Сёгун - Джеймс Клавелл

– Гомэн насай, Андзин-сан. Киндзиру! – Ёсинака крикнул что-то повелительное, самураи мгновенно метнулись вперед и обступили Родригеса. Ёсинака опять протянул руку. – Додзо!

– Эти дерьмом набитые шлюхи очень обидчивы, англичанин, – обронил Родригес, широко улыбаясь. – Отошли их, а? Я еще никогда не отдавал своего оружия.

– Подожди, Родригес! – торопливо произнес Блэкторн, чувствуя неладное, потом обратился к Ёсинаке: – Домо, гомэн насай, Родригес юдзин, вата…

– Гомэн насай, Андзин-сан. Киндзиру. – И грубо к Родригесу: – Има!

Родригес рявкнул в ответ:

– Иэ! Вакаримас ка?

Блэкторн поспешно встал между ними:

– Ну, Родригес, что тут такого, правда? Пусть Ёсинака возьмет оружие. Ничего не поделаешь. Это из-за госпожи Тода Марико-сама. Она здесь. Ты знаешь, как они щепетильны в отношении оружия, когда дело касается даймё и их жен. Мы так проспорим всю ночь. Какая разница?

Португалец заставил себя улыбнуться:

– Конечно, почему бы и нет? Хай. Сиката га най, самурай-сама. Со дэс!

Он поклонился с изяществом придворного, но несколько принужденно, отцепил рапиру в ножнах от пояса, вынул из-за него пистолет и протянул охране. Ёсинака сделал знак самураю, который взял оружие и побежал к воротам, где и положил его, встав рядом, как часовой. Родригес начал подниматься по лестнице, но Ёсинака снова вежливо и твердо попросил его подождать. Другой самурай вышел вперед с намерением обыскать гостя. Взбешенный Родригес отскочил назад:

– Иэ! Киндзиру, клянусь Богом! Что за…

Самураи налетели на него, крепко схватили за руки и тщательно обыскали. Они нашли маленькую оловянную фляжку и два ножа за голенищами сапог; еще один был пристегнут ремешком к левой кисти; один маленький пистолет скрывался за подкладкой камзола, другой – под рубашкой.

Блэкторн осмотрел пистолеты. Оба были заряжены.

– А тот пистолет тоже был заряжен?

– Конечно. Это ведь враждебная нам страна, разве ты не заметил, англичанин? Прикажи им отпустить меня!

– Несколько странно для человека, собравшегося навестить друзей ночью, а?

– Я уже сказал тебе, это враждебная нам страна. Я всегда так вооружаюсь. Что тут необычного? Мадонна, вели этим негодяям отпустить меня!

– Это все?

– Разумеется. Пусть они отпустят меня, англичанин!

Отдав пистолеты самураям, Блэкторн подошел к Родригесу и тщательно прощупал обратную сторону широкого кожаного пояса португальца. Из потайного кармана он вытащил стилет, очень тонкий и упругий, сделанный из лучшей дамасской стали. Ёсинака обругал самураев, которые проводили обыск. Те извинились, а Блэкторн воззрился на Родригеса.

– А еще? – спросил он, поигрывая стилетом.

Португалец смотрел на него, сохраняя каменное выражение на лице.

– Я скажу им, где и как смотреть, Родригес. Как это делают испанцы – некоторые из них. А?

– Плевал я на твои угрозы…

– Поторопись! – Не получив ответа, Блэкторн шагнул вперед с ножом в руке. – Додзо, Ёсинака-сан. Ватас…

Родригес хрипло сказал:

– В шляпе. – И Блэкторн остановился.

– Хорошо, – кивнул он и снял с португальца широкополую шляпу.

– Ты не будешь… не будешь учить их этому?

– Почему бы и нет?

– Поосторожней с перьями, англичанин, я ими дорожу.

Лента на шляпе была широкой и жесткой, перья роскошными, как и сам убор. В ленте скрывался тонкий стилет, специально изготовленный для таких случаев, отменная сталь легко изгибалась. Ёсинака еще раз зло обругал своих самураев.

– Перед Богом спрашиваю, это все, Родригес?

– О Мадонна… Я же сказал тебе.

– Поклянись!

Родригес повиновался.

– Ёсинака-сан, има ити-бан. Домо, – бросил Блэкторн. – С ним теперь все нормально. Благодарю вас.

Ёсинака отдал приказ. Его люди освободили Родригеса, тот потер затекшие руки.

– Теперь я могу сесть, англичанин?

– Да.

Родригес вытер пот красным платком, взял свою оловянную флягу и сел по-турецки на подушку. Ёсинака остался неподалеку, на веранде. Все самураи, кроме четверых, вернулись на свои посты.

– Почему вы такие грубые – они и ты, англичанин? Я никогда не сдавал оружия раньше. Разве я убийца?

– Я спросил тебя, все ли оружие ты отдал, и что услышал? Ложь!

– Я тебя не понял. Мадонна! Почему вы обошлись со мной как с преступником? – Родригес был вне себя. – В чем дело, англичанин? Что тут такого? Вечер испорчен… Ну да ладно! Я их прощаю. И тебя, англичанин. Ты был прав, а я нет. Извини. Я рад видеть тебя. – Он отвинтил крышку и предложил Блэкторну флягу. – Угощайся! Прекрасный коньяк.

