Частная жизнь корейской знати. Запреты, положение женщин, быт и идеалы эпохи Чосон - Елена Хохлова

мужи в эпоху Чосон. Возможно, это связано с тем, что образы уединившихся мудрецов появились в Китае и часто имеют отсылку к реальному историческому персонажу, выбравшему уединение, а не государственную службу. Например, мудрец, едущий на ослике в зимнюю непогоду в поисках сливы (см. рис. 28 ниже), — это поэт Мэн Хаожань (689–740). Герой, смотрящий вдаль с пригорка, на котором растут хризантемы, — поэт Тао Юаньмин (372–427), а герой, созерцающий водопад, — китайский поэт времен династии Тан Ли Бо (701–762) (см. по ссылке в примечаниях свиток «Мудрец, идущий по мосту Пхагё в поисках сливы» и альбомный лист «Срывать хризантемы у изгороди на западной стороне»[104]). Кроме того, произведения могли визуализировать строки китайской поэзии на тему уединения. Китайские одеяния мудрецов также можно объяснить тем, что корейские художники ориентировались на произведения, созданные в разные эпохи в Китае. Но внешний вид в данном случае не столь важен, так как герой прежде всего воспринимался как носитель истинных ценностей без привязки к национальности.

Рис. 28. Сим Сачжон. Мудрец, едущий по мосту в поисках сливы. 1766 г.

Шелк, тушь, краски, 115 × 50,5 см. Национальный музей Республики Корея, Сеул (National Museum of Korea)

Тема уединения стала ключевой не только для живописи, но и для поэзии сичжо (

). Этот жанр короткого стихотворения был любимой поэтической формой ученых мужей эпохи Чосон, в нем нашли выражение их нравственные установки и стремления. В сичжо герои наслаждаются созерцанием прекрасных видов с высокими горами и спокойными потоками. Красота «гор и вод» дарует умиротворение, позволяет забыть о «ничтожном мире волнений и страстей», очистить сознание от «багряной пыли» цивилизации:

Вниз посмотрю — внизу синеет речка.

Вверх посмотрю — там горы зеленеют.

Багряной пыли облака густые

Сюда не доберутся никогда;

И помыслам мирским нет места в сердце,

Когда восходит над землей луна[105].

Ли Хёнбо (1467–1555)

Походы в горы

К XVIII веку в пейзажной живописи сложился образ ученого мужа — путешественника, созерцающего известные ландшафты Корейского полуострова, в первую очередь гор Кымгансан. С начала правления династии Ли ученые мужи ходили в горы, описывая свои впечатления в сочинениях, но путешествия не были массовыми. Моду на путешествия в горы и составление дневников ввели столичные янбане, в первую очередь из окружения братьев Ким Чханхыпа (

1653–1722) и Ким Чханхёпа ( 1651–1708). Братья Ким и близкие к ним янбане путешествовали по живописным местам и средствами поэзии описывали полученные впечатления и испытанные в горах эмоции. Художник Чон Сон, путешествуя в их компании, рисовал для альбомов иллюстрации, ставшие отправной точкой одного из самых ярких явлений в истории корейского искусства — живописи чингён сансухва «горы и воды подлинного вида» ( ). Образцами таких альбомов были дневники китайских путешественников-интеллектуалов[106].

«Мост тысячи потоков» — это сцена отдыха из альбома кисти Чон Сона, написанного по впечатлениям от совершенного в 1711 году путешествия в Кымгансан (рис. 29). В альбоме представлен один из самых ранних образов ученых мужей — путешественников. Сцена написана словно с высоты птичьего полета, рисовка героев мелкая — такая композиционная особенность связана с традицией пейзажной живописи и задачей художника запечатлеть место, которое посетили герои. Тем не менее заметен ряд интересных деталей, передающих особенности подобных восхождений.

Рис. 29. Чон Сон. Мост тысячи потоков. Из альбома «Горы Пунак в год Синмё». 1711 г.

Шелк, тушь, краски. 36 × 37,4 см. Национальный музей Республики Корея, Сеул (National Museum of Korea)

В центре двое янбанов — их мы узнаём по широкополым черным шляпам кат и длинным белым халатам. Они беседуют сидя, еще двое стоят чуть ниже спиной друг к другу, словно очарованные пейзажем. В левом нижнем углу изображены лошади, конюхи, слуги и сопровождающие. Фигурки в белых коротких кофтах, штанах и соломенных шляпах в нижней левой части — это буддийские монахи, а рядом с ними — паланкины. Эти интересные детали показывают, как ученые мужи совершали восхождение в горы.

С древних времен люди верили, что в Кымгансан обитают бодхисатвы[107]. Именно поэтому в горах строили буддийские храмы, которые продолжали функционировать и в эпоху Чосон, когда буддизм лишился статуса государственной религии. Янбане-путешественники, даже самые молодые из них, не поднимались в горы Кымгансан пешком[108]. До буддийских монастырей у подножий гор они добирались на лошадях и осликах, а после пересаживались в паланкины, в которых их несли буддийские монахи. Ким Хондо запечатлел, как именно янбанов-путешественников доставляли в горы слуги и монахи (рис. 30). Стремясь заручиться поддержкой влиятельных лиц, настоятели буддийских храмов предоставляли путешественникам ночлег, обеспечивали их продовольствием, проводниками в горах и носильщиками.

Рис. 30. Ким Хондо. Отправляющийся в дальнее путешествие чиновник. Фрагмент створки ширмы «Жанровые сцены». 1795 г.

National Museum of Korea

Путешествия требовали немалых сил, средств и времени, но это не останавливало ученых мужей. Что же влекло их в горы? Восходить на вершины ученые мужи начали со времен правления династии Ли, чтобы приблизиться к познанию принципа ли. В конфуцианской традиции горы рассматривались как место для развития конфуцианских добродетелей[109]. Например, упомянутый Ли И, проведший в горах Кымгансан долгое время за изучением конфуцианских и буддийских текстов, писал: «На небе, на земле, везде принцип ли. Он заключен во всем. Человек утром, вечером смотрит на все это глазами, но не видит сути, а чем это отличается от того, что он ничего бы и не видел. Когда ученый муж ходит по горам Кымгансан, и смотрит только глазами, и не понимает сути, он все равно что несведущий народ, живущий у подножия этих гор»[110].

Интересно, что до XVIII века было распространено пришедшее из Китая понятие ваю (букв. «странствовать лежа на подушке»), которое подразумевало, что созерцание нарисованных «гор и вод», способно заменить реальные восхождения. Однако братья Ким исповедовали другую идею: познать принцип мироздания можно только непосредственно на природе, созерцая живые ландшафты. «Как можно понять величие и загадку гор и вод, если, невзирая на опасность, не отправляться глубоко в горы?» — сетовал Ким Чханхёп[111].

Кроме того, длительные путешествия в горы считались обязательной тренировкой для оттачивания навыков стихосложения, они помогали получить положительный эмоциональный опыт и поэтическое вдохновение. Тот же Ким Чханхёп отмечал: «Поднявшись на вершину…