Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

5-го июля – день именин великого князя отпраздновали тихо, великий князь был страшно огорчен смертью своего племянника, которого очень любил. Были мы у обедни 5-го, затем был молебен, завтрак в тесном кругу, никого приглашенных не было. Лотереи обычной также не было, а крестьяне и прислуга получили подарки, заменившие лотерею. 11-го июля их высочества и я с ними выехали в Петербург на похороны цесаревича, приехали утром 12, а вечером встречали траурный поезд с телом почившего. <…>[502]

После отбытия царской фамилии священники приступили к чтению Евангелия перед телом почившего. Дежурство стало на свои места.

На другой день 13-го числа были две панихиды у гроба почившего, утром и вечером, в присутствии всей царской семьи, а 14-го состоялось погребение по особому церемониалу.

На другой день вернулись в Москву, и я, получив двухнедельный отпуск, выехал в южное михалковское имение «Амвросиевку» в Донскую область, подробно изучал и осматривал все по хозяйству, вернулся в Москву к началу августа и застал в Ильинском свою сестру, которая приехала на два месяца с детьми великого князя Павла Александровича.

Страшно был рад ее увидать и пожить вместе. Ей отвели комнаты в том же домике «Пойми меня», в котором и я жил, что меня еще более обрадовало. Дети же поместились в главном доме внизу. Жизнь в Ильинском потекла обычным темпом, монотонная жизнь скрашивалась тем, что сестра моя была рядом и я всегда мог пойти к ней, посидеть, поговорить. В конце сентября дети Павла Александровича уехали в Царское, и моя сестра с ними. Я поехал их проводить в Москву, с грустью расстался с сестрой и, приехав в Ильинское, почувствовал какую-то пустоту. И погода не радовала, начались заморозки, все цветы, растения были убраны в оранжереи, река Москва поднялась от дождей, так что залила часть парка. По вечерам стали играть в вист, прогулки значительно сократились, в шесть часов начинало уже темнеть.

Несмотря на все эти неприглядные стороны загородной жизни, в Ильинском в то время гостила великая княгиня Мария Александровна с дочерью своей Беатрисой и великая княжна Елена Владимировна. Они вносили много оживления в нашу жизнь, особенно веселая, жизнерадостная Елена Владимировна, а великая княгиня Мария Александровна, кроме того, имела прекрасное влияние на своего брата великого князя Сергея Александровича. Своими здравыми суждениями и пониманием жизни она не раз направляла великого князя на правильный служебный путь, когда он от него уклонялся под тем или другим влиянием. В ее присутствии жизнь в Ильинском всегда еще более не то чтобы упрощалась, но она делалась как-то натуральнее, еще менее официальной, мы чувствовали больше свободы.

В начале октября они уехали, и мы все, лица свиты, с грустью их провожали. На другой день в Ильинское приехал генерал-адъютант Данилов – помощник великого князя по командованию войсками и остановился в комнатах, где жила моя сестра. Этот удивительно благородный милый старик пожил в Ильинском с неделю, по вечерам, по возвращении из дворца, мы всегда сходились у него и очень уютно беседовали, перед тем как разойтись по своим комнатам.

Погода в октябре стояла ясная, но свежая, я продолжал ежедневно купаться и чувствовал себя очень хорошо. По отъезде генерала Данилова в Ильинском остались только их высочества и из лиц свиты Е. А. Шнейдер, учительница русского языка императрицы, Степанов и я.

Гадон был в отпуске. 14 октября я ездил в Москву на экзамены сестер милосердия Иверской общины, а 16-го октября – на свадьбу моего бывшего денщика Расташинского, который, окончив действительную службу, уходил в запас и уезжал к себе на родину. Это был прекрасный человек и слуга, и я очень жалел, что должен был с ним расстаться. Свадьбу его сыграли очень торжественно, я его благословлял, и затем у меня молодые закусывали и пили чай и принимали поздравления.

После свадьбы Расташинского жили в Ильинском еще три недели, которые прошли почти в ежедневных охотах на зайцев и лисиц. На моей обязанности лежало по утрам, до завтрака, съездить подыскать подходящие места для охоты с облавой, чтобы после завтрака направиться к этим местам. Обыкновенно захватывали небольшой участок. По одному фасу становились охотники: великий князь, Степанов, Корнилов, Форбрихер и двое или трое из прислуги великого князя, по двум боковым фасам мальчишки, которые криком не пускали зайцев кинуться в сторону, а с противоположного охотникам фаса шли облавщики. Охоты большей частью бывали неудачны, убивали одного, двух зайцев, а то и ни одного. Я не особенно любил эти охоты и скучал, стоя на своем номере. Как-то раз на мой номер вышла из кустов кошка, я выстрелил в нее и убил, за что мне страшно досталось от великой княгини. Она наговорила очень много неприятных слов и три дня со мной не разговаривала, только молча здоровалась и прощалась со мной. Как я ни доказывал в свое оправдание, что принял кошку за зайца, это ее еще более выводило из себя.

7 ноября, наконец, состоялся переезд из Ильинского в город, я выкупался последний раз в Москве-реке, в воде было 2° тепла.

14 ноября их высочества выехали в Петербург – Царское Село и взяли меня с собой. К сожалению, моя сестра как раз за два дня переехала из Царского в город, а я так надеялся пожить с ней в Царском.

В Царском их высочества пробыли 5 дней, я жил в Большом дворце, их высочества в Александровском у их величеств. Все почти время я проводил в Петербурге, возвращаясь в Царское на ночь.

20-го вернулись в Москву, через несколько дней я получил от начальника штаба округа нижеследующую бумагу. <…>[503]

Эта командировка доставила мне, как всегда, большое удовольствие. Я рад был хоть на время вырваться из обыденной придворной обстановки.

27-го ноября я выехал по Казанской ж. дороге на ст. Сасово, а затем в Ряжск. По исполнении возложенного на меня поручения вернулся в Москву и представил великому князю отчет по моей командировке при рапорте от 1 декабря за № 42. <…>[504]

Великий князь очень остался доволен моим отчетом, обратив внимание, что я не упустил никаких мелочей.

Против всех найденных мной недочетов великий князь положил соответственную резолюцию.

В середине декабря переехали в Нескучное.

В это время в Москве скончалась бедная м-me Марченко, жена офицера для поручений при великом князе; она проболела всего несколько дней крупозным воспалением легких и окончила свою жизнь в полном расцвете лет. 19-го числа ее хоронили. Вернувшись с похорон, я получил известие, весьма меня встревожившее, о болезни моей сестры. Она заболела бронхитом в затяжной форме, меня потянуло поехать к ней, но пришлось воздержаться от этого желания, т. к. по делам опеки Михалкова мне предстояло поехать туда к 3-му января.