– Выпей первым.

Лицо Родригеса мертвенно побледнело.

– Мадонна, ты думаешь, я принес тебе яду?

– Нет. Но пей первым.

Родригес выпил.

– Еще!

Португалец повиновался, потом вытер рот тыльной стороной руки.

Блэкторн взял фляжку.

– Салют! – Он наклонил ее и сделал вид, что глотает, украдкой заткнув горлышко фляжки языком, чтобы жидкость не попала в рот, как ни хотелось ему выпить. – Ах! – выдохнул он. – Это было прекрасно.

– Оставь ее себе, англичанин. Это подарок.

– От доброго святого отца? Или от тебя?

– От меня.

– Ей-богу?

– Клянусь Богом, Пресвятой Девой, тобой и ими! – выпалил Родригес. – Это подарок от меня и от святого отца! Ему принадлежат все запасы спиртного на «Санта-Филипе», но его преосвященство сказал, что я могу распоряжаться ими наравне с отцом Алвито. На борту еще дюжина таких фляжек. Это подарок. Где твои хорошие манеры?

Блэкторн притворился, что пьет, и вернул фляжку:

– Вот, хлебни-ка еще.

Родригес чувствовал, как спиртное растекается по жилам, и порадовался, что, получив от Алвито полную фляжку, вылил ее содержимое, тщательно вымыл сосуд и наполнил коньяком из своей бутылки.

«Мадонна, прости меня! – взмолился он. – Прости меня за то, что я усомнился в святом отце. О Мадонна, во имя Господа нашего и твоего сына Иисуса Христа, сойди на землю и сделай так, чтобы мы могли доверять священникам!»

– В чем дело?

– Ничего, англичанин. Я только подумал, что мир – поганая выгребная яма, если нельзя доверять никому. Я пришел к тебе как друг, повидаться, перекинуться парой слов, а теперь мир для меня раскололся.

– Ты пришел с миром?

– Да.

– Прихватив целый арсенал?

– Я не хожу без оружия. Потому и жив еще. Салют! – Здоровяк мрачно поднял свою фляжку и сделал глоток. – Черт бы побрал этот мир! Черт бы побрал все это!

– И меня?

– Англичанин, это я, Васко Родригес, капитан португальского военного флота, не какой-то зачуханный самурай. Я обменялся с тобой многими оскорблениями, но по дружбе. Хотел повидаться с приятелем, и вот потерял его. Это чертовски печально.

– Да.

– Мне не следует горевать, но я горюю. Дружба с тобой очень осложняет мне жизнь. – Родригес встал, пытаясь унять боль в спине, потом снова сел. – Ненавижу сидеть на этих проклятых подушках! Мне нужны стулья. На корабле. Ну, салют, англичанин!

– Когда я был на середине корабля, а ты повернул по ветру, это было сделано нарочно, чтобы сбросить меня за борт. Так?

– Да, – подтвердил Родригес и встал. – Да, и я рад, что ты спросил об этом, ибо меня мучит совесть. Я рад, что представился случай объясниться. Сам я вряд ли открылся бы. Да, англичанин. Я не прошу прощения, понимания или чего-то еще. Но я рад признаться в этом позоре перед тобой.

– Думаешь, я поступил бы так же?

– Нет. Но впоследствии, со временем, кто знает… Никогда не знаешь, как поведешь себя в момент испытаний.

– Ты пришел убить меня?

– Нет. Не думаю. Не это было главной моей мыслью, хотя мы оба знаем, что мой народ, моя страна только выиграют от твоей смерти. Жаль, но это так. Как глупа жизнь, да, англичанин?

– Я не хочу твоей смерти, капитан. Мне нужен только черный корабль.

– Слушай, англичанин, – продолжал Родригес без всякой злобы, – если мы встретимся в море – ты на своем корабле, я на своем, – позаботься сам о своей жизни. Именно это я и пришел сказать тебе, и только. Говорю как другу, ибо мне все-таки хочется остаться твоим другом. Я твой должник навеки везде, кроме моря. Салют!

– Надеюсь, что я захвачу твой черный корабль. Салют, капитан!

Родригес гордо удалился. Ёсинака и самураи проводили его. У ворот португалец получил свое оружие и вскоре исчез в ночной темноте…

Ёсинака подождал, пока часовые не вернутся на свои места, и пошел к себе. Блэкторн так и сидел на подушке. Улыбающаяся служанка, которую он послал за саке, прибежала с подносом. Она наполнила его чашку и приготовилась ухаживать за господином, но Блэкторн ее отпустил. Теперь он остался один. Ночные звуки окружили его: шорохи, плеск водопада, копошение ночных птиц. Все было как раньше, но необратимо изменилось.

Опечаленный, Блэкторн потянулся к бутыли, чтобы налить себе еще саке, но рядом зашуршал шелк, и бутылочку взяла рука Марико. Она плеснула саке в его чашку и не забыла про себя.