Сёгун - Джеймс Клавелл

– Рис служит нам пищей, Андзин-сан, дает татами для сна, сандалии для ходьбы, одежду, укрывающую нас от дождя и холода, солому, чтобы утеплять наши дома, бумагу для письма. Без риса мы не могли бы существовать.

– Но такая вонь, Марико-сан!

– Это не большая цена за щедрость. Просто делайте как мы – открывайте свой слух, зрение и сознание. Слушайте ветер и дождь, насекомых и птиц, слушайте, как растет трава, и мысленно представляйте череду поколений, конец которой теряется в вечности. Научившись этому, Андзин-сан, вы скоро ощутите красоту жизни. Это требует усилий… но вы станете совсем японцем, не так ли?

– Ах, благодарю вас, госпожа моя! Но должен признаться, что я уже начинаю любить рис. Да-да, я, пожалуй, предпочитаю его картофелю… И знаете что еще: я не так скучаю по мясу, как раньше. Разве это не странно? И уже не мучаюсь голодом.

– А я голодна, как никогда в жизни.

– Да я говорю о пище.

– Ах, я тоже…

За три дня до перехода через перевал Хаконэ у нее начались месячные, и она попросила его взять себе на ночь одну из служанок в гостинице:

– Это будет разумно, Андзин-сан.

– Предпочитаю обойтись без них, извини меня.

– Пожалуйста, прошу тебя! Это для безопасности. Так благоразумней.

– Если вы так хотите, тогда да. Но завтра ночью, не сегодня. Сегодня вечером давайте просто ляжем спать вместе, в мире и спокойствии…

«Да, – думала теперь Марико, – ту ночь мы проспали спокойно, а рассвет был так прекрасен, что я покинула теплую постель, села на веранде с Тиммоко и следила, как рождается новый день…»

– Ах, доброе утро, госпожа Тода. – У входа в сад стояла Гёко, кланяясь ей. – Какой чудесный рассвет!

– Да, красивый.

– Простите, можно я вам помешаю? Могу я поговорить с вами наедине – о делах?

– Конечно. – Марико сошла с веранды, не желая будить Андзин-сана. Она отправила Тиммоко за зеленым чаем и приказала постелить одеяла на траве, поближе к небольшому водопаду.

Когда они остались одни и приличия позволили начать разговор, Гёко сказала:

– Я все думаю, как бы мне помочь Торанага-сама.

– Тысяча коку – более чем великодушно с вашей стороны.

– Еще ценнее могут быть три секрета.

– Даже один, Гёко-сан, если он стоящий.

– Андзин-сан – хороший человек, да? О его будущем тоже надо позаботиться, правда?

– У Андзин-сана своя карма, – ответила она, догадываясь, что придется пойти на сделку. Чем можно поступиться? И надо ли поступаться? – Мы говорим о господине Торанаге, так? Или один из ваших секретов касается Андзин-сана?

– О нет, госпожа. Впрочем, как вы сказали, у Андзин-сана своя карма, так что, я думаю, у него есть и свои секреты. Мне только кажется, что Андзин-сан – один из любимых вассалов господина Торанаги, а то, что пойдет на пользу нашему господину, полезно его вассалам, правда?

– Согласна. Конечно, долг вассала – передавать своему господину любые сведения, которые способны ему помочь.

– Верно, госпожа, очень верно. Ах, это такая честь для меня – служить вам. Хонто. Могу я выразить вам, как польщена тем, что мне позволено путешествовать с вами? Разговаривать с вами, делить трапезу, перекинуться шуткой, подать смиренный совет в меру скудного разумения моего – уж извините. Ваша мудрость так же безмерна, как ваша красота, а ваше мужество столь же велико, как ваши титулы.

– Ах, Гёко-сан, пожалуйста, извините меня, вы так добры, так заботливы. Я просто супруга одного из военачальников моего господина. Так что вы говорили? Четыре секрета?

– Три, госпожа. Я подумала, не походатайствуете ли вы за меня перед господином Торанагой? Неразумно мне самой шептать ему о том, что я считаю правдой. Это было бы очень дурным тоном. Я не смогу выбрать правильных слов, найти способ изложить перед ним сведения. Ведь в любом случае в деле любой важности наш обычай использовать посредников намного лучше, правда?

– Кику-сан, конечно, больше подошла бы для этого дела. Я не знаю, когда за мной пришлют, скоро ли я удостоюсь аудиенции или даже найдут ли нужным выслушать то, что я хочу сказать.

– Пожалуйста, извините меня, госпожа, но вы подходите куда лучше. Вы можете судить о ценности сведений, она – нет. Вас он слушает, с ней занимается другими вещами.

– Я не советник, Гёко-сан, и не могу оценить ваши тайны.

– Я говорю: эти новости стоят тысячу коку.

– Со дэс ка?

