Творения. Том первый. ТВОРЕНИЯ АПОЛОГЕТИЧЕСКИЕ. ДОГМАТИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ. ИСТОРИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ - Емец

Него враги (см. Мф. 26:56). И мы, если во время гонения оставлены будем людьми, то да не унываем (Гал. 6:9), но на Него возложим надежду и не изменим истине. Если истина вначале по видимости и утеснена, то впоследствии признают ее и сами гонители.

48. Царя побуждают, и он сперва пишет и посылает угрозы дуку и воинам; отправлены нотарии Диоген и Иларий, а с ними и придворные; воздвигнуто на Церковь столько ужасов и жестокостей, как говорили мы об этом несколько выше и как всякому известно из показаний, данных народом, которые кто-нибудь и прочтет, потому что помещены в конце сего. А потом, после того, что сделано Сирианом, после всего, что было в Александрии, после оскорбления дев, царь, одобрив такие и в такой мере дурные дела, снова пишет александрийскому сенату и народу и поощряет молодых людей, чтобы все они сошлись и воздвигли гонение на Афанасия; и пусть знают они, [писал он,] что иначе они будут врагами царю. Но Афанасий, прежде чем пришли в Александрию предписания, по которым Сириан напал на Церковь, удалился уже, зная написанное: укрыйся мало елико, дондеже мимоидет гнев (Ис. 26:20). [Col. 753] Подателем же этих писем был некто Ираклий, в сане комита, который явился перед посланным царем присмотрщиком неким Георгием, потому что он, присланный царем, не мог быть епископом (да не будет сего!), как показывают сами события и то, что началось после его прибытия.

49–50. Ираклий обнародовал царские письма и обнаружил великий позор писавшего. Поскольку, как писал великий Осия, царь не находил правдоподобного предлога для перемены своих расположений, то выдумал предлог еще гораздо более неприличный и для него самого, и для его советников. Ибо говорил: «Уважая дружбу боголепной и благочестивой памяти брата,[1284] дозволил я Афанасию на время возвратиться к нам». А это и доказывает, что не сдержал он обещания и оказался непризнателен по отношению к брату после его смерти. Притом он именует брата достойным боголепной и благочестивой памяти (как и действительно он достоин), посему должен был соблюсти его заповедь и дружбу, как писал (если только ради блаженной памяти Константа позволил возвратиться Афанасию), чтобы не нарушить своих обязанностей по отношению к брату, но сделаться наследником как царства, так и воли его. Захотев выдвинуть свои права [на престол], отверг он Вретаниона,[1285] сказав: «Кому по смерти братьев принадлежит наследство?» Ради же ненавистной ереси христоборцев он презирает право, но и нарушает обязанности по отношению к братьям. Для этой же ереси не подумал он сохранить ненарушенной и волю отца, но, если нечестивым выгодно, делает вид, что соблюдает ее, а если для них сие неприятно, не сохраняет уважения и к отцу. Ибо отец вследствие клеветы Евсевиевых сообщников послал на время епископа Афанасия в Галлию, чтобы укрыть от жестокости злоумышляющих (это сделал известным по смерти отца блаженной памяти Константин [II], брат Констанция, как видно из писем его), однако же не послушался этих Евсевиевых сообщников, чтобы послать епископом, кого они желали, но воспрепятствовал их желанию и предприятие их остановил сильными угрозами.

51. Если Констанций хотел сохранить волю своего родителя, как пишет, то для чего же он послал сперва Григория, а теперь посылает этого пожирателя припасов [1286] Георгия? Или для чего ариан, которых тот называл порфирианами,[1287] старается он ввести в Церковь и, им покровительствуя, других изгоняет? Если отец его и допустил к себе Ария, то Арий, нарушивший клятву и расседшийся,[1288] утратил благорасположение к нему отца; как скоро узнал об этом Константин, то осуждал уже его как еретика. Почему же Констанций, выставляя на вид, что заботится о церковных правилах, [Col. 756] все замыслил делать вопреки правилам? Ибо где [вы видели] правило – посылать епископа от двора? Или где правило, чтобы воины вторгались в церкви? Кто сообщил такое предание, чтобы церковными делами управляли комиты и несмысленные евнухи и своим предписанием объявляли определение так называемых епископов? Всякую ложь употребляет он для пользы нечестивой ереси. Вопреки воле отца и тогда послал в другой раз Филагрия епархом, и теперь бывшее сделано вопреки ему. И ради брата в истине не стоит он. Ибо по смерти его не раз и не два, но трижды писал епископу и еще обещал не переменять своего решения, даже советовал твердо надеяться, что никто не потревожит его, но без всяких беспокойств будет оставаться он в Церкви. С комитом же Астерием и письмоводителем Палладием послал предписания тогдашнему дуку Фелициссиму и епарху Несторию, чтобы они воспретили, если епарх Филипп или кто-то другой осмелится злоумышлять против Афанасия.

52. Посему когда прибыл Диоген, а Сириан строил козни, и он, и мы, и народ требовали царских посланий, думая, что как, по написанному: ничто же можно от языка цареви да глаголется (Притч. 24:22), так и наш царь, обещав, не солжет и не переменится. Посему если дозволил для брата, то почему писал и по смерти его? А если и в этом случае писал ради его же памяти, то почему впоследствии стал вовсе неблагодарен по отношению к брату и гонит Афанасия? Почему, когда он пишет, то ссылается на суд епископов, а сам делает, что ему угодно, и притом не скрываясь, но имея возле себя обличение в злоухищрении? Если это – определение епископов, то как это касается царя? А если царская это угроза, то какая здесь потребность в именуемых епископах? Слышно ли было что-либо подобное от начала века? Когда суждение Церкви получало свою силу от царя или вообще признавалось определением? Много было Соборов прежде сего, много составлялось церковных определений, но и отцы никогда не требовали совета от царя, ни царь не входил в дела церковные. Апостол Павел имел друзей, принадлежавших к дому кесаря, и когда писал филиппийцам, то приветствовал их от имени этих друзей (см. Флп. 4:22), но никогда не делал их сообщниками в своих определениях. А теперь новое зрелище, и оно есть изобретение арианской ереси. Собрались вместе еретики и царь Констанций, [Col. 757] чтобы и ему, ссылаясь на епископов, по своей власти делать что хочет и, воздвигая гонение, не называться гонителем, и им, опираясь на могущество царя, злоумышлять против кого хотят; угодно же им злоумышлять против тех, которые не мыслят так же нечестиво, как они. И увидишь, что это у них как бы на [арене] разыгрывается зрелище: так, именуемые епископы лицедействуют, а Констанций распоряжается ими. И еще, царь дает обещания как Ирод