Европейская поэзия XIX века - Антология

ВИЛЬЯМ МЕЙКПИС ТЕККЕРЕЙ

Вильям Мейкпис Теккерей (1811–1863). — Один из создателей английского реалистического социального романа. Родился в Калькутте в семье чиновника Ост-Индской компании. В университетские годы испытал огромное влияние творчества П.-Б. Шелли.

Большинство стихов В.-М. Теккерея, которые он в основном печатал в журнале «Панч», носят откровенно бурлескный характер; как правило, они являются иллюстрациями к его прозаическим произведениям. (Подробнее о Теккерее см. в томе БВЛ: В. Теккерей. Ярмарка Тщеславия).

БАЛЛАДА О БУЙАБЕСЕ

Перевод В. Рогова

На улице, в Париже славной,Стоит известный ресторан;Зовется улица издавнаПоднесь Bue Neuve des Petits Champs[19].Хоть заведенье небогато,Готовят в нем деликатес —Там часто я бывал когда-тоИ ел отменный буйабес.

Прекраснейшее это блюдо,Я в том присягу дать готов:В одной кастрюле — ну и чудо! —Найдете рыбу всех сортов,Обилье перца, лука, мидий,—Тут Гринич сам теряет вес! —Все это в самом лучшем видеИ составляет буйабес.

Да, в нем венец чревоугодий!Пора философам давно,Любя прекрасное в природе,Ценить и яства и вино.Какой монах найдет несноснымМеню предписанных трапез,Когда по дням исконно постнымВкушать бы мог он буйабес?

Не изменилась обстановка:Все та же вывеска, фонарь,И улыбается торговка,Вскрывая устрицы, как встарь.А что Терре? Он ухмылялся,Гримасничал, как юркий бес,И, подлетев к столу, справлялся,Гостям по вкусу ль буйабес.

Мы входим. Тот же зал пред нами.«А как мосье Терре, гарсон?»Он говорит, пожав плечами:«Давным-давно скончался он».«Так кончились его печали —Да внидет в царствие небес…»«А что б вы кушать пожелали?»«А все ли варят буйабес?»

«Mais oui, monsieur! — Он скор с ответом.—Voulez-vous boire, monsieur? Quel vin?»[20]«Что лучше?» — «Помогу советом:С печатью желтой шамбертен».…Да, жаль Терре! Он распростилсяС отрадой вскормленных телес,Когда навеки вас лишился,Бургундское да буйабес.

В углу стоит мой стол любимый,Не занят, будто на заказ;Года прошли невозвратимо,И снова я за ним сейчас:Под этой крышей, cari luoghi[21],Я был повеса из повес,—Теперь, ворчун, седой и строгий,Сижу и жду я буйабес.

Где сотрапезники, что былиВсех ближе в пору дней былых?Гарсон! Налейте из бутыли —До дна хочу я пить за них!Со мной их голоса и лица,И мир исчезнувший воскрес —Вся банда вкруг стола толпится,Спеша отведать буйабес.

Удачно очень Джек женился,Смеется, как и прежде, Том,Огастес-хват остепенился,А Джеймс во мраке гробовом…Немало пронеслось над светомСобытий, бедствий и чудес,С тех пор как здесь, друзья, кларетомМы запивали буйабес.

Как не поддаться мне кручине,Припомнив ход былых годин,Когда я сиживал, как ныне,Вот здесь, в углу, — но не один?Передо мною облик милый:Улыбкой, речью в дни заботНе раз она меня бодрила…Теперь никто со мной не пьет.

Я пью один, веленьем рока…Стихов довольно! Пью до днаЗа вас, ушедшие далекоПленительные времена!Так, не печалясь и на тризне,За все, в чем видел интерес,Останусь благодарен жизни…Несут кипящий буйабес!

РОБЕРТ БРАУНИНГ

Роберт Браунинг (1812–1889). — Родился в семье банковского служащего в Лондоне. Первая поэма, созданная Р. Браунингом, — «Полина» (1833). Им были написаны несколько пьес, в которых как раз отсутствует то напряженное движение, которое стало основой драматического монолога, излюбленной поэтической формы Р. Браунинга. Высшего мастерства в разработке этой формы поэт добился в циклах «Мужчины и женщины» (1855) и «Dramatis Personae» (1864). В первую очередь это нравственно-философская поэзия. Браунинг часто пишет об исторических личностях. Его монологам свойственна детальная психологическая мотивировка, стремление передать сложность внутреннего мира человека.

БЛАГОПРИСТОЙНОСТЬ

Перевод В. Рогова

Нет, милый, свет не скажет нам:«Как ваш союз понятен мне!Ему сочувствуя вполне,Я вам благословенье дам!»Как много месяцев и летУмчалось быстрой чередой —И все ж мы поняли с тобой,Чего боится свет!

Нам лет потраченных не счестьМеж тех, кто обществу оплот,—Предобродетельных господИ дам, что соблюдают честь,—Но мы гуляем, им назло,Вдоль Сены, в ливень, в поздний час,И на Бульварах манят насБлаженство, свет, тепло!