Проверив, не подслушивает ли кто, Гёко выложила Марико, что выболтал отлученный христианский священник, исповедовавший господина Оноси и приходящийся племянником господину Хариме, что проведал второй повар Оми о замыслах хозяина и его матери насчет Ябу и, наконец, что она узнала о Дзатаки, о его страсти к госпоже Отибе и отношениях последней с Исидо.

Марико внимательно слушала, не высказывая своего мнения, хотя и была неприятно поражена нарушением тайны исповеди. Ум ее метался, перебирая массу возможностей, открываемых тем, что она узнала. Потом она устроила Гёко перекрестный допрос, желая удостовериться, все ли правильно поняла и запомнила.

Когда же она убедилась: да, из Гёко вытянуто все, что та готова открыть – ибо, разумеется, у столь искушенной в торговле особы наверняка осталось что-то про запас, – то послала за свежим чаем.

Марико сама наполнила чашку Гёко, и они спокойно потягивали горячий напиток. Обе настороженные, уверенные в себе.

– Не знаю, как определить, насколько ценны эти сведения, Гёко-сан.

– Понятное дело, Марико-сан.

– Думаю, эти новости – и тысяча коку – очень обрадуют господина Торанагу.

Гёко удержала ругательство, готовое сорваться с губ. Она ожидала, что раскрытые ею секреты положат конец торгам.

– Простите, но подобная сумма ничтожна для такого важного даймё, между тем как это целое состояние для крестьянки вроде меня. Тысяча коку сделают меня основоположницей состояния всего рода, правда? Каждый должен знать свое место, госпожа Тода, ведь так? – Ее тон был очень язвителен.

– Да. Хорошо знать, кто вы и что вы, Гёко-сан. Это одно из редких преимуществ, которые мужчина уступил женщине. К счастью, мне известно, кто я. Еще как известно. Пожалуйста, переходите к тому, чего вы хотите.

Гёко не дрогнула от угрозы, но бросилась в атаку с грубой прямотой:

– А суть сказанного в том, что обе мы знаем жизнь и понимаем смерть, обе считаем, что везде и все зависит от денег – даже в аду.

– Вы так думаете?

– Да. Так что, простите, я считаю, тысяча коку – слишком много.

– Смерть предпочтительнее?

– Я уже написала свои предсмертные стихи, госпожа:

Когда я умру,Не сжигайте меня,Не хороните.Просто бросьте на поле тело мое —На поживу голодным псам.

– Это можно устроить. Очень просто.

– Да. Но у меня длинные уши и короткий язык, а это может еще не раз пригодиться.

Марико налила еще чая – себе.

– Извините, что вы сказали?

– О да, конечно. Пожалуйста, извините меня, но это не хвастовство. Я хорошо подготовилась, госпожа. К этому и многому другому. Смерти я не боюсь. Завещание написано, сыну оставлены подробные наставления на случай моей неожиданной смерти. Я заключила мир с богами задолго до этого мгновения и на сорок дней после смерти… Я уверена: мне удастся возродиться. А если и нет, – она пожала плечами, – тогда я стану ками… – Веер ее замер. – Так что, я могу рассчитывать на встречу в течение месяца? Пожалуйста, простите, что напоминаю, но я как вы: ничего не боюсь. Но, в отличие от вас, мне в этой жизни нечего терять.

– Так много разговоров об ужасных вещах, Гёко-сан, в такое приятное утро. Ведь оно упоительно, правда? – Марико собралась спрятать коготки. – Я предпочитаю видеть вас живой, процветающей, почтенной дамой, одним из столпов вашей новой гильдии. Ах, это была очень тонкая мысль! Хорошая идея, Гёко-сан.

– Благодарю вас, госпожа. Я тоже желаю вам всяческого благополучия, счастья и преуспеяния во всем, чего ни захочется. Со всеми забавами и почестями, которые вам потребны.

– «Забавами»? – повторила Марико, почуяв опасность.

Гёко была похожа на хорошо натасканную собаку, идущую по следу за зверем.

– Я только крестьянка, госпожа, так что не знаю, какие почести, какие забавы доставляют удовольствие вам. Или вашему сыну.

Ни та ни другая не заметили, как между пальцами Марико сломалась тонкая деревянная планка веера. Бриз утих. Теперь в саду, который выходил к ленивому, неподвижному морю, повис влажный, горячий воздух. Мухи роями гудели вокруг, усаживались, снова взлетали.

– Ну а каких «забав» и «почестей» хотели бы вы для себя? – Марико с недоброй улыбкой рассматривала пожилую женщину, ясно поняв теперь, что должна ее убрать ради спасения своего сына.

– Для себя – ничего. Господин Торанага оказал мне почести и одарил богатствами, о которых я и не мечтала. Но вот мой сын – о да, господин мог бы помочь ему.

– Чем помочь?

– Двумя мечами.