Кровавый век - Мирослав Попович

Подобие стратегии Жоффра, только более топорной и бессердечной, не смогло сорвать наступательный маневр немецкой армии и утопить всю агрессивную энергию в позиционной войне уже где-то в начале осени, но за счет больших ресурсов, в том числе территориальных, и неожиданно упрямого сопротивления красноармейцев и командиров Москве удалось стабилизировать фронт перед осенним ненастьем. Последнее наступление кампании 1941 г., наступление на Москву, начали такой же грандиозной катастрофой под Вязьмой, какой была катастрофа под Киевом; в окружении оказались 600 тыс. человек. Путь на Москву был открыт.

Потери Красной армии оценить невозможно до сих пор, поскольку достоверной статистики тогда не было, как и в 1914 г. Сообщения немецкой пропагандистской службы так же фантастичны, как и нашей. Но есть и точные данные: это – данные лагерей военнопленных, где количество узников фиксировалось. По этим данным, в течение 1941 г. через лагеря прошли 3,9 млн советских военнопленных, из которых остались живыми в лагерях на 1 января 1,6 млн человек.

Сорвали все планы немцев не только осенняя распутица и бездорожье, а затем и неслыханно сильные морозы. Ссылка на «генерала Зиму» игнорирует отчаянное сопротивление Красной армии. Погодные условия дали возможность Жукову жалкими силами, какими-то батальонами курсантов и группами ополченцев, остатками разбитых дивизий и резервами из тыловых округов перекрывать немногочисленные пути, по которым могли пройти танки, и благодаря самоотверженности бойцов стабилизировать фронт, а затем и перейти в наступление.

Наступление зимой 1941/42 г. было заключительным этапом стратегии «активной обороны», в полном соответствии с ее идеологией. Невзирая на возражения Жукова, еще перед началом немецкого октябрьского наступления Сталин («мы с товарищем Шапошниковым считаем») настоял на «предупреждающих ударах» слабых и неподготовленных войск обороны Москвы по группировкам немцев, которые готовились к наступлению. Это привело только к бессмысленным жертвам и обескровливанию обороны. Как свидетельствуют тогдашние собеседники Шапошникова, в частности П. И. Батов, начальник Генштаба полагал, что до кризиса еще далеко, опыт войны еще придется осваивать и судьбу войны победа под Москвой не решает. Однако, как всегда, Шапошников промолчал, когда Сталин дал указание готовить общее наступление по всему фронту. На совещании в Ставке 5 января 1942 г. против общего наступления возражал один Жуков, предлагая сосредоточить все силы западнее Москвы; косвенно его поддержал Вознесенский, отметив, что промышленность не справится с обеспечением общего наступления. Однако Сталин был неумолим. Наступление выдохлось уже на исходе января – фронт остался совсем без снарядов. В начале февраля армия Ефремова и конный корпус Белова угодили в окружение, из которого вышла только часть конников. В ответ на многочисленные просьбы командующих о закреплении на завоеванных позициях Сталин 20 марта издал новую директиву о наступлении по всему фронту. А в начале апреля уже никакими силами нельзя было заставить войска наступать.

Военная машина Германии, невзирая на тяжелые бои на Восточном фронте и непрестанные бомбардировки немецких городов союзниками, не потеряла способности к регенерации вермахта. В 1942 г. качество немецких пополнений фронта снизилось, но до 1944 г. очередные мобилизации возобновляли нормальную численность дивизий, не чувствовалось недостатка офицеров, расширялось производство боевой техники. Оставался только открытым вопрос, каким образом эта могучая машина сломает сопротивление русского медведя или, по крайней мере, нейтрализует его, чтобы разгромить англосаксонский блок и решить свои глобальные проблемы.

Жестокий и малоталантливый вариант французской стратегии Первой мировой войны продолжается в Красной армии до зимы 1942/43 г., до операции под Сталинградом. Вариант этот заключался в так называемых «частичных операциях», кровавых и малоперспективных наступательных ударах по локальным и ограниченным целям, которые, по замыслу, должны были обессиливать и обескровливать врага, но дорого обходились Красной армии. Одна из таких операций весной 1942 г., Харьковская, закончилась тяжелыми потерями, которые создали предпосылку для немецкого прорыва на этом фронте в направлении на Сталинград и Кавказ.

