Февраль 1933. Зима немецкой литературы - Уве Витшток

алкоголя – она по-прежнему очень привлекательна. В июне 1929 года Нелли встретила в «Баядере» солидного мужчину 60 лет. С седеющими усами и жидкой бородкой он напоминает испанского гранда. Это писатель Генрих Манн, который как раз пытается бросить Труду Хестерберг (или она – его). Ему немного одиноко, и он, как и одноименный герой собственного романа «Учитель Гнус», любит скоротать вечер в ночном клубе. Нелли, дочь рыбака и служанки, в отличие от патрицианской семьи Генриха Манна, родом из совершенно другого мира. Она мало смыслит в искусстве и литературе. Но для него это не важно; Манну даже нравится, когда она непринужденно болтает, некоторые сказали бы – лепечет. Оба они родом из Любека, что наводит между ними первые мосты. У Манна есть истории, которые кажутся Нелли вырезками из светской хроники журнала, – не только о нахалке Труде Хестерберг, но и о киностудии УФА в Нойбабельсберге, где готовятся съемки «Голубого ангела». Да еще и Томас, брат Генриха, осенью 1929 года получает Нобелевскую премию по литературе, и газеты пестреют фотографиями его и его семьи.

Неудивительно, что Нелли кажется, будто она сорвала большой куш. Она, девица из бара, и Генрих Манн, один из самых знаменитых писателей страны. Весной он приглашает ее на несколько недель в Ниццу, они останавливаются в «Отеле де Нис» – старейшем гранд-отеле в самом центре города.

Но Нелли не рассталась с молодым Кариусом. Генрих и Руди знают друг о друге и на удивление хорошо ладят. Время от времени они встречаются в маленькой квартире Нелли на Кантштрассе и обсуждают политику – Манн с радостью пользуется возможностью прочувствовать среду коммунистов из пролетарской партии, к которой у него нет иного доступа. Генрих Манн щедр, даже если и догадывается, что часть денег, которые он дает Нелли, достаются Руди Кариусу. Это позволяет юноше избежать больших денежных сложностей, когда теперь, после смерти Ганса Майковски, ему приходится надолго исчезнуть из поля зрения полиции.

* * *

После окончания факельного шествия Геббельс обсуждает с Гитлером запланированные новые выборы, которые, если Гинденбург согласится, состоятся 5 марта. Затем Геббельс отправляется в Потсдам к принцу Августу Вильгельму Прусскому, чтобы вместе с ним отпраздновать захват власти. Домой он возвращается только около трех ночи. Там его поджидает Фриц Хан из «Отряда убийц» с сообщением: Майковски мертв. Полицейский по имени Йозеф Зауриц также застрелен. Геббельс слишком измотан, чтобы долго разговаривать, он прощается с Ханом – хорошо, что на него можно положиться. Затем он идет спать.

Топором в дверь

Вторник, 31 января

Томас Манн переживает. Не столько из-за вчерашнего политического решения, сколько по литературным причинам. Сын Клаус только что вернулся из поездок в Берлин и Лейпциг и хочет поговорить о Гитлере. Но голова писателя сейчас занята совершенно другим.

В последние недели ему снова пришлось отложить в сторону работу над романом об Иосифе, чтобы подготовить речь к 50-й годовщине смерти Рихарда Вагнера, с которой он выступит в Мюнхенском университете 10 февраля. Он много пишет о музыкальном театре Вагнера: это одно из величайших художественных вдохновений его жизни. Сначала он думал быстро справиться с этой работой, но речь все больше напоминает эссе, даже небольшую книгу. Мысли и идеи выплескиваются на бумагу с такой силой, что им трудно придать форму.

Но дело не только в этом. После того как он согласился выступить с речью в Мюнхене, Вагнеровское общество в Нидерландах обратилось с просьбой повторить лекцию в концертном зале «Концертгебау» в Амстердаме. За этим последовало еще два приглашения выступить на французском языке: от бельгийского ПЕН-клуба в Брюсселе и в театре «Амбассадор» в Париже, где нужно будет даже выступить повторно на немецком. Небольшое почетное европейское турне. Однако оно добавляет Томасу Манну дополнительных забот. Еще работая над черновиком, ему пришлось обратиться за переводом к своему французскому другу и германисту Феликсу Берто. Он закончил эссе всего несколько дней назад. Теперь нужно быстро сократить его до приемлемого для презентации объема, то есть стойко отрезать от собственной плоти, и, как только перевод будет готов, репетировать французский вариант текста, пока он не достигнет необходимой беглости речи.

На политику почти не остается времени. Кроме того, в прошлом году в различных статьях и выступлениях он недвусмысленно изложил свое мнение о национал-социализме – этом народном обмане, который пытается разыграть из себя революцию. Не может же он повторяться. Тем не менее он взял на себя обязанность написать подробное «Признание в социализме» для бывшего министра образования Пруссии Адольфа Гримме, который хочет заманить писателя на предвыборный митинг СДПГ в Берлине завтра или послезавтра, где Гримме зачитает текст. Что еще ему остается?

За столом разговоров о политике не избежать. Эрика и Клаус заметно напряжены: Клаус, очевидно, прочитавший все газеты, даже «Фёлькишер Беобахтер», высмеивает тон боли, который пропитывает всю левую прессу перед лицом смены власти. После ужина брат с сестрой отправляются на генеральную репетицию в «Перечной мельнице» Эрики. Премьера февральской программы запланирована на завтра. Для кабаре приход Гитлера к власти – безусловно, лакомый кусочек.

* * *

Сперва Геббельс позволяет себе выспаться, затем приступает к планированию предстоящей избирательной кампании со своими сотрудниками. Первым центральным пропагандистским событием должна стать церемония прощания с Майковски и Заурицем. Как он объясняет, они оба стали мучениками национального движения и были предательски застрелены красными убийцами в ночь триумфа. Он хочет устроить для них масштабное мероприятие в Берлинском кафедральном соборе, со всей помпезностью и впечатляющими выступлениями. Хотя собор протестантский, а Зауриц был католиком, Геббельса это не волнует. Как не волнует и сам Майковски и подлинная история его смерти. Последние недели многие представители СА выражали опасения, что НСДАП отправляет их на грязную работу – затянувшуюся на несколько лет уличную борьбу с коммунистами. Но теперь, когда до политических целей уже рукой подать, лидеры партии начали избавляться от СА, чтобы приписать себе все победы. После Рождества более 60 руководителей СА Шарлоттенбурга встретились обсудить, что в первую очередь от него, Геббельса, стоит ожидать таких подлых происков. Тогда Майковски, как сообщили информаторы Геббельса, не колеблясь, громко заявил, что, если то окажется правдой, он собственноручно застрелит Геббельса.

Поэтому для Геббельса было простым актом политической смекалки принять ответные меры. Как гауляйтер Берлина он постоянно окружен людьми из СА, и ему нужно им доверять. Хвастовство Майковски о пуле в его голове не могло остаться без последствий – Геббельс должен был дать понять каждому бойцу СА, что даже