Кровавый век - Мирослав Попович

Генерал И. Е. Петров

Вермахту не хватило сил на высокоманевренную войну в Предкавказье. Запланированный гигантский котел под Ростовом не получился – советские войска вовремя отошли, удар был нанесен по пустому месту. Невзирая на большие потери, Красная армия была далека от катастрофы. Основные силы Восточного фронта были разбросаны и втянуты в бои на огромной территории. К тому же они увязли в Сталинграде, который должен был надежно защищать на Волге левый фланг армии, прорывавшейся через Кавказ, а превратился в открытую рану, которая все больше кровоточила. Кейтель свидетельствовал на суде в Нюрнберге: «В настоящий момент можно сказать, что немецкое командование не рассчитало ни силы, ни времени, ни способности войск. Однако на то время Сталинград был настолько соблазнительной целью, что казалось невозможным отказаться от него. Думали, что если бросить еще одну дивизию, еще один резервный артполк, еще один саперный батальон, еще один минометный дивизион, еще одну артиллерийскую бригаду, то вот-вот город будет в наших руках. В совокупности с недооценкой и незнанием противника все это привело к сталинградскому окружению».[570]

В свидетельстве Кейтеля ярко видна психология бездумного упрямства, которое угрожает армии всегда, особенно во время оборонительной войны. После Сталинграда постепенно она воцарилась в руководстве немецкими вооруженными силами. А после первых же успехов Красной армии в наступательных боях для нее начался период постепенного освоения искусства маневренной наступательной войны. Если упрямая оборона способствует окостенению военной мысли и организационных структур, то маневренные наступательные действия побуждают армию к гибкости мысли и организации, а следовательно, к перераспределению компетенций и все большей независимости – то есть свободе и ответственности – в рамках четко определенных прав и обязанностей.

Даже в рамках чисто авторитарной структуры, которою является всегда любая армия, возможен дрейф к свободе.

Последствия побед – как военные, так и военно-политические

Наступление Красной армии под Сталинградом не только сорвало далеко идущие намерения ОКВ на Восточном фронте, но и стало настоящим началом овладения ее военным руководством тем высоким стратегическим и оперативно-тактическим ремеслом, которое отвечало условиям и технике Второй мировой войны. Период после Сталинграда, особенно со второй половины 1943-го до первой половины 1944 г., был не просто периодом наступательных действий Красной армии – он был переломным в ее методах ведения войны.

Жуков в своих мемуарах удивляется, почему Ставка не использовала наступление его Западного фронта в июле-августе 1942 г. под Ржевом для достижения более серьезного успеха; он до конца своих дней не знал, что Ржев служил прикрытием для планируемой под Сталинградом небольшой наступательной операции.[571] Прикрывал он всего лишь контрнаступление одной армии, запланированное на начало сентября. Этот типичный для начала войны контрудар – засекреченная «частичная операция» – так, в сущности, и не был осуществлен. Жуков и Василевский предложили стратегическое решение – «Канны» под Сталинградом. Сталин принял это предложение.

И вновь продолжается бой

Операция «Уран» имела шансы перерасти на настоящую катастрофу немецкой армии. Расстояние между Сталинградом и Ростовом небольшое, и закрыть горловину, через которую могли бы выйти из Предкавказья основные силы немецкой группы армий «А», было весьма возможно. Манштейн позже писал, что такую операцию русские в конце ноября – в начале декабря просто провалили.[572] Для этого нужно было поставить задачу более глубокую, чем даже занятие Ростова, – задачу выйти к Днепру на участке Днепропетровск – Запорожье и дальше на Херсон. Тогда Ростовский проход был бы надежно перекрыт.

Но такой план существовал, хотя и не был детально проработан. Назывался он «Большой Сатурн» и предусматривал удар с севера на Ростов. Однако Сталин не осмелился на «Суперсталинград» и заменил «Большой Сатурн» на «Малый», осуществление которого принесло лишь разгром итальянской армии.