Стабилизировав фронт после неудач в зимней кампании и нанеся Красной армии несколько ощутимых потерь, вермахт осуществил летом 1942 г. прорыв на Кавказ, который имел также откровенно ближневосточные, антианглийские цели. Этот прорыв должен был быть ударом по Красной армии лишь постольку, поскольку, по мнению Гитлера, лишал ее азербайджанской нефти и тем самым парализовал танковые и механизированные силы и авиацию. И пусть в распоряжении ГКО осталась бы приуральская нефть, потеря Баку была бы, безусловно, одним из возможных серьезных ударов, которые опять поставили бы Красную армию на грань катастрофы.

Хотя размещение резервов исходило из ошибочного предположения Сталина, что летом 1942 г. немцы будут наступать на Москву, соотношение сил на участке от Курска до Таганрога даже после жестокого урока под Харьковом само по себе не решало дела в пользу вермахта. Имея небольшое преимущество в численности, немецкие сухопутные силы насчитывали здесь более 1260 танков против 740 советских и более 1640 самолетов против тысячи советских.[565] Но были еще и резервы у соседних фронтов. Полностью прав был Сталин, телеграфируя тогда командующему Воронежским фронтом Голикову: «Запомните хорошенько, у вас теперь на фронте более чем 1000 танков, а у противника нет и 500 танков. Это первое. Второе – на фронте в трех танковых дивизиях у вас собралось больше 500 танков, а у противника 300–400 танков, самое большее. Все теперь зависит от вашего умения использовать эти силы и управлять ими по-человечески».[566] Сталин ошибался в одном: против фронта Голикова действовала только одна дивизия 40-го танкового корпуса немцев, то есть 200–250 танков. Тем не менее, этот корпус разгромил танковые силы фронта и выдвинутую ему навстречу 5-ю танковую армию генерала А. И. Лизюкова, героического защитника Москвы, который абсолютно не был способен организовать боевые действия своей армии и сам погиб в бою. Командование Красной армии и здесь не сумело организовать маневренную оборону с использованием созданных на протяжении зимы сильных танковых соединений.

Сталинград

Отступление через степи Предкавказья Сталин пытался остановить в первую очередь теми же репрессивными методами. 28 июля он издал знаменитый «Приказ № 227», который разъяснял трагизм ситуации и обосновывал необходимость стоять на смерть. «Мы потеряли более 70 млн населения, более 600 млн пудов хлеба в год и более 10 млн тонн металла в год. У нас нет теперь преимущества ни в человеческих резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит погубить себя и погубить одновременно нашу Родину».[567]

Это было святой горькой правдой, и бойцы так и воспринимали эти слова – но отступление продолжалось еще не один месяц, хотя пленных немцы взяли всего 80 тысяч. «Чего нам недостает? – спрашивал Сталин в приказе № 227. – Недостает порядка и дисциплины в ротах, полках, дивизиях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии самый строгий порядок и дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину… Паникеры и трусы должны истребляться на месте».[568] И за спинами красноармейцев появились заградотряды, беспощадно открывавшие пулеметный огонь по тем, кто испугался и побежал, а в тылу особисты выискивали тех, кто выбирался группами или в одиночку к своим, чтобы продолжать войну, и «истребляли» их, как «паникеров и трусов».

Какой-то эффект эта жестокость, возможно, и давала, но большего достигли защитники Кавказа вопреки «приказу № 227». Как показал В. В. Карпов в документальной повести о генерале И. Е. Петрове,[569] оборону Северного Кавказа сумели организовать именно потому, что командующий Черноморской группой армий (назначенный вместо Черевиченко) И. Е. Петров игнорировал приказ о «паникерах и трусах». Тех, кто вырвался из окружения и пришел на сборные пункты, Петров распорядился накормить и зачислить в формируемые здесь части. Люди с каким-либо военным образованием и опытом, преимущественно русские и украинцы, пополняли командный состав, крестьяне-кавказцы – рядовой. Как отметил Карпов, большинство среди защитников Кавказа составляли именно бойцы «кавказской национальности», а не русские. Главным образом этими силами Петров и остановил немецкое наступление на Предкавказье.

Генерал И. Е. Петров