Любовь попробуй запрети!Нет, рада я своей судьбе!Позволь мне по губам тебеРукой в перчатке провести…А вот в сиянье фонарейВстал Институт; другим в пример,К Гизо спешит Монталамбер…А ну-ка, веселей!

АНДРЕА ДЕЛЬ САРТО[22] ПО ПРОЗВИЩУ «БЕЗУПРЕЧНЫЙ ЖИВОПИСЕЦ»

(Фрагменты)

Перевод В. Рогова

Ну, полно, больше ссориться не надо,Лукреция моя; стерпи хоть раз.Присядь, и все, как пожелаешь, будет.Лицо ко мне повернуто, а сердце?Я выполню заказ, который дастДруг друга твоего, не беспокойся —То, что захочет он и как захочет,В срок установленный и не торгуясь,А деньги в эту маленькую ручкуВложу, когда она моей коснется,—Да? Нежно? Все исполню, дорогая,Но завтра! Я сильнее устаю,Чем ты подумать можешь, а сегодняСильней обычного, и мне сдается,—Прости меня, — что если посидеть намЗдесь, у окна, рука в руке, смотряНа Фьезоле так с полчаса, и думать,Как любящим супругам, об одном,И тихо-тихо вечер скоротать,То завтра я за труд могу приняться,И свеж и весел. Сделаем попытку.А завтра будешь рада ты сама!Твоя рука — что женщина, моя же —Мужское сердце, что ее вместило.Не зря ты время тратишь: посидиДля всех пяти заказанных картин —И сэкономим на модели… Так!Так выгляди — прекрасная змея,Что, за кольцом кольцо, склубилась плавно!Зачем безукоризненные ушиТы проколола даже для серег?Как хороша луна! И мне и всемОна принадлежит — любой считаетЕе своей, и все ж ничья она,Хотя мила… Ага, ты улыбнулась?Ну, вот, моя картина и готова,Вот что гармонией зовет наш цех!Все тонет в серебристо-серой дымке,Все в сумерках — и мы с тобою тоже.Точь-в-точь такая ты, как в дни, когдаГордилась мною (что давно прошло),А я совсем, как сумерки, поблек.Все тускло: молодость, мечты, искусство —Как очертанья Фьезоле[23] вдали.…………………….Когда б ты каждый день со мной сидела,Я лучше бы писал, ты понимаешь?Ну, то есть больше получал бы денегИ больше бы дарил тебе. Темнеет,Вон первая звезда. Морелло[24] скрылся.При фонарях дозора видно стену,И вдалеке заухали сычи.Ну, милая, вернемся от окнаВ наш грустный дом, что для веселья сложен.Бог справедлив. Простит Франциск[25], быть может:Я ночью от мольберта отведуУсталый взгляд, и кажется, что стеныСветиться начинают, кирпичиКак будто гневным золотом сверкают —Тем золотом, что их скрепило здесь!Давай любить друг друга. Ты уходишь?Опять пришел кузен? И ждет снаружи?Тебя он хочет видеть — без меня?Он снова проигрался? Денег надо?Поэтому ты улыбалась? Что ж,Купи меня улыбками! ЕщеНайдется у тебя? Рука, и глаз,И сердца часть еще при мне остались,Трудом живу я, — сколько стоит он?Я заплачу за прихоть. Но позвольПобыть с тобою вместе дотемна —В безделье, как считаешь ты, — мечтая,Как написал бы, возвратясь в Париж,Еще одну картину, лик мадонны —Не твой на этот раз! А ты могла быУслышать их, — ну, Аньоло[26], конечно,—Как он судил мой труд, чего он стоит.Согласна? Верь, твой друг доволен будет:Готов я выполнить его заказы,Портрет шутя доделаю, — да, да,А заворчит он — что-нибудь ещеЕму подкину, и довольно будет,Чтоб выручить кузена. А вдобавок,Что лучше и что мне важней всего,Тебе на брыжи дам тринадцать скуди[27]!Ты рада, милая? Но он-то, он,Кузен! И чем тебе он полюбился?

Я нынче безмятежен, как старик.Жалею о немногом, переменСовсем не жажду. Прошлое прошло,Так для чего еще менять что-либо?Проступок мой перед Франциском?Правда, Его я деньги взял, в соблазн я впал,Дом этот выстроил, грешил — и все тут.Родители мои в нужде скончались —А сам-то был богат я? Ты же видишь,Как богатеют! Каждому свое.Они ведь нищими и родились,И жили, и скончались. Я трудилсяЗа плату жалкую. Пусть сын хорошийПопробует, как я, картин две сотниСоздать! Есть, право, в чем-то равновесье,Ведь я сегодня был тобой любим.С меня достаточно. Чего ж еще?Одну возможность — в царствии небесном,Быть может, ангел выделит четыреСтены: для Леонардо[28], Рафаэля[29],И Микель Аньоло, и для меня,—Они все холосты и побеждают,—Но у меня Лукреция! Я выбрал.Кузен свистит! Ступай, любовь моя.

РАЗВИТИЕ[30]