Сёгун - Джеймс Клавелл

– Портовые власти сказали: киндзиру, так что прости. Киндзиру есть киндзиру, будь оно неладно! Помнишь? Это тебе не Нагасаки.

– Да, клянусь кровью Христа, очень жаль! – Здоровяк-боцман обиделся. – Подумаешь, прикончили одного японца.

– Одного убили, двух тяжело ранили, тьму народу покалечили, изуродовали девушку, прежде чем самураи остановили побоище. Я предупреждал вас перед выходом на берег: Нумадзу не Нагасаки, ведите себя прилично! Мадонна! Вам повезло, что удалось сбежать, потеряв только одного моряка. Они имели законное право убить вас всех пятерых.

– Их закон, капитан, – это не наш закон. Проклятые обезьяны! Обычный скандал в борделе.

– Да, но его начали вы, власти запретили нам сходить на берег, вы все под арестом. Ты в том числе! – Родригес переставил ногу, чтобы облегчить боль. – Потерпи, Пезаро. Как только святой отец уедет, мы уйдем отсюда.

– С приливом? На рассвете? Это приказ?

– Нет. Пока нет. Пока только приготовь баркас. Со мной поедет Гомес.

– Возьмите меня тоже, а? Пожалуйста, капитан. Сил моих нет торчать на этой проклятой посудине.

– Нет. И не вздумайте сойти на берег сегодня вечером, ты или кто-нибудь из наших.

– А если вы не вернетесь на рассвете?

– Вы будете гнить здесь на якоре, пока я не вернусь. Ясно?

Недовольство боцмана усилилось. Он поколебался, потом буркнул:

– Да, ясно, клянусь Богом!

– Хорошо. – Родригес спустился вниз.

Алвито спал, но проснулся сразу же, как только капитан открыл дверь каюты.

– Ну, все нормально? – спросил он.

– Да. Просто прилив сменяется отливом. – Родригес глотнул немного вина, чтобы отбить противный вкус во рту. Бунт на корабле – чертовски неприятная штука. Если бы Пезаро не повиновался, пришлось бы продырявить ему башку, заковать в кандалы, всыпать пятьдесят линьков, протащить под килем или применить еще одно из ста наказаний, предусмотренных морскими уставами для поддержания дисциплины. Без дисциплины корабль погибнет. – Что дальше, отец? Выходим на рассвете?

– А как с почтовыми голубями?

– Они в хорошей форме. У нас их шесть штук – четыре из Нагасаки, два из Осаки.

Священник посмотрел на солнце. До заката еще четыре или пять часов. Времени для отправки птиц с первым шифрованным сообщением достаточно, он долго его обдумывал: «Торанага подчинился приказу Совета регентов. Собираюсь в Эдо, потом в Осаку. Буду сопровождать Торанагу в Осаку. Он разрешил строить собор в Эдо. Подробное сообщение перешлю с Родригесом».

– Вы не попросите немедленно подготовить двух птиц для Нагасаки и одну для Осаки? – сказал Алвито. – Потом поговорим. Я не поплыву с вами обратно. Я думаю попасть в Эдо сушей. На это уйдет вся ночь и завтрашний день. А сейчас я сажусь писать подробное сообщение, которое вы отвезете отцу-инспектору и вручите только ему лично в руки. Вы сможете отплыть сразу же, как только я закончу письма?

– Да. Если будет слишком поздно, я подожду до рассвета. Здесь на десять лиг кругом полно отмелей и движущихся песков.

Алвито согласился. Еще двенадцать часов ничего не решат. Было бы намного лучше, если бы он смог сообщить новости прямо из Ёкосэ. Покарай Боже того дьявола, который истребил птиц! «Потерпи, – сказал он себе. – К чему такая спешка? Разве терпение не главное правило нашего ордена? Терпение. Все приходит к тому, кто ждет и работает. Что значат двенадцать часов или даже восемь дней? Они не могут изменить ход истории. Смерть была предопределена еще в Ёкосэ».

– Вы поедете вместе с англичанином? – уточнил Родригес. – Как раньше?

– Да. Из Эдо я отправлюсь в Осаку. Буду сопровождать Торанагу. Мне бы хотелось, чтобы вы сделали остановку в Осаке на случай, если отец-инспектор вдруг окажется там, отправится туда из Нагасаки до вашего приезда или едет туда сейчас. Письмо вы можете отдать отцу Сольди, его секретарю, но только ему.

– Хорошо. Я буду рад уехать. Мне здесь не нравится.

– С Божьей помощью мы можем все тут изменить, Родригес. Если на то будет Божья воля, мы обратим в нашу веру всех здешних язычников.

– Аминь. – Родригес переменил положение ноги, уменьшив нагрузку, и пульсирующая боль в ней сразу прекратилась. Он выглянул в окно, потом нетерпеливо встал. – Я схожу за голубями сам. Пишите свое письмо, потом поговорим. Об англичанине.

