Частная жизнь корейской знати. Запреты, положение женщин, быт и идеалы эпохи Чосон - Елена Хохлова

достойные ученого мужа

Значительная часть живописи эпохи Чосон посвящена образу жизни ученого мужа. Живопись практически ничего не рассказывала о конкретных людях, их быте, невзгодах, радостях, печалях и в большей степени повествовала о том, как выглядело существование человека, стремящегося к познанию. Основные ее герои — это уединившийся интеллектуал, ученый муж — путешественник и участник «элегантного собрания».

Уединение

Судя по количеству сохранившихся произведений, ученый муж в уединении, пожалуй, одна из самых популярных тем живописи эпохи Чосон. На лоне природы или, правильнее сказать, в пространстве, которое называется сансу «горы и воды» (

), ученый муж созерцает простирающиеся водные глади и высокие водопады, катается на лодке, ездит на ослике, бредет по дорожке с посохом в руке один или в компании мальчика-слуги, рыбачит, играет в шашки или падук ( ) с другом, читает или спит в скромном жилище, лодке или тени дерева, играет на комунго ( ), пьет вино и чай.

Обращу внимание, что янбан в живописи изображен в помещении в основном только в тех случаях, когда представлен в образе чиновника или участвует в семейных торжествах. В остальных случаях герой находится под открытым небом на лоне природы, в беседке, комнатке с распахнутыми дверями-окнами или у большого окна, если это зима. Таким образом, для конструирования образа благородного мужа используется не пространство жилища, а природа. «Горы и воды» — главный фон ученого мужа, доказательство его непривязанности к мирскому, материальному, его высоких нравственных ценностей и идеалов.

Концепция уединения сформировалась еще в Древнем Китае. В «Книге перемен» она заявлена как способ сохранить себя в период политической нестабильности. Конфуций, «Мэн-цзы» призывали служить, но уединение также считали достойным вариантом существования благородного мужа. Это позволяло янбанам выбирать между государственной службой и уединением.

В образе уединившегося ученого мужа сочетались несколько составляющих, определявших мировоззрение тех, для кого такие живописные произведения создавались. Во-первых, созерцание природы, нахождение на природе способствовало познанию принципа ли. Неоконфуцианские мыслители настаивали, что только через постижение природных реалий человек способен достичь ментального единства с ли и познать высшие этические законы, правящие космосом и обществом[98]. «Горы и воды» воспринимались как место, где человек может отстраниться от суетного мира и заняться совершенствованием конфуцианских добродетелей. Описывая образцового ученого мужа, говорили, что «он любил горы и воды»[99].

Во-вторых, «горы и воды» — это пространство, в котором пребывает человек, свободный от жажды власти. Ученые мужи разделяли мир на «горы и воды» и мир людей и верили, что тот, кто любит «горы и воды», не привязан к мирскому, не гонится за властью и воплощает высшую добродетель.

В-третьих, этот образ связан с идеей вынужденного уединения, когда обстоятельства не дают возможности придерживаться идеалов. В жизни конфуцианцев эпохи Чосон имел место внутренний конфликт, диктующий необходимость выбора между службой и уединением[100]. Мужчина благородного происхождения накапливал знания, совершенствовал свои нравственные качества с целью стать чиновником и служить на благо общества и государства. Но если обстоятельства не позволяли реализовать стремления, ученому мужу, согласно завету Конфуция, следовало поступить следующим образом: «Если в Поднебесной царит спокойствие, будьте на виду; если в Поднебесной нет спокойствия, скройтесь»[101]. Таким образом, чувство долга и ответственности за происходящее в государстве соседствовало с идеями о вреде активной деятельности в периоды политической нестабильности. Именно поэтому тема уединения была так популярна в живописи XVI–XVII веков на фоне фракционных придворных противостояний и войн.

Уединение могло стать и способом самосохранения, в том числе когда ученые мужи осознавали, что могут оказаться в немилости правителя, пасть жертвой придворных козней. Ли Хван писал: «Когда призывали, я сразу же, следуя долгу, отправлялся служить, но приходилось возвращаться. На службе быстро изматываешься и становишься заложником интриг, так не лучше ли быть осмотрительным и, оберегая душевный покой, продолжать работать над своим учением»[102]. В биографиях известных интеллектуалов эпохи Чосон нередко встречаются фразы: «Он решил не гнаться за должностями, а посвятить себя обучению и воспитанию учеников» или «Он сдал экзамен, но решил отказаться от службы, поселился в деревне». С XVIII века нередким стал такой вариант: «Он решил отказаться от службы и посвятил себя чтению, занятиям литературой и путешествиям».

В-четвертых, такой образ служил утешением для ученого мужа, оказавшегося в немилости правителя и отправленного в ссылку. Уединенный образ жизни прославляли те, кто не мог служить, например, если член семьи становился жертвой политической борьбы или в силу своего происхождения (незаконнорожденные дети янбанов). В этом случае вынужденное уединение и связанные с ним лишения воспринимались как возможность вернуться к истинным ценностям, заняться самосовершенствованием.

В-пятых, этот образ соотносился с даосскими представлениями о вреде любой деятельности человека, идущей вразрез с законами мироздания. Героем произведений выступал мудрец, живущий в гармонии с природой, согласно ее ритмам.

В-шестых, уединение позволяло приблизиться к великим учителям прошлого — объектам поклонения. Одним из образцов для ученых мужей стал поселившийся в Тосане уже упомянутый Ли Хван. Вот как он описывал свою жизнь в уединении:

Хронические болезни не оставляют меня, поэтому хотя и живу в горах, не могу вдоволь читать книги… но, когда тело наполняется энергией и разум веселеет, я смотрю на землю, поднимаю голову к небу, вдруг ощущаю волнение, закрываю книгу, беру трость и выхожу из дома гулять по горам. Смотрю на растения, любуюсь облаками, на рыб в реке со скалы; сидя в лодке, наблюдаю за чайками. Я иду туда, куда ведет сердце, гуляю свободно, все, что я вижу, вызывает душевный трепет, а глядя на красивый вид, испытываю восторг. Насладившись, я возвращаюсь домой, где тихая комната моя полна книг.

У столика для чтения я сижу, настраиваюсь и пытаюсь познать суть. Время от времени мне удается что-то уловить, я испытываю радость и забываю о еде. Если после размышлений что-то остается непонятным, я иду к хорошему другу и спрашиваю его. Если все равно не получается понять, то пытаюсь снова сам разобраться, но насилу не заставляю себя. Читаю дальше, периодически возвращаюсь к той загадке, очищаю душу, погружаюсь в размышления и жду, когда придет понимание. Делал я так сегодня и завтра буду делать так же[103].

Чтение, прогулки, созерцание природы, беседы с другом, размышления с целью постичь — такой идеальный образ жизни на протяжении пяти веков прославляли ученые мужи. При этом в живописи герои часто изображены в одеяниях, больше похожих на китайские, чем на те, что носили ученые