Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

И это при том, что мрачная архитектура Трооста в обновляемом нацистами Берлине, рейхсканцелярия, Рейхсбанк и имперские орлы со свастиками на крышах многих зданий явно не соответствовали ее художественному вкусу: «К тому времени Берлин уже полностью перестраивался в соответствии с двадцатилетним планом Гитлера и выглядел так, словно он наполовину разрушен землетрясением. Берлинцы шутили, что, если чехи устроят воздушный налет, они смогут сэкономить много бомб, потому что город уже и так разрушен». С учебой в Раковшуле ее отчасти примирило то обстоятельство, что там обучалась Фрида Ляйдер, когда ей в отрочестве приходилось самой зарабатывать на жизнь. К тому же выяснилось, что для успешного обучения Фриделинде достаточно посещать занятия два раза в неделю: «Теперь у меня оставалось время, чтобы посещать также лекции по истории искусства в университете и ежедневно ходить на репетиции, а по вечерам и на спектакли в оперный театр». Обнаружив, что она больше не претендует на участие в фестивалях (по крайней мере, не говорит об этом открыто) и следует всем указаниям матери, Титьен снова стал оказывать ей знаки внимания: «В ту зиму он был со мной необычайно любезен, дал мне возможность свободно посещать все его театры и преподал основы чтения партитур и дирижирования. Внимательно наблюдая за тем, как с помощью своей блестящей режиссуры и великолепных декораций Титьен спасает от неминуемого провала совершенно идиотские оперы современных композиторов, которые он ставил по приказу нацистских властей, я научилась значительно большему, чем за время совместной работы с ним в Байройте».

Но самое большое удовольствие она получала от общения с Фридой Ляйдер: «Мы посещали музеи и художественные галереи… Порой Фрида приглашала меня провести выходные на ее даче, расположенной в восхитительном сосновом лесу в пригороде Берлина и окруженной садом, где уже пробивалась первая весенняя зелень. Она сама разбила этот сад и сама его удобряла, чтобы сделать тамошнюю песчаную почву более плодородной. Ее радовало зрелище сборчатых занавесок, весело раскрашенной крестьянской мебели и цветочных грядок. При этом она думала: „Все это нажито собственным трудом“. Все это действовало на меня вдохновляюще, и я стала верить, будто в один прекрасный день тоже смогу осуществить свои мечты».

Весной Фрида Ляйдер должна была выступать в лондонском Ковент-Гардене, и Фриделинда сочла это обстоятельство достаточным поводом для того, чтобы отправиться вместе с ней в Англию и заодно остаться там для дальнейшей учебы. Хотя Винифред и сама планировала направить ее со временем в Англию для дальнейшего совершенствования в языке, идея дочери перебраться туда немедленно отнюдь не привела ее в восторг, тем более что та проучилась в Раковшуле всего два месяца. Винифред побывала в Берлине еще до того, как дочь поделилась с ней своей идеей, узнала в школе о ее постоянных прогулах и теперь категорически возражала против поездки в Англию. Во время своего следующего визита она сама заговорила с дочерью о ее дальнейших планах: «В один прекрасный день мать сказала мне за обедом: „Ты изучила стенографию, машинопись и бухгалтерский учет. Позволь спросить, какие у тебя дальнейшие планы? Кем ты, собственно, хочешь стать?“ На это я ей ответила, что она прекрасно знает о моем намерении ловить удачный случай: „Ты уже давно обещала послать меня в Англию для совершенствования моего английского. Ты же сама говорила, что для работы в Байройте я должна изучать языки“. В ответ потрясенная мать выкрикнула: „Нет, в Англию я тебя не пущу ни при каких обстоятельствах!“»

На Пасху Фриделинда приехала в Байройт, но вскоре вернулась в Берлин, сославшись на то, что ей нужно посещать занятия по стенографии, которая давалась ей труднее всего. Мать поразилась такому рвению дочери в учебе, поскольку не знала, что та собирается посетить представление Валькирии в Берлинской государственной опере, с Фридой Ляйдер в роли Брюнгильды. Фриделинде удалось убедить мать, что она прекрасно справляется с программой, и та согласилась ее отпустить при условии, что она успешно сдаст все экзамены. Если верить Фриделинде, как раз с этим у нее не было никаких проблем: «Это уже было для меня несложно. Я вернулась в Берлин и, к немалому удивлению матери, сдала экзамены, получив лучшие в классе отметки».

Фриделинду определили в частную аристократическую школу для девочек в городке Эрандел (Arundel), графство Сассекс. Оттуда было удобно ездить в Лондон и на морское побережье, что она с удовольствием делала все лето. В школе ее поселили в большом кирпичном здании, которое тогда пустовало, поскольку девочки были на каникулах. Там она могла безраздельно пользоваться библиотекой, читать английскую литературу и восстанавливать свои языковые навыки. В Лондоне она, как и предполагала, слушала Фриду Ляйдер в Валькирии, а на Страстную пятницу – также в Парсифале. К концу мая она узнала, что Тосканини будет дирижировать концертом в Куинс-холле. Поскольку Фриделинда не знала, в какой гостинице он остановится, она написала ему на адрес концертного зала, но ответа не получила. В начале июня она в очередной раз отправилась в Лондон, чтобы посетить представление Тристана с Ляйдер в главной партии. Она поселилась в недорогой гостинице, узнала от Фриды, что Тосканини остановился в отеле «Клэридж», и оставила там для маэстро записку. В воскресенье она ужинала с Фридой, которая делилась с ней своими заботами по поводу оставленного в Берлине мужа и жаловалась на бесконечные склоки в театре. На следующий день она пела в Тристане, и Фриделинда с нетерпением ждала этого представления, поскольку еще не слышала ее в партии Изольды. Наутро ей позвонила госпожа Тосканини и пригласила посетить дневную репетицию. К сожалению, она не указала, в какой подъезд следует обратиться, так что девушке пришлось обойти все пятнадцать подъездов здания Куинс-холла, где она еще не бывала. Наконец она попала в подъезд для оркестрантов, однако привратник сказал ей, что маэстро вряд ли сможет ее принять. Тем не менее настойчивая Фриделинда попросила доложить о себе, и, к удивлению служителя, ему пришлось проводить ее в артистическую. Ей хорошо запомнилась эта встреча: «Впервые увидевшая меня госпожа Тосканини широко улыбнулась. „Здесь Мауси“, – сказала она и жестом пригласила войти. Маэстро обернулся и протянул мне навстречу руки. „Кара фильола (Милая девушка)“, – воскликнул он и запечатлел на моей щеке поцелуй. Я обняла его от всего сердца, и ко мне снова вернулось чувство уверенности».

Следующую неделю она посвятила посещению музеев, оперных представлений и концертов (кроме Девятой симфонии Бетховена под управлением Тосканини и репетиции его вагнеровской программы она побывала на сольном вечере пианиста Альфреда Корто́), а потом вернулась в Сассекс, где продолжила свои