Гайда! - Нина Николаевна Колядина

Он сделал многозначительную паузу и, придав своему голосу некоторую таинственность, все так же тихо продолжил:

– Но кое-что мне известно. Не из писем, конечно. Я сам в марте к па…, к отцу ездил, в Пензу. И не один раз!

– Да? – удивился Березин. – И чего тебя туда понесло? Во время учебного года-то?

– Ну, во-первых, я давно не видел отца. Когда он на Рижском фронте воевал, кто бы меня туда пустил? А Пенза – это ведь совсем другое дело, это же глубокий тыл, да и находится недалеко от нас: верст триста, может, чуть больше. Ехать-то одну ночь! – бойко отчитался Аркаша и неожиданно замолчал, словно забыл, о чем еще хотел поведать товарищу.

– А во-вторых? – «подсказал» ему Николай.

– Во-вторых… Во-вторых… – замялся Аркадий. – Да, это неважно…

Он сделал глубокий вдох, набрав полную грудь прохладного ночного воздуха, медленно его выдохнул, успев за это время преодолеть появившуюся у него растерянность, и продолжил начатый Березиным разговор:

– Так вот, о событиях в Пензе. Но начать придется издалека. Как ты знаешь, Чехия входила в состав Австро-Венгрии и вместе с ней вступила в войну против Антанты. Еще в первые месяцы войны много чехословаков попало к нам в плен, некоторые даже специально сдавались. Вроде как предателями становились. Но на самом деле никакими предателями они не были!

– Голиков, ты за дурака меня держишь? – возмутился Березин. – Как будто я газет не читал и не знаю, что многие чехословаки хотели освободиться от своих эксплуататоров – австро-венгров – и создать свое, независимое государство. Поэтому и сдавались в плен – и не только нам, но и французам, и англичанам, – чтобы бороться со своими угнетателями на стороне Антанты. Кстати, я помню, как еще в четырнадцатом году газеты писали о том, что из чехословацких военнопленных формируются вооруженные отряды, которые участвуют в боевых действиях в составе русской армии. Так что понятно, почему они себя предателями не считали и не считают. Я все это знаю! Но Пенза-то тут причем?

– Если ты такой умный, то чего спрашиваешь? – обиделся Аркадий.

– Так я про чехословаков знаю и про то, что часть из них на нашей стороне воевала. А про Пензу мне ничего не известно, – пожал плечами Березин и попросил:

– Ладно, Аркаш, не обижайся. Расскажи, пожалуйста, что там происходит.

– Хорошо, – согласился Аркадий. – Только больше не перебивай, а то не буду рассказывать. И из газет ничего не узнаешь – в них не все пишут. А вот мой отец много чего знает. Его специально направили в Пензу, чтобы в важном деле участвовать. В общем, слушай…

Конечно, если бы на месте Березина был кто-то еще – пусть даже из его лучших друзей по училищу или проживающих по соседству ребят, от которых у него раньше никогда не было секретов, – Аркаша бы никаким уговорам не поддался. Но Николай – другое дело. Уж ему-то любую тайну можно доверить!

И он поделился с Березиным всем, что узнал от Петра Исидоровича во время своих поездок в Пензу и что увидел в этом городе сам.

…Когда поезд, скрипя тормозами и лязгая сцепками, начал замедлять ход, стало понятно, что до станции осталось несколько минут езды. Аркаша посмотрел на заиндевевшее оконное стекло и, не увидев на нем ничего, кроме нарисованной ночным морозцем картины, напоминающей зимний лес, сначала выпустил в середину этого «леса» струю горячего воздуха изо рта, потом пальцем протер в «картине» дырку – достаточно большую для того, чтобы можно было разглядеть проплывающий за окном пейзаж. За стеклом мелькали заснеженные, с появившимися кое-где проталинами поля, покачивающие голыми ветками деревья и кустарники, потом замелькали такие же, как и на окраинах Арзамаса, домики – одноэтажные, деревянные, с вьющимся из печных труб синевато-серым дымком.

Вскоре раздался последний, долгий и пронзительный скрип тормозных колодок, и состав, наконец, остановился. Вдоль всей платформы тянулся красивый каменный вокзал с возвышающимся в центре куполом и большими арочными окнами. Пассажиры, для которых станция Пенза была конечной, позевывая и поеживаясь от утреннего холода, прихватив свои мешки, баулы и корзинки, устремились к выходу.

Аркадий легко соскочил с подножки вагона на обледеневшую платформу и, не отходя от поезда, начал вглядываться в лица снующих в разные стороны людей, надеясь увидеть среди них самое родное, самое любимое на всем белом свете лицо – лицо своего отца. Накануне он написал Петру Исидоровичу, что собирается приехать, и надеялся, что тот встретит его на вокзале, но отец так и не появился.

Толпа пассажиров понемногу рассеялась: одни отправились по домам или по своим делам, другие – кому предстоял дальнейший путь на восток – заняли места в прокуренных вагонах. Над опустевшей платформой нависла казавшаяся непривычной после грохота колес тишина. Аркадий вздрогнул, когда эту тишину разорвал истошный гудок паровоза. И тут же, выпустив из трубы огромное облако пара, состав двинулся в путь.

Аркаша, в глубине души все еще надеясь на то, что папа вот-вот появится на перроне, уходить не торопился. Он повернулся лицом к постепенно набирающему скорость поезду, чтобы проводить его взглядом. Когда перед глазами проплыл последний вагон, ему показалось, что прилегающая к железнодорожной платформе территория выглядит не так, какой он увидел ее три недели назад, в начале марта, во время своей первой поездки к отцу. Тогда после отправления пассажирского состава, на котором он сюда приехал, взору открывалось ровное заснеженное пространство, словно разлинованное не одной парой стальных рельсов. На этот раз железнодорожные пути были забиты вагонами – явно не пассажирскими. Возле некоторых из них прохаживались какие-то люди в военной форме.

Что это за люди и почему на станции так много вагонов, Аркадий тогда не знал. Он бы быстрее разобрался в ситуации, если бы был в курсе предшествующих ей событий…

Когда после октябрьского переворота к власти пришли большевики, отношения с ними у чехословацких легионеров сначала складывались вполне нормально. Но после того, как 3-го марта 1918-го года в Брест-Литовске между представителями Советской России и блока Центральных держав был подписан сепаратный мирный договор, по условиям которого Россия выходила из войны, ситуация изменилась: согласно этому договору все войска Антанты необходимо было срочно удалить с российской территории.

Остро встал вопрос о том, как быть с чехословацкими легионерами. Обсудив создавшееся положение, советское правительство и представители Чехословацкого национального совета /1/ договорились, что чехословацкий корпус, насчитывающий к тому времени более 50 тысяч человек, будет переброшен из России во Францию. Предстояло решить вопрос, как эту операцию осуществить.

Ближайший морской путь – через порты Мурманска и Архангельска – был опасен, так как северные воды контролировал мощный германский флот. Представителей ЧСНС, естественно, такой вариант