксенофаном, Платоном, Гомером и другими,[1311] и отвергнуть возражения против разумности христианства путем согласования христианских истин с мнениями лучших из язычников. Но вообще церковные писатели древне-александрийской школы скорее философствовали о богословских предметах, чем богословствовали. Только борьба с гностицизмом, создавшим из смешения христианства с языческой философией, теософией и религиозными учениями язычников, с преобладанием языческих элементов, какое-то неисторическое христианство, самим опытом привела наконец ученых христиан к осознанию той опасности, какая угрожала чистоте христианского вероучения от