Набег язычества на рубеже веков - Сергей Борисович Бураго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3 Бердяев И. А. Философия свободы. Смысл творчества. – М: Правда, 1989. – С. 375.
4 Там же. – С. 376.
5 Там же. – С. 374.
6 Бердяев И. А. Самопознание. – С. 331.
7 Соловьёв В. С. Сочинения в двух томах. Т. 1. – М., 1989. – С. 625.
8 Бердяев И. А. Философия свободы. Смысл творчества. – М: Правда, 1989. – С. 379.
9 Там же.-С. 380–381.
10 Федотов Г. И. Бердяев – мыслитель // Бердяев И. А. Самопознание. – С. 400.
11 Бердяев И. А. Самопознание. – С. 296–297.
12 Там же. – С. 298.
О Сергее Борисовиче Бураго
Не миф, а жестокая реальность
Л. Н. Грабовская
Сергей Борисович Бураго родился весной, 5 апреля 1945 года в Ташкенте, куда в начале отечественной войны были эвакуированы его мать Агнесса Павловна и бабушка Анна Михайловна. Отца своего, Бориса Александровича Кузьменко, он не успел узнать. В память об отце осталась маленькая красная машинка, о которой Серёжа вспоминал на протяжении всей жизни. Бабушка и мама учительствовали, жили на квартире у добрых хозяев. Сквозь годы запечатлелись прохлада арыков и тенистых двориков, вкус горячих узбекских лепёшек и сытного пряного плова, который узбеки ели палочками или просто руками. И запомнилась девочка с тёмными косичками и такими же тёмными лукавыми глазками по имени Джамиля. В школу пошёл шести лет, но ещё до того приходилось часто сидеть на уроках у бабушки или у мамы, и это было гораздо интереснее, чем оставаться дома одному. Из Ташкента возвращались в 1952 году. Поселились в Шепетовке. С этими живописными местами были связаны юношеские воспоминания бабушки Анны Михайловны. Жили очень скромно в длинной маленькой комнате, бывшей пионерской при школе. Женщинам приходилось много работать. Допоздна в комнате горела на длинном шнуре, свисающем с потолка, электрическая лампочка: мама и бабушка проверяли школьные тетради.
Шепетовка утопала в зелени, и вокруг леса, леса… Там совершались долгие прогулки под воспоминания бабушки и мамы. Возвращались домой с нехитрыми лесными дарами: букетами цветов, грибами и ягодами. Бабушка Анна Михайловна была заслуженным учителем, имела орден Ленина, в своё время закончила Бестужевские курсы, знала несколько языков. Благодарная память внука хранила светлый образ доброй, мудрой бабушки, умеющей печь пушистые кексы и варить неизменный кофе с молоком.
В 1954 году семья переехала в Винницу, где спустя годы бабушка и мама получили квартиру. Маленький, уютный город, пересечённый рекой Буг, окруженный любимыми лесами, мало изменил образ жизни родных, разве что давал свободу уже повзрослевшему мальчику, рано ставшему самостоятельным.
Школьные годы не оставили ярких впечатлений, не везло с учителями, даже преподавание русской литературы не вызывало восторга. На слуху оставалось имя Адика Диберта, школьного друга, и голубоглазой Наташи Пелецкой.
Шестнадцати лет он поступил в Белгородский пединститут на филфак с расширенным профилем: русский язык и литература и английский язык. Добродушный, открытый, непрактичный, он нуждался в верном друге. Пьер Малофеев был старше Серёжи, жил очень бедно вместе с матерью и младшей сестрой (брат учился в Одесском художественном училище). Именно эта семья стала примером щедрости, благородства и человеческого достоинства, сыновней и братской любви, уважения к труду. С большой любовью Серёжа всегда вспоминал своего друга. Вместе с Пьером обсуждались прочитанные книги, пелись русские романсы и народные песни. Худенький, катастрофически теряющий силы, за несколько дней до смерти, сидя на кухне ночью 13 января, он вместе со мной пел любимые песни нашей молодости и русские романсы – «Утро туманное», «Гори, гори, моя звезда», «Глядя на луч пурпурного заката…».
Я умышленно не пишу формальной биографии жизни Серёжи (её можно было бы списать с административной автобиографии), потому что голых дат никто никогда не запоминает. И не раз с благодарностью я вспомню тех, без чьей помощи и любви не состоялась бы та подлинная биография, составляющая суть его жизни. Сам он любил повторять слова: «Одному не спастись…». По окончании первого курса он вернулся в Винницу, где продолжал учиться в пединституте. Уже тогда он знал, к какой цели надо идти. Учился он легко, занимался художественным чтением, принимал участие в литературных кружках. Тесное общение с поэтами, художниками, музыкантами способствовало бурному юношескому развитию, формируя критический взгляд на социум.
Музыка и поэзия, постоянные философские споры ночи напролёт не оставляли места для скуки, для пошлого бессмысленного времяпрепровождения. В мужском сообществе не было места женскому легкомыслию. Запомнились мне имена Саши Ключева, Игоря Лапинского, Фимы Антекмана, Вити Голода, Жени Стрелецкого. Во главе был Нюма Ненайдох. Он мне всегда напоминал гоффманского Крейслера. Всесторонне одарённый, он был одновременно талантливым мистификатором, музыкантом-скрипачом, поэтом, философом, актёром и режиссёром. Именно в спорах с ним оттачивалось умение логически мыслить, отстаивать свои взгляды. Именно с ним штудировались философские труды Гегеля, Шеллинга, Шопенгауэра, Канта. Бархатный голос Нюмы имел такую силу, что за ним ходили в учениках толпы ребят. И он же, как никто другой, умел слушать. Серёжа его очень любил, ценил и не терял с ним связи, пока Нюма не уехал за границу. Последний музыкально-поэтический вечер под названием «Образ вечности» они проводили вместе. Это было ещё в Виннице в 1967 году. Под звуки сонаты Франка и случайный звон колоколов на сцене в старом костёле Серёжа читал любимые стихи А. Блока «Когда ты загнан и забит…». Серёжа уже тогда болел А. Блоком и уже тогда писал о нём в своих первых студенческих литературоведческих работах. Нельзя не вспомнить о благородстве и образованности лучших винницких педагогов: В. Н. Малиновском, И. Ф. Нелюбовой, А. В. Буяльском.
Мы познакомились с Серёжей, когда он заканчивал пятый курс филфака, а я – только первый. С ним никто не мог сравниться в красноречии. Впервые услышав его речь на литературном кружке, я была поражена несоответствию его возраста и зрелости его мышления. Жгучий брюнет с серыми глазами, с яркой улыбкой во весь рот, он даже как-то настораживал. Я презирала наглость, распущенность и самоуверенность.
Жизнь нас толкнула в объятья друг другу неудержимо и бесповоротно. Он оказался очень чистым и скромным человеком, фанатично влюблённым. В короткое время мы узнали друг о друге так много, как люди не узнают за годы. Страх потерять это обретённое чудо заставил нас пожениться между курсовыми и государственными экзаменами. Нас не испугало отсутствие жилья, работы, денег. Зато нам принадлежал город, река, лес, поля. Мы были так красивы и счастливы, мы были так