И, можно думать, Сталин был прав. Разбор действий командующих армиями и командующего Сталинградским фронтом Еременко показывает, что их действия не были достаточно осмысленными, энергичными и смелыми, за ними «не было видно ясного оперативного замысла».[573] Что же касается действий командующего группой войск Закавказского фронта генерала Масленникова, бывшего начальника Управления пограничной охраны НКВД, элементарно некомпетентного в военных делах, зато грубого и «решительного» по-сталински, то они создали такую неразбериху, что танки Клейста смогли оторваться и появиться в поле зрения русских уже под Ростовом. К тому же победные реляции командующих в четыре раза преувеличили потери немцев в Сталинграде и под ним, и 1-ю гвардейскую армию Малиновского, предназначенную сначала для «Сатурна», пришлось передать под Сталинград для противодействия попыткам Манштейна деблокировать окружение. Не осмелившись на перекрытие Ростовского прохода, Ставка сосредоточила усилия на Сталинграде и ценой больших жертв добилась первого очень большого успеха; немцы понесли потери (около 300 тыс. человек), соизмеримые с нашими потерями 1941 г., и хотя это не подорвало силу вермахта, политическое и стратегическое поражение было непоправимым.

Острые противоречия второй половины 1942 г., когда генерал Гальдер был заменен Цейцлером на посту начальника штаба ОКХ, а с Йодлем и Кейтелем фюрер не здоровался, отступили перед проблемами, вызванными Сталинградом.

Планируя операцию «Цитадель», немецкое командование уже видело неизбежность военного поражения, Кейтель позже сознавался, что расчеты были скорее на политический выход из войны, но нанесение русским серьезного летнего удара казалось единственным разумным аргументом для будущего. В случае успеха вермахт нейтрализовал бы Россию и имел развязанные руки на западе и в Африке, чтобы закончить войну приемлемым способом.

Вермахт сумел с минимальными потерями выйти из Северного Кавказа и остановить наступление Красной армии перед Донбассом, на реке Миус, благодаря умению командующего группой армий фон Манштейна маневрировать подвижными силами и избирать наиболее чувствительные места для массированных ударов. Был драматичный момент, когда Красная армия прорвалась к Синельниково, между Синельниково и Запорожьем не было немецких войск, а в Запорожье сидел без серьезной охраны Гитлер. Но наступление через Харьков на Днепр было импровизацией по инициативе Хрущева и Тимошенко, использованием шансов для успеха, в первую очередь политического, которые открывались в ходе продвижения вперед, а не хорошо подготовленной реализацией замысла типа «Большого Сатурна». Манштейн нанес удар в основу клина, и Харьков опять стал трагедией Красной армии.

Перед летней кампанией 1943 г. немцы удерживали огромные территории на востоке, но именно удерживали, потому что о каком-то использовании их со стратегическими целями уже не могло быть и речи. Операция «Цитадель» уже не могла решить судьбу войны, но расхождений во взглядах на ее целесообразность у немецкого командования не было.

Летом 1943 г. советское командование проявляет трезвость в оценке ситуации, выдержку и здравый смысл. К лету этого года была хорошо поставлена военная разведка, и общий замысел операции вермахта был Ставке известен. Директива о проведении операции «Цитадель» подписана Гитлером 15 апреля 1943 г., а докладная записка Жукова, которая в основном правильно характеризовала замысел немецкого командования, – на неделю раньше, 8 апреля. Обсуждение стратегической проблемы, что очень характерно, велось на уровне штабов и их оперативных отделов. Оперативное управление Генштаба здесь же после докладной Жукова опросило мнение штабов Центрального и Воронежского фронтов, и начальник штаба Рокоссовского генерал Малинин 10 апреля предложил Антонову упреждающее наступление Западного, Брянского и своего Центрального фронтов на Орел. А 12 апреля Ватутин, Хрущев и начальник штаба Воронежского фронта генерал Корженевич направили Василевскому свои соображения, в которых тоже прогнозировали наступление немцев или с целью разгрома Курской группировки, или на северо-восток, на Москву, воздерживаясь от предложений относительно собственных действий.

Н. Ф. Ватутин

Сталин принял вариант действий, предложенный Жуковым. Уже после этого честолюбивый и непоседливый Ватутин загорелся идеей упреждающего наступления и с поддержкой Хрущева настойчиво предлагал Сталину разгромить немецкие войска, не ожидая, пока они начнут летнюю кампанию. Сталин колебался, поскольку хотя и не считал своих убитых и не отказался от идеологии упреждающих ударов, но боялся очередного прорыва нашей обороны и постоянно думал о судьбе Москвы. Однако в результате уговоров Жукова, Василевского и Антонова, а также, возможно, помня о провале инициированного Хрущевым наступления под Харьковом, он в конечном итоге отказался от тактики упреждающих ударов, чтобы в ходе оборонных боев истребить немецкие танки и обескровить живую силу противника.