Февраль 1933. Зима немецкой литературы - Уве Витшток

одного из таких падений она так сильно прикусила язык, что пришлось накладывать швы. Поэтесса с зашитым языком.

Не все так просто и с «Артуром Аронимусом». Когда прошлой весной пьеса наконец была готова, на нее набросились великие режиссеры и театральные руководители. Быстрее всех среагировал Густав Хартунг, написав из Дармштадта, как он восхищен и попросит предоставить ему права на премьеру. Она согласилась. Затем объявились и Макс Рейнхардт с желанием поставить пьесу в Немецком театре в Берлине, и Леопольд Йеснер с его «Шаушпильхаусом» на Жандарменмаркт – и оба предложения на лучших сценах страны. Обоим приходится дожидаться показа у Хартунга, а такие звезды, как Рейнхардт и Йеснер, не любят ждать.

Но позавчера Хартунг с тяжелым сердцем написал ей письмо: к сожалению, он вынужден отложить премьеру. В настоящее время он ведет нелегкую борьбу с НСДАП в Дармштадте из-за того, что включил в программу «Святую Иоанну…» Брехта, и потому, что в театре якобы работает слишком много евреев. Если в этой ситуации он поставит «Артура Аронимуса», пьесу еврейки, помимо всего прочего затрагивающую конфликты между христианами и евреями, то это будет похоже на открытую провокацию, а в данный момент он не может себе этого позволить. Он просит проявить терпение.

Поэтому она делает ставку на Театр Шиллера, где Йеснер сейчас репетирует пьесу. Премьеру назначают то на 12 февраля, то на 19-е – окончательно еще не решили. В любом случае ее восхищает энергия, с которой Йеснер бросается в работу над спектаклем. Именно сейчас, после прихода Гитлера к власти, пьеса может обрести огромное значение. Повествование переносит читателя на 100 лет назад в вестфальскую деревню, где назревает угроза антисемитской резни. Погром удается предотвратить благодаря совместным усилиям еврейского землевладельца, его юного харизматичного сына Артура Аронимуса и епископа Падерборна. В финальной сцене мудрый епископ демонстративно присутствует на седере Песаха[43] в доме землевладельца и благословляет народ Израиля. В то время как в Германии нацисты все более безудержно ненавидят евреев, Эльза Ласкер-Шюлер прославляет примирение между религиями. Неудивительно, что Йеснер, сам еврей и политически подкованный театральный деятель, обещает ей приложить «колоссальные усилия» к этой постановке.

* * *

Вечером Карлу фон Осецкому предстоит произнести речь для «Лиги защиты прав человека». Курт Гроссманн, директор «Лиги», гордится тем, что для этого мероприятия ему предоставили огромный Бетховенский зал – целую часть Берлинской филармонии. Обычно здесь, в окружении роскошных фресок, хрустальных люстр и колонн с лепниной, проходят концерты. Но когда Гроссманн прибывает со своими людьми за полтора часа до начала, двери в зал заперты. Нервничая, он отыскивает администратора в его кабинете, и тот вручает ему письмо от начальника полиции: мероприятие запрещено. Нелепое объяснение: в связи с накаленной политической обстановкой речь Осецкого может раздосадовать «иначе настроенных» участников. В предвыборные недели подобным аргументом можно запретить любую речь в любом месте.

Однако отменять мероприятие уже слишком поздно. Не раздумывая, Гроссманн направляет прибывающих посетителей в кафе «Фридигер» на Потсдамерплац, всего в нескольких шагах отсюда. Еще несколько лет назад это кафе называлось «Йости» и, до сих пор остается одним из самых популярных в городе. Туда же направляется и Осецкий, но, как объясняет ему вежливый капитан полиции, ему ни при каких обстоятельствах не разрешается выступать с речью. Поэтому Осецкий импровизирует: он усаживается за один из столиков и заводит чрезвычайно громкий разговор с друзьями о едином фронте СДПГ и КПГ, который с интересом слушают гости за соседними столиками. Капитан полиции не находит, чем возразить.

Для многих демократов и пацифистов Осецкий за последние годы стал важной фигурой политической ориентации, своего рода героем Республики. В апреле 1929 года в «Вельтбюне» появилась статья, разоблачавшая секретные планы немецких военных по созданию военно-воздушных сил, несмотря на строгий запрет Версальского договора. В результате под суд попали не офицеры рейхсвера, а автор статьи и Осецкий как ответственный редактор: их обвинили в государственной измене и приговорили к 18 месяцам лишения свободы. Судебный процесс вызвал возмущение у международной общественности, так как Германия подтвердила, что целенаправленно нарушила условия мирного договора.

Многие друзья и политические соратники предостерегали Осецкого, что ему грозит срок, и уговаривали покинуть страну. Но он решил иначе. Не из уважения к суду, а в качестве, как он пишет, «наглядной демонстрации» против несправедливости правосудия в мае 1932 года он начал отбывать тюремный срок. Он использовал личную свободу в целях политической борьбы. В тюрьму Тегель его провожали ряд коллег, писателей и знаменитостей, в том числе Альберт Эйнштейн, Эрих Мюзам, Леонгард Франк, Лион Фейхтвангер, Эрнст Толлер и сатирик Александр Рода-Рода. Первый день заключения они превратили в акцию протеста против скандального приговора.

Осецкого досрочно освободили из тюрьмы всего шесть недель назад, по обычной рождественской амнистии Гинденбурга. Сегодняшняя речь будет его первым публичным выступлением после освобождения. Собравшиеся хотят услышать его мнение о новом правительстве Гитлера.

* * *

В Аннаберге в Рудных горах перед зданием Фольксхауса национал-социалисты застреливают представителя демократического «Рейхсбаннера»[44].

Во время драки в районе Дуйсбурга Хамборне национал-социалисты наносят коммунисту тяжелые ранения, в результате которых тот умирает в полицейском участке.

В берлинском районе Моабит национал-социалисты расстреливают 18-летнего юношу, а в Нойкёльне – 21-летнего коммуниста.

Без понятия, что делать

Суббота, 4 февраля

Утром в офисе «Лиги защиты прав человека» на Монбижуплац Курт Гроссманн обнаруживает у себя на столе письменное распоряжение о запрете на проведение вчерашнего митинга в Бетховенском зале. На мгновение у него возникает соблазн пожаловаться начальнику полиции, но он понимает, что это ни к чему не приведет. Около одиннадцати утра раздается звонок от Вилли Мюнценберга, который сообщает о двух французских репортерах, якобы желающих взять интервью у Гроссманна. Гроссманн удивлен, но соглашается и договаривается о встрече с Мюнценбергом во второй половине дня в кафе на Курфюрстендамм.

Мюнценберг – коммунист и член Центрального комитета КПГ, но прежде всего он гениальный издатель и незаурядный ум. Во время Первой мировой войны он жил в Швейцарии, познакомился там с Лениным и успел на него поработать: для многих коммунистов он до конца жизни оставался своего рода неприкосновенным святым. Между тем, Мюнценберг собственными силами и почти без поддержки своей партии построил один из крупнейших медиаконцернов в Германии. Ему принадлежат несколько газет, книжных издательств и кинокомпаний. Его газеты политически однобоки, но качественно сделаны: они динамичны, занимательны и соответствуют журналистским принципам, а не слепо придерживаются партийной линии. В Мюнценберге нет практически ничего от пролетарских манер и