В гостях у турок. Под южными небесами - Николай Александрович Лейкин

в улицу. Улица эта также была заполонена магазинами, но здесь сутолоки той уже не было, как на площади. Николай Иванович смотрел на окна верхних этажей, где около оконной решетки нет-нет да и появится испанка, и говорил жене:

– Вот и вечер, вот и взошла луна златая, вот на балкон выглядывает подчас и испанка молодая, а как тут испанцу серенаду петь, если такая сутолока на улицах.

– Да ведь, я думаю, серенады-то только по ночам распевают, а теперь только вечер, – проговорила супруга.

– Нет, нам нужно на какую-нибудь пустынную улицу выйти.

– Пойдем на пустынную улицу.

Они свернули во вторую улицу. Здесь магазинов не было. Улица освещалась скудно. Николай Иванович продолжал глазеть по верхам.

– А здесь уж и испанок на балконах не видать. А уж как хотелось бы понаблюдать испанскую серенаду!

Показался маленький сквер. Супруги вошли в него. В сквере парочки. Какой-то повар в белой куртке и белом берете шушукается за кустами с горничной в высокой гребенке и белом переднике.

– Вон поваренок серенаду распевает, – шутя указала мужу Глафира Семеновна.

– Ты шутишь, а я всерьез… – отвечал супруг. – Я сюда, в Испанию, только затем и поехал, чтобы посмотреть, как эти самые серенады… А тут и с гитарой-то никого не видать. Пойдем назад. Должно быть, и в самом деле нужно выйти ночью из гостиницы и отправиться в пустынные улицы, чтобы слышать серенады.

Тем же путем супруги отправились обратно в гостиницу. В улице, прилегающей к площади, гасили огни в окнах магазинов и запирали самые магазины. На площади толпы также уж значительно поредели. И здесь магазинщики тушили огни и запирались. Площадь потеряла половину освещения. Входя к себе в гостиницу, Николай Иванович мурлыкал:

Вот испанка молодая Оперлася на балкон…

LXXIV

– Я ужасно пить хочу, – проговорила Глафира Семеновна, входя к себе в комнату после вечерней прогулки и быстро снимая с себя шляпу и накидку. – Если бы чаю напиться?

– А что ж, я охотно тебе повистую, – ответил супруг. – Самовар у нас есть.

– Но ведь эти испанцы возьмут наш самовар и опять сварят в нем чай, как давеча утром.

– Попробуем сами поставить самовар, не отдавая его прислуге.

– Здесь в комнате? – удивилась супруга.

– А что ж такое? У нас есть наш собственный чай, дорожный чайник, две чашки, сахар.

– А чем растопить самовар?

– Да вон в камине какие-то голики лежат, прутья, щепки, – указал Николай Иванович. – Это по-ихнему называются дрова. Воды в самовар из графинов возьмем. Видишь, нам два графина с водой на ночь приготовили. Вот я сейчас разденусь и поставлю самовар.

Он стал сбрасывать с себя пиджак, жилет.

– Да ведь надымишь, – сказала Глафира Семеновна. – Угару напустишь.

– Зачем же дымить? Мы поставим самовар около камина, и туда все потянет. При самоваре труба есть.

– Ну уж эти медные трубы! Они продаются при самоварах только для украшения, а для дела они не пригодны. Не лучше ли пригласить сюда нашу усатую француженку-распорядительницу и объяснить ей, чтобы она приказала вскипятить в самоваре только воду, без чая?

– Все это ей мы завтра утром объясним. А теперь как ее звать? Позвонишь – явится горничная, ни по-каковски, кроме испанского языка, не говорящая, и ни ты, ни я не будем в состоянии объяснить ей, что нам нужна усатая француженка. Нет, лучше мы уж сами поставим самовар. Когда-то я ставливал.

Николай Иванович взял самовар, стоявший на столе, снял с него крышку и принялся наливать в него воду из большого графина.

– Но где же ты углей возьмешь? – задала вопрос супруга. – Здесь в камине каменный уголь, а он для самовара не годится, – возразила супруга.

– Вот разве что углей-то нет… Ну да я как-нибудь прутьями и щепками растоплю. Ба! – хлопнул супруг себя ладонью по лбу. – Мы затопим камин, и когда щепки и сучья сгорят, то будут уголья – их мы и положим в самовар.

Через минуту камин пылал. Супруги, раздевшиеся, чтобы после чаю лечь спать, сидели друг против друга и ждали, когда камин прогорит. Николай Иванович был в туфлях, покуривал папиросу и рассматривал свои сапоги, сокрушаясь, что чистильщик совсем испортил их, вымазав салом. Вдруг супруга спросила:

– Что это у тебя глаз-то? Это уж другой, не биаррицкий.

– А что? Давеча, когда мы были в сквере, меня комар укусил. Ужасно чешется.

– Да его раздуло весь. Он запух и сравнялся с биаррицким глазом, который ты подбил в Биаррице.

– Да что ты!

Супруг бросился к зеркалу. Действительно, около глаза в нижнее веко его укусил москит, и веко раздуло в большой желвак, начинающий заслонять самое глазное яблоко. Супруга стояла сзади.

– Знаешь, это даже не комар, а что-то другое, – проговорила она. – От комариного укуса так не распухнет. Ведь мы в Испании… здесь эти шпанские мухи. Не укусила ли тебя шпанская муха?

– А что ты думаешь? Пожалуй, что и так… Я чувствую, что пухнет все больше и больше… – тревожно отвечал супруг. – Вот уж подлинно, что на бедного Макара шишки валятся. В Биаррице электрический угорь напал, здесь шпанская муха…

– Ну, положим, что в Биаррице не угорь.

– Батюшки! Да у меня и нос укушен! – воскликнул Николай Иванович. – Видишь, пухнет. Ну что ж это такое! В двух местах. Это когда мы в сквере, в кустах, около фонтана стояли. Шпанская муха… Ведь это черт знает что такое… Пухнет, пухнет. И нос пухнет, – рассматривал он себя в зеркало.

– Но отчего же меня никто не укусил? Ведь я вместе с тобой была… – задала вопрос супруга.

– Вздор. И ты укушена. Покажись-ка, покажись… Да у тебя волдырь на лбу растет.

– Не может быть.

– Посмотрись в зеркало.

Глафира Семеновна взглянула в зеркало и проговорила:

– Боже мой! И то волдырь. И зачем ты меня водил в этот сквер вечером! Сквер, фонтан… Эти поганые шпанские мухи только около сырости и водятся. Ночью около сырости… Я читала, я знаю… Они, как комары, только по ночам и свирепствуют. Ну что мне теперь делать? Тебе ничего, ты мужчина… А я себе красоту испортила. Завтра приедет к нам этот флотский офицер, а у меня рог на лбу.

Она совсем сокрушалась и воскликнула:

– И губа, и губа укушена! Верхняя губа. Вздувает и ее… Ну что тут делать? Ведь к завтра еще хуже распухнет.

– Попробуем, душечка, одеколоном примочить, – предложил супруг. – У тебя есть одеколон?

– Как не быть! Но удивительно, что я не слыхала, когда меня могли эти шпанские мухи укусить.

Глафира Семеновна схватила флакон одеколона и стала примачивать себе укусы.

– Примочи и мне,