Кровавый век - Мирослав Попович

Л. З. Мехлис

Что выходило в результате, нетрудно представить.

На Юго-Западном фронте Жуков и Кирпонос, опираясь на недосягаемое для танков болотистое Полесье, организуют контрудары за контрударами по наступающим танковым корпусам и пехоте фон Рундштедта. Гальдер в своем военном дневнике снисходительно признает действия командования фронта правильными, но здесь же называет удары «булавочными уколами». Как ужасно организованы эти действия! Пять механизированных корпусов фронта Кирпоноса брошены в бой немедленно после того, как они прошли по 200–400 км, без подготовки. Развернулась решающая танковая битва в районе Дубно – Ровно – Луцк – Броды. Здесь против 1-й танковой группы Клейста задействовано три корпуса Кирпоноса. В бой сначала был введен 8 мк (механизированный корпус) генерала Рябышева, который прошел перед этим 500 км. Смертельно уставших танкистов бросили в атаку с хода, со всеми поломками машин. Исходные позиции выбрать не успели, и впереди оказалась заболоченная местность. Карт местности, между прочим, у командиров, в том числе артиллеристов, не имелось, потому что война на нашей территории не была предусмотрена. Обещанных истребителей нет, зенитчиков забрали почему-то прикрывать Броды, хотя там уже не было никаких войск. Приказ подгонял – наступать немедленно! Совсем рядом стояла какая-то пехота, о которой ничего не знали танкисты и которая ничего не знала о танкистах. Не завершив развертывания, корпус утром 26 июня ввязался в бой. И вдруг Рябышев получает приказ командования фронтом – выйти из боя, оторваться от противника! Рябышев в отчаянии, он выводит из боя одну дивизию, пытается вывести вторую – поздно! Две дивизии корпуса покинуты на съедение немцам – и все потому, что штаб фронта не имел сведений от корпуса Рябышева и решил, что он разбит. И только корпус выполнил приказ о выходе из боя, приходит новый приказ – наступать, разгромить врага, взять Дубно!

Командование Юго-Западным фронтом: справа налево – генерал М. П. Кирпонос, комиссар Е. П. Рыков, член Военного совета М. А. Бурмистренко

Едва корпус получил последний приказ, в штаб приехал член Военного совета фронта, черноусый корпусной комиссар Вашугин. Он не стал выслушивать Рябышева, а с яростью спросил: «За сколько продался, иуда?» Генерал побледнел, потом попробовал говорить: «Вы бы выслушали, товарищ корпусной…» Вашугин перебил: «Тебя, изменника, полевой суд слушать будет. Здесь, около сосны, выслушаем и около сосны расстреляем…» Спас дело замполит Рябышева Попель, сославшись на «подозрительный» приказ Кирпоноса об отступлении. Вашугин засомневался, а затем велел через 20 минут доложить о готовности к наступлению. Рябышев пытался выторговать время хотя бы до утра, но Вашугин был неумолим: «Займете до вечера Дубно, получите награду. Не займете – исключим из партии и расстреляем».[553] Корпус Дубно отбил, но скоро снова потерял.

Скорбь. Фото Дм. Бальтерманца

Комиссар Вашугин сам, кажется, стал жертвой репрессивной системы – его следы теряются в «органах» после разгрома фронта. 4 июля вызван в Москву и арестован командующий Западным фронтом Д. Г. Павлов. Суд был скорым и неправым. 22 июля расстреляны «за измену» он, начальник штаба фронта В. Е. Климовских, член Военного совета А. Я. Фоминых, командующий 4-й армией А. А. Коробков. В армиях за лето – осень 1941 г. сменилось по 3–4, а то и по 5–7 командующих.

На 30 июня Юго-Западный фронт потерял две трети танков, а до 9 июля – все танки. Войска танковой группы Клейста прорвались через Новоград-Волынский на Житомир – Бердичев и поставили под угрозу весь фронт Кирпоноса. Впоследствии под Уманью окружены две армии, и немцы взяли в плен больше 100 тыс. красноармейцев. Назревала грандиозная катастрофа Юго-Западного фронта.