Родригес вышел на палубу и выбрал голубей в корзинах. Когда он вернулся, священник уже достал особое перо, не толще иглы на конце, чернила и записывал кодированное послание на тонких листочках бумаги. Скатав листочки в трубку, Алвито вложил их в маленькие патрончики, запечатал контейнеры и выпустил птиц. Все три голубя сделали круг над кораблем, потом цепочкой потянулись на запад, к полуденному солнцу.

– Мы поговорим здесь или спустимся ниже?

– Здесь. Тут прохладнее. – Родригес отослал вахтенного с юта на середину корабля, чтобы тот не мог подслушать.

Алвито устроился в морском кресле.

– Сначала о Торанаге.

Он коротко поведал капитану о том, что случилось в Ёкосэ, опустив историю с братом Жозефом и свои подозрения относительно Марико и Блэкторна. Родригес был не менее его ошеломлен известием о том, что Торанага собрался предстать перед Советом регентов.

– Сложил оружие? Это невозможно! Теперь нам ничто не угрожает, черный корабль вне опасности, Церковь станет богаче, мы разбогатеем… Благодарение Господу, всем святым и Мадонне! Это самая лучшая новость, какую вы только могли принести, отец. Мы в безопасности!

– Если так захочет Бог. Торанага обеспокоил меня одним своим заявлением. Он сказал следующее: «Я могу освободить Андзин-сана. И отдать ему корабль. Со всеми пушками».

Хорошее настроение Родригеса сразу испарилось.

– «Эразм» все еще в Эдо? В распоряжении Торанаги?

– Да. Освобождение англичанина может повлечь серьезные последствия?

– Серьезные? Имея на борту пушки и мало-мальски приличную команду с Блэкторном во главе, эта посудина разнесет черный корабль вдребезги, если застигнет его между Японией и Макао. У нас нет судов сопровождения – только маленький фрегат, который не способен противостоять «Эразму»! Он сможет танцевать вокруг нас, и мы должны будем спустить флаги.

– Вы уверены?

– Да. Богом клянусь, это будет избиение младенцев! – Родригес сердито стукнул кулаком. – Но подождите! Англичанин сказал, что из его команды уцелело двенадцать человек, и не все моряки – многие купцы, к тому же большинство изнурено цингой. Их слишком мало, чтобы управлять кораблем. Команду он может набрать лишь в Нагасаки или Макао. В Нагасаки ему стоит только кинуть клич – и набежит куча голодранцев. Там есть такие… что лучше бы держать его подальше оттуда и от Макао!

– Ну а если, скажем, он наберет команду из местных жителей?

– Вы имеете в виду головорезов Торанаги? Или вако? Думаете, что после капитуляции Торанаги все его люди станут ронинами, да? Если у англичанина будет достаточно времени, он сумеет обучить их. С легкостью. Боже мой… Прошу меня извинить, отец, но если англичанин рекрутирует самураев или вако… Нельзя так рисковать – он слишком опасен. Мы все видели это в Осаке! Дать ему полную свободу в этой проклятой Азии с самурайской командой…

Алвито следил за Родригесом, еще более озабоченный.

– Я думаю, следует послать еще одно сообщение отцу-инспектору. Он должен знать. Вдруг это окажется очень серьезно. Он придумает, что делать.

– Я знаю, что делать! – Родригес с размаху грохнул кулаком по планширу, вскочил и повернулся к борту спиной. – Слушайте, отец, слушайте мою исповедь! В первую ночь – самую первую ночь – на галере, когда мы вышли из Андзиро в море, он стоял рядом со мной возле борта. Сердце тогда подсказывало мне, что его нужно убить. И еще раз, во время шторма. Господи Иисусе, помоги мне! Я послал этого сукина сына на нос и умышленно отклонился по ветру без предупреждения, чтобы утопить его, – он не был привязан страховочным концом, но англичанин не упал за борт, как случилось бы с любым другим. Я подумал, это перст Божий, и еще больше укрепился в уверенности, когда позже он выказал себя умелым рулевым и спас мой корабль. И потом, когда судно оказалось в безопасности, а меня смыло волной и я пускал пузыри, моей последней мыслью было, что это Божья кара за попытку его убить. «Ты не должен был так поступать с капитаном – он никогда бы так не поступил!» Я заслужил это. А после, когда я остался жив, а он склонился надо мной, чтобы дать мне напиться, я был пристыжен, и снова просил прощения у Бога, и клялся, дал священный обет помочь ему. Мадонна! – Он запнулся, испытывая сильнейшие душевные муки. – Этот человек спас меня, несмотря на то что я неоднократно пытался его убить. Я видел это по его глазам. Он спас меня, помог выжить, а сейчас я собираюсь его уничтожить.

– Почему?

– Генерал-капитан был прав: только чудо спасет нас, если англичанин выйдет в море на «Эразме», вооруженный, с мало-мальски приличной командой.