Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

шедшей тогда же выставке «дегенеративного искусства», где были представлены выброшенные из музеев Германии произведения художников-авангардистов. Устроители обеих выставок явно не рассчитывали на произведенный обеими выставками эффект: публика обращала мало внимания на официально признанную живопись и валом валила в залы, где были выставлены «вырожденцы». По этому поводу Геббельс писал: «Выставка „Дегенеративное искусство“ пользуется огромным успехом, и это явилось для нас тяжелым ударом. Когда мне приходится защищаться от нападок, фюрер категорически от меня отмежевывается». Гитлеру приходилось также отвечать на вопросы, почему того или иного художника относят к патриотам или к «дегенератам», и в конце концов он стал уклоняться от подобных дискуссий.

Одним из тех, с кем ему пришлось объясняться по этому поводу, был Виланд, недоумевавший по поводу того, почему в «вырожденцы» зачислили также художников-экспрессионистов – ведь незадолго до того Геббельс организовал вполне респектабельную выставку Эдварда Мунка. По поводу экспрессионистов у Геббельса в самом деле были давние разногласия с Гитлером, да и многие нацистские бонзы считали хорошим тоном иметь их произведения у себя дома. Вольфганг Вагнер писал в своих воспоминаниях: «Гитлер ответил брату уклончиво: дескать, после перерыва, необходимого для переосмысления художниками своих творческих устремлений, их искусство можно будет снова показать в Германии, тем более что произведения не будут уничтожены – их просто надо продать за границу, а на вырученные деньги купить значительные картины старых мастеров, которые могли бы обогатить немецкие музеи».

На этом фестивале Гитлер пробовал также перевоспитать Германа Геринга, которого он посадил в свою ложу во время представления Парсифаля. В момент, когда на сцену вывели «святого простеца» Парсифаля, убившего в священном лесу лебедя, и мудрый Гурнеманц стал распекать его за это преступление, фюрер наклонился к сидевшему рядом страстному охотнику Герингу и шепнул ему: «Будете ли вы теперь охотиться на невинных зверей?», на что Геринг лишь криво улыбнулся.

Как всегда, нацисты использовали фестиваль для пропагандистских демаршей. Как и во время предыдущего фестиваля, были пущены дополнительные поезда от приграничного Эгера (в настоящее время город Хеб в Чехии), доставившие в Байройт две с половиной тысячи судетских немцев в национальных костюмах, – таким образом власти Германии оказывали давление на правительство Чехословакии и одновременно готовили местное население к предстоящему кризису. В Доме немецкого воспитания в Байройте руководство гау устроило торжественный прием для прибывших из Гессена и разбивших свой лагерь у границы с Чехией членов гитлерюгенда. Выступивший перед ними гауляйтер Вехтлер заявил: «Граница с Богемией была установлена только в результате Версальского договора. Этот договор разделил немцев с немцами, миллионы остались в государстве, которое способно лишь угнетать их». Свой лагерь организовало также местное отделения Союза немецких девушек. В кинотеатре демонстрировали новый документальный фильм о городах, отделенных от основной территории Германии в соответствии с Версальским договором, – Кёнигсберге, Танненберге, Мариенбурге, Эльбинге.

В честь участников фестиваля Гитлер устроил 29 июля в доме Зигфрида прием, подробности которого были впоследствии приведены в статье исполнителя партии одного из рыцарей Грааля Карла Шлоттмана, опубликованной в сборнике Обратная сторона свастики. Винифред встречала гостей у ворот сада виллы Ванфрид и направляла к дому Зигфрида; у входа в дом Титьен представлял их одетому в белый китель с Железным крестом Гитлеру. Около десяти часов вечера гостей пригласили к столу, где официанты в коротких белых куртках предлагали им разнообразные закуски и прохладительные напитки. Прием продолжили в украшенном разноцветными фонариками саду, где приглашенные танцевали под аккордеон Канненберга. После этого Гитлер произнес полуторачасовую речь, сообщив в ней о том, что за отпущенные ему годы он успеет только воспитать народ и подготовить его к грядущему светлому будущему. Продолжая свой монолог в доме, он, увидев молодого Роллера, вспомнил свои венские годы и в очередной раз поведал известную многим историю о том, как он не решился в свое время явиться к Роллеру-старшему с рекомендательным письмом. Он вспомнил также школьные годы, рассказал, как предпочитал порку отказу от запретных шалостей и как во время уроков читал спрятанные под крышкой парты романы Карла Мая об индейцах. Когда зашел разговор о событиях в России, он ужаснулся чудовищности обвинений, предъявленных на сталинских процессах, и самооговорам обвиняемых. По его словам, это было то же самое, как если бы, например, «министр обороны Бломберг заявил, что создавал вермахт исключительно с целью сдать немецкую армию французам». Прием продолжался до двух часов ночи, никто не смел уйти, а непривычный к общению с художественной интеллигенцией фюрер чувствовал себя не в своей тарелке и целовал дамам руки, как писал Шлоттман, «с утраченной в наше время почтительностью».

Общаясь в Ванфриде с Винифред и ее детьми, Гитлер больше всего любил беседовать о своих строительных планах, которые и в самом деле были грандиозными. Помимо Берлина первостепенное значение для него имела перестройка Мюнхена и Нюрнберга (после аншлюса Австрии к ним добавился город его юности Линц), предметом его пристального внимания был также Байройт. К тому времени местный архитектор Ганс Райсингер (дядя Гертруды) построил там Дом немецкого просвещения и представил планы строительства нового театра и выставочного комплекса, для размещения которого пришлось бы снести целый квартал. Обосновывая собственный план строительства театрального комплекса, куда в качестве составной части должен был войти Дом торжественных представлений, Гитлер произвел простой подсчет: если в середине XVIII века городу с населением 8000 человек нужен был театр на 500 мест, то с увеличением численности населения в шесть раз ему теперь требуется театр на 3000 мест. Вполне разумные сомнения Виланда (остальные не смели ни возражать, ни сомневаться) в том, что такой театр вряд ли удастся заполнить, он начисто отметал, уверяя, что потребности будут возрастать по мере увеличения предложения – главное, проводить с людьми разъяснительную работу. В качестве примера он приводил хорошо заполняемые новые автобаны. Тактика Винифред заключалась в том, чтобы вначале соглашаться со всеми предложениями Гитлера, а потом действовать по собственному разумению. Поэтому, получив задание найти место под строительство нового театрального комплекса, она без разговоров взялась за дело. В интервью из посвященного ей телефильма 1976 года она рассказала: «И вот, исходя из высших соображений, я прошла вдоль западных возвышенностей и предложила одну из них – ту, откуда открывался прекрасный вид на окрестности, – в качестве места для строительства. Он с моим предложением согласился и даже пришел в восхищение». Разработать грандиозный проект поручили не провинциалу Райсингеру, а маститому Эмилю Рудольфу Мевесу, архитектору завода фирмы «Фольксваген» в Вольфсбурге. Винифред попросила его разработать альтернативный проект, предполагавший расширение Дома торжественных представлений и возведение необходимых пристроек.

16 августа, когда был