Гайда! - Нина Николаевна Колядина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6.
– Погода какая-то промозглая, – поежившись от забравшегося под куртку холодного, сырого воздуха, сказал Аркаша. – И грязи везде по колено. В прошлом году в это время уже трава зеленела, листочки распускались, а сейчас… Мы вчера с ребятами в березовую рощу – ну, что у Всехсвятского кладбища, – ходили, так там одна грязь. А под деревьями даже снег лежит!
– Так что ты хочешь? Сегодня двадцать третье апреля, а по старому стилю – только десятое, – раздался в темноте голос Аркашиного товарища Николая Березина, вместе с которым они патрулировали улицы ночного Арзамаса. – Календарь поменяли, а погоду-то не передвинешь!
– Да знаю я, – согласился Аркаша и засмеялся:
– Помнишь, как чудно было: спать легли тридцать первого января, а проснулись – четырнадцатого февраля! Две недели как будто проспали!
– Да уж… – усмехнулся Березин. – Вообще, с этим новым стилем люди еще долго будут путаться. Тем более, попы его не признают, а народ у нас темный, церковникам верит.
– Ну и что, что попы не признают? Их от государства отделили, вот и пусть в своей церкви что хотят, то и признают. А Совнарком по-другому решил, потому что во всех странах люди давно уже от юлианского календаря отказались, – высказал свою точку зрения Аркадий.
Неожиданно Николай замер на месте. Схватив напарника за руку, он заставил его остановиться и, понизив голос, спросил:
– Ты ничего не слышал?
– Нет, – также тихо ответил Аркадий.
– Показалось, стреляли где-то. Вроде, на площади, – негромко сказал Березин и со словами: «А ну, пошли, посмотрим!» – потащил его в сторону центра.
От Аркашиной веселости не осталось и следа. Крепко сжав рукой ремень висевшей на плече винтовки, он быстрым шагом последовал за своим старшим товарищем к Соборной площади. Сердце мальчика билось так сильно, что, казалось, если бы не раздававшиеся в ночной тишине его и Березина шаги, заглушавшие этот стук, его слышала бы вся округа.
«Вчера в центре была перестрелка, пятерых наших ранили», – пронеслась в голове Аркадия мысль, от которой его сердце забилось еще сильнее.
Сам он во вчерашних событиях не участвовал, ему товарищи рассказали. А вот сегодня – все может быть! Если Колька действительно слышал выстрелы, то им, возможно, тоже придется применить оружие. И уж тогда-то он всем докажет, что не струсит перед врагами революции!
Почти бегом они пересекли Поповский переулок и оказались на Соборной площади возле белокаменной стены «теплого» храма.
Вообще-то, храм этот правильно, по-церковному, назывался церковью иконы Божьей Матери «Живоносный Источник». Но несколько лет назад, незадолго до того, как Голиковы поселились в Арзамасе, какой-то местный купец – кажется, его фамилия Сурин – на свои собственные средства провел в храм водяное отопление, и горожане начали называть его то «теплым», то «зимним». Аркаше, еще когда он был маленьким, об этом рассказала тетя Даша. Однажды она взяла его с собой на службу, и мальчик своими ушами слышал, как прихожане благодарили купца за его деяние. Потом-то родители строго-настрого запретили Дарье водить ребенка в церковь…
– Прижмись к стене, не высовывайся! – скомандовал Березин.
Аркадий послушался. Они встали рядом, плечо к плечу, притаившись у стены «теплой» церкви. Напротив высилась громада Воскресенского собора, который ночью выглядел еще более величественно, чем днем.
Минуту-другую они стояли в полной тишине, нарушаемой, разве что, их собственным дыханием. За это время Аркаша успел подумать о том, что на фоне белой стены их, одетых во все черное, даже в темноте видно чуть ли не с любой точки площади. Если бы тут, кроме них, находился кто-нибудь еще, кто захотел бы с ними расправиться, он уже давно бы это сделал.
Видимо, та же мысль пришла в голову и Николаю. Отделившись от стены, он огляделся, внимательно всматриваясь в каждое здание, в каждый закоулок, и сказал:
– Нет никого. Показалось, наверное. Или удрали, сволочи.
Потом, задрав голову кверху, Березин остановил свой взор на куполах Воскресенского собора, контуры которых выделялись на фоне темного ночного неба.
– Красота-то какая! Надо же такое соорудить, – похвалил создателей собора Аркашин товарищ. – У нас, в Нижнем, где я в детстве жил, тоже много красивых храмов, но этот… Ночью он особенно красив. Давай постоим тут еще немного.
Он снова принялся рассматривать купола, фронтоны и поддерживающие их колонны Воскресенского храма.
Аркаше вспомнилось, как в училище батюшка на законе божьем рассказывал реалистам об этом соборе, который построили в честь победы русского народа в войне с Наполеоном. Проект храма выполнил какой-то местный архитектор, уроженец Арзамаса, который, видимо, всю душу вложил в свое детище. Собор, построенный на высоком холме, стал главным украшением города. Каждый, кто сюда приезжал, любовался его величавой красотой.
Вот и Березин все никак не мог оторвать от него глаз. Аркадий даже удивился, что его товарищ оказался таким сентиментальным – всего несколько минут назад они неслись по городским улицам за предполагаемыми бандитами, готовы были вступить с ними в бой, а теперь – нате, пожалуйста! – он купола рассматривает.
«И все-таки Колька – настоящий революционер», – подумал Аркаша.
Березина он очень уважал. Считал его одним из самых дисциплинированных и ответственных среди арзамасских большевиков. Ведь недаром товарищи избрали Николая председателем городского комитета РКП (б). И это несмотря на молодость – Березин был всего на четыре года старше Аркадия и только в прошлом году окончил реальное училище. А еще он был членом исполкома Арзамасского городского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и членом редколлегии газеты «Молот», выпуск которой большевики наладили в первые дни установления Советской власти в городе.
Сердце Аркадия наполнилось чувством гордости, оттого что он вместе с таким человеком на равных – ну, или почти на равных – участвует в одном большом, можно сказать, великом деле: утверждении новой жизни в обновленной, свободной от предрассудков России. Конечно, по молодости лет ему самому пока не доверяют серьезных поручений. Но разве сбор пожертвований в пользу солдат, а теперь – и патрулирование городских улиц в ночное время суток, на которое он получил специальное разрешение Революционного штаба, – разве все это не считается настоящей революционной работой? А что его ждет впереди?
– Голиков, от отца-то есть какие известия? – оторвавшись, наконец, от созерцания собора, спросил, прервав Аркашины мысли, Березин. – Ты говорил, он сейчас в Пензе. Там, я слышал, суета какая-то происходит, но никто толком ничего не знает. Отец-то что-нибудь об этом пишет?
В почти кромешной тьме Николай не увидел, как с лица его товарища вмиг слетело восторженно-романтичное выражение, появившееся на нем при мыслях о великих делах и революционных преобразованиях.
– Отец-то ничего про это не пишет, – почти шепотом, как будто их могли подслушать, ответил Аркадий. – Ты же понимаешь, что не обо всем можно