На протяжении июня-июля фронты получают большие подкрепления, которые преимущественно бросаются в бой по частям и погибают без толку. С тогдашними правилами, которые предусматривали предельную централизацию и секретность всех действий, командующие дивизиями знали только серию своих эшелонов, но не имели понятия, где они и куда направлены. В результате командование имело в распоряжении лишь небольшую часть своей дивизии, вместе с которой ехало в эшелоне, и бросало ее в бой немедленно. Остальные части дивизий, которые поступали из тыловых районов, смешивались с отступающими остатками войск, и приходилось, в сущности, формировать на месте какие-то новые соединения. Об одном из типичных командующих 1941–1942 гг., герое Ростовского зимнего наступления генерале Черевиченко, который ухитрился угодить в плен уже в 1943 г. и бесследно исчез, прежний командующий Закавказским фронтом Тюленев вспоминал: «Его тактика, если так можно высказаться, грешила «лобовыми решениями». Нередко случалось и так, что стрелковые дивизии и бригады, которые прибывали в его распоряжение, без острой необходимости вводились в бой с ходу, и не компактно, а частями. Во избежание этого однажды нам даже пришлось применить «хитрость». На усиление Закавказскому фронту прибыла стрелковая дивизия из Средней Азии. Побаиваясь, что командующий Черноморской группой бросит ее в бой без подготовки, штаб фронта разработал особенный график перебрасывания этой дивизии из Баку в Туапсе. По этому графику в первом эшелоне следовал командир дивизии полковник Лучинский, его штаб, артиллерия, а затем – материальные средства и обозы и, наконец, стрелковые полки. Это, конечно, было нарушением общепринятого порядка перевозки войск. Но в данном случае мы пошли на такое дело сознательно…»[554] Это было уже в 1942 г., а в первый год войны подобное использование ресурсов и резервов было правилом.

О какой-то автономности военной машины в общей властной системе коммунистической России не приходидется и говорить. Сталинский режим стремится руководить каждым движением своего имперского тела, а для этого система должна быть предельно примитивизирована. Термидорианский переворот резко снизил интеллектуальный уровень руководства. В армии все приходилось начинать с того уровня, на котором находилась военная мысль конца 1920-х гг. В этот раз прорыв осуществлялся благодаря интуиции малообразованного и грубого, зато очень энергичного, прямолинейного и чрезвычайно талантливого командующего Г. К. Жукова, с одной стороны, и решениям консервативного и крайне оппортунистичного, зато оперативно и тактически очень грамотного штабиста Б. М. Шапошникова, с другой, приверженца школы, из которой вышли «плановики» и организаторы войны А. М. Василевский, О. И. Антонов и вся машина Генштаба, руководившая очень компетентно во второй половине войны.

Управление войсками и руководство войной со стороны Сталина и его окружения демонстрирует не просто некомпетентность, глупость и жестокость. Это – система, на порядок более примитивная с точки зрения обработки информации и организации действия, чем система его противника.

Уже на протяжении июля Сталин вынужден был отказаться от попыток прекратить отступление жестокими репрессиями. Расстрел командования Западного фронта не дал результатов – поражения продолжались, и репрессии могли вызывать недовольство армейской верхушки, опасное в условиях войны. А 29 июля, как позже утверждал Жуков, он предложил Киев сдать и укрепить Центральный фронт, который со стороны Гомеля прикрывал правый фланг Кирпоноса. Это была инициатива неслыханная, потому что касалась общих методов ведения войны.

Правда, придирчивый Б. Соколов считает эти воспоминания бывшего начальника Генштаба бессовестной ложью,[555] но, по крайней мере, в августе Жуков пишет докладную об опасности для Юго-Западного фронта, которая исходит из рассуждений, навеянных опытом двух месяцев войны. Подтверждением правдивости маршала является факт замены его Шапошниковым на должности начальника Генштаба и перемещения сначала на Резервный фронт, откуда в сентябре Жукова бросили «пожарным» на Ленинград. Позже, в декабре, был, кажется, эпизод, когда Жуков, командующий фронтом под Москвой, в ответ на какие-то требования Сталина выматерился и бросил трубку. И этот факт, который тот же автор считает ложью, имеет своеобразное подтверждение: подготовка уничтожения Жукова началась уже через полгода.

Пехота на марше

Как свидетельствует Судоплатов, по прямому приказу Сталина заместитель наркома внутренних дел Богдан Кобулов установил телефонное прослушивание Жукова, Ворошилова и Буденного еще в 1942 г..[556] Выбор Ворошилова и Буденного объясняется тем, что это были генералы поражения, и Сталин, невзирая на их полную политическую ничтожность и зависимость от него, побаивался их возможной мести за устранение от руководящей роли в армии. Жуков же был генералом первых побед, опасным в будущем. В августе 1942 г. он был назначен заместителем Верховного, а незадолго до этого, весной 1942 г., арестовали начальника оперативного отдела штаба Западного фронта, прямого подчиненного Жукова – генерал-майора В. С. Голушкевича, из которого начали постепенно выбивать свидетельства против Жукова «на всякий случай», как водилось в сталинские времена.[557] Дело тогда не получило развития, и удар по Жукову Сталин попробовал нанести лишь после войны.