Поэзия английского романтизма XIX века - Уильям Блейк

ИЗ «МАНУСКРИПТА ПИКЕРИНГА»

[66]

Улыбка

Перевод В. Топорова

Вот улыбка любви,Вот улыбка обмана,А вот — Улыбка УлыбкиНегаданно и нежданно!

Вот ненависти злобаИ зависти ядовитой,Вот Злоба за-ради Злобы,Что вечно живет несытой!

Она заползает в сердце,Его ободрав, как липку.Не хочется улыбаться…Но надо любить улыбку!

Связать колыбель с могилойУлыбке одной под силу. —И улыбнется младенец,А злоба уйдет в могилу!

Златая сеть

Перевод В. Топорова

[67]

Три девы[68] на рассвете дня:— Зачем седлаешь ты коня?— Куда спешишь во весь опор?— Любимый наш! Какой позор!

Одна — вся пламенем горит.Другая — цепь тоски влачит.А третья — блещет златом косИ жемчугом невинных слез.

Трех дев опутывает сеть!Они желают умереть,Как рыбки, прыгая в сети…Такого я не мог снести!

Иль той, что пламенем горит,Тоски никто не утолит?Иль той, что блещет златом кос,Никто не зацелует слез?

И я заплакал… В тот же миг,Как мой забил, их смолк родник,Улыбка на устах зажглась,И Сеть Златая — порвалась!

Но и в обрывках — я погиб.Я развлекаю бывших рыб —И сам я пламенем горю,И сам с тоской на них смотрю,И слезы лью теперь я сам…Рассвет! Рассвет! Скорее к нам!

Странствие

Перевод В. Топорова

[69]

Я странствовал в стране людей,Я был в краю мужей и жен,И видел там позор и срамИ слышал стон со всех сторон.

Там сущий смех — родить дитяИ мука сущая — зачать;Так мы, свой плуг в слезах ведя,Зерно радехоньки собрать.

А родилось дитя — егоСпешат к старухе отнести,И та берется за него,Как будто хочет извести:

Ломает косточки ему,Дает не соску, а репей,Несет раздетым в хлад и тьму,В зной пеленает потеплей,

Из жил выдавливает стон,Жжет грудь горячим утюгом. —Но с каждым днем все старше он,Она ж — моложе с каждым днем…

И юной девою онаПред ним, кто мужем стал, встает,Любви и кротости полна.И все идет наоборот:

Она ему принадлежит,Все косточки ее хрустят,И жилка с жилкою дрожит, —И урожай его богат,

Собранный 77 раз.Но, старец, бросит он ееИ кинет свету напоказВсе то, что вытряс из нее:

Алмазы слез, рубин любви,Надежды чистый изумруд,И злато жизни, все в крови,И жемчуг мучеников тут. —

Его еда, его питье,Его услада и оплот…Теперь богатство он своеКому угодно раздает.

Но эта щедрость — всем мерзка.Все издеваются, дразняБылым могуществом, — покаНе выйдет дева из огня.

Живой огонь — она сама,И златом жизни блещет лик.Стеная и сходя с ума,Робеет перед ней старик.

Она, отважна и дерзка,Сама идет за женихом, —И прогоняют старика,И запираются вдвоем.

И дряхлый старец обреченПродолжить свой постыдный путь,Пока себе не сыщет онПодругу в жертвы где-нибудь.

И вот нашел… Она — малаВ слепых объятьях ветхих рук,Но разом — словно расцвелаСтрана предательств и разлук.

Здесь крики вспугнутых гостей,Вина и яств смертельный жар,В нещадном пламени страстейЗемля вращается, как шар,

Здесь солнце, звезды и луна,Миры планет и космос весьПомеркли, стихли. Ночь темна,И нечего ни пить, ни есть.

Но, воскресая, полутрупЕст, пьет, кусает и сосетЕе невинных детских губ,Ее любви душистый мед.

Она становится взрослей,Он молодеет с каждым днем, —И убегают от людей,Влекомы страхом и стыдом.

Она, как лань, несется прочь,Ее повсюду ловит онИ истязает день и ночь,Ее любовью обольщен.

Ее любовь — мороз в крови,А ненависть — душистый мед,О, дивный Лабиринт Любви,Где тигр ягненком вопиет!

И он младенцем вопиет,Она кликушей голосит.Всем любящим придет чередВ пустыне той поставить скит.

В пустыне — райские плодыКачаются на деревах,Чтоб вы не чуяли беды,Когда поселитесь в песках.

И лишь Младенца увидав,Расхристанного на земле,Бегут любовники стремглав,«Он родился!» — звучит во мгле.

Ведь кто возьмет его с земли, —Отсохнут руки у того;Сады в пустыне отцвели,И львы сбежали от него.

Лежит Младенец, невредим,Пока, с недобрым блеском глаз,Старуха не придет за ним…И все пойдет, как в прошлый раз.

Мэри

Перевод С. Маршака

Прекрасная Мэри впервые пришлаНа праздник меж первых красавиц села.Нашла она много друзей и подруг,И вот что о ней говорили вокруг:

«Неужели к нам ангел спустился с небесИли век золотой в наше время воскрес?Свет небесных лучей затмевает она.Приоткроет уста — наступает весна».

Мэри движется тихо в сиянье своейКрасоты, от которой и всем веселей.И, стыдливо краснея, сама сознает,Что прекрасное сто́ит любви и забот.

Утром люди проснулись и вспомнили ночь,И веселье продлить они были не прочь.Мэри так же беспечно на праздник пришла,Но друзей она больше в толпе не нашла.

Кто сказал, что прекрасная Мэри горда,Кто добавил, что Мэри не знает стыда.Будто ветер сырой налетел и унесЛепестки распустившихся лилии и роз.

«О, зачем я красивой на свет рождена?Почему не похожа на всех я одна?Почему, одарив меня щедрой рукой,Небеса меня предали злобе людской?

«Будь смиренна, как ангел, как голубь, чиста, —Таково, мне твердили, ученье Христа.Если ж зависть рождаешь ты в душах у всехКрасотою своей, — на тебе этот грех!»

Я не буду красивой, сменю свой наряд,Мой румянец поблекнет, померкнет мой взгляд.Если ж кто предпочтет меня милой своей,Я отвергну любовь и пошлю его к ней».

Мэри скромно оделась и вышла чуть свет.«Сумасшедшая!» — крикнул мальчишка вослед.Мэри скромный, но чистый надела наряд,А вернулась забрызгана грязью до пят.

Вся дрожа, опустилась она на кровать,И всю ночь не могла она слезы унять,Позабыла про ночь, не заметила дня,В чуткой памяти злобные взгляды храня.

Лица, полные ярости, злобы слепойПеред ней проносились, как дьяволов рой.Ты не видела, Мэри, луча доброты.Темной злобы не знала одна только ты.

Ты же — образ любви, изнемогшей в слезах,Нежный образ ребенка, узнавшего страх,Образ тихой печали, тоски роковой,Что проводят тебя до доски гробовой.

Хрустальный чертог