В гостях у турок. Под южными небесами - Николай Александрович Лейкин

гигантский раскрашенный веер из железа, и на нем крупными буквами надпись: «Abanicos» – веера. Веерами всех величин украшены и оконные выставки магазина.

– Специальный магазин вееров… Вот куда нужно за веерами приехать, – указала Глафира Семеновна мужу.

– А чем нарочно сюда приезжать, так не лучше ли сейчас заехать? – откликнулся тот. – Церковь-то, в которую нас везет извозчик, успеем еще осмотреть до обеда. Обед в гостинице в семь часов.

– Да, пожалуй, заедем. Кстати и другие магазины посмотрим. Арете!

Глафира Семеновна тронула извозчика зонтиком в спину и указала на магазины. Тот подъехал к тротуару и остановил мула. Супруги вышли.

– Наверное, уж в магазине-то говорят хоть сколько-нибудь по-французски, – сказала супруга.

– Как «веер» по-испански, я могу сейчас справиться. Только ты мне скажи, как «веер» по-французски.

И Николай Иванович вытащил из кармана французско-испанский словарь.

– Оставь. В случае чего я могу указать на веер прямо пальцем. Но я уверена, что здесь говорят по-французски.

Вот и магазин вееров. Кроме вееров, продаются зонтики. В стенных шкапах целый частокол зонтиков всех цветов. За прилавками два приказчика с капулями и в бородках а-ля Генрих IV. От них так и разит пачулей. За кассой дама в черном платье и с красными розами в волосах и на груди – смуглая молодая брюнетка.

– Парле ву франсе, мадам? – обратилась к ней Глафира Семеновна.

Дама удивленно взглянула на нее, покачала отрицательно головой, сморщив губы, и отвечала:

– Но-о-о…

Она ответила это таким тоном, как будто ее спросили не о знании французского языка, а о том, не украла ли она что-нибудь.

С тем же вопросом обратилась Глафира Семеновна и к двум приказчикам-франтам, но и от них получился тот же ответ, что и от дамы-кассирши, и тем же тоном. А один приказчик даже презрительно усмехнулся и отвернулся. Другой тоже отошел в сторону и стал поправлять перед зеркалом булавку в галстуке.

– Каковы одры-то! Совсем невежи! – воскликнул Николай Иванович. – Пойдем, душенька, в другой магазин. Мадрид не клином сошелся. Здесь магазинов с веерами много, – сказал он супруге.

– Постой… Ну их к лешему… – остановила его та. – Я буду говорить по-русски и пояснять руками, что мне надо. Может быть, у испанцев в обычае обижаться, когда их спрашиваешь о французском языке. Кажется, испанцы враждуют с французами.

– А тогда на кой черт они собезьянничали всю свою жизнь с Парижа!

– Покажите веера мне. Веера мне нужно. Эванталь…[305] Вот… – сказала Глафира Семеновна приказчику, поправлявшему перед зеркалом булавку в галстуке, и указала зонтиком на раскрытый веер с изображением на нем боя быков, прикрепленный к шкафу.

– Сси, сеньора, – кивнул ей приказчик уже несколько вежливее и, выдвинув ящик из прилавка, стал доставать оттуда сложенные веера и раскрывать их.

Глафира Семеновна отобрала два веера: один с изображением боя быков, другой – с пляшущими качучу гитанами с тореадорами.

– Почем? Сколько пезетас? Сколько сентимиес? – спросила она и, вынув из кармана серебряную пезету, показала приказчику.

Тот тронул пальцем монету, произнес слово «дос» и показал ей два пальца.

– Хорошо… Эти веера я беру. А теперь покажите получше, – продолжала она, подошла к окну и стала указывать на вывешенные на нем веера с кружевами и золотыми блестками.

Приказчик начал доставать другие веера и развертывать их. Подошел другой приказчик и стал помогать ему. Второй приказчик уж вынул из кармана карандаш, писал на бумаге стоимость вееров, отрывал с написанными цифрами клочки от бумаги и клал эти клочки на веера. Глафира Семеновна читала написанное на клочках и говорила:

– Полторы пезеты… две пезеты… три с половиной. Три с половиной пезеты – ведь это немного дороже рубля, если рассчитать по курсу. Боже мой, как это дешево! Николай Иваныч, да ведь это почти даром. Я возьму штук пять-шесть. Ими можно стену комнаты украсить.

И она отобрала еще шесть вееров.

– Но у вас есть и лучше этих, – продолжала она. – В пять пезет… В пять… в десять. Эти все пойдут на стену и для подарков, а я хочу себе… для себя…

Она растопыривала перед приказчиками пальцы одной руки, прибавила другую руку с растопыренными пальцами, тыкала себя пальцем в грудь.

Из ящиков начали выкладываться на прилавок еще веера. На этот раз веера были уже в коробочках. Веера раскрывали и передавали Глафире Семеновне с ценами их на клочках бумаги. К приказчикам присоединилась уж и кассирша и тоже раскрывала веера. На прилавке образовался целый ворох вееров. Глафира Семеновна отобрала еще вееров штук пять-шесть.

Николай Иванович, в это время смотревший в свой французско-испанский словарь, вдруг воскликнул:

– Нашел, как «веера» по-испански! Веер – абаникос.

– Поздно, милый друг. Я уж выбрала, что мне было нужно. После ужина горчица. Теперь уж только рассчитаться за них, – отвечала супруга.

– Да я бы и раньше отыскал это слово, если бы ты раньше мне сказала, как по-французски веер. А как ты назвала этому приказчику-михрютке веер эванталем – сейчас я и стал искать, как эванталь по-испански.

– Иди… Помогай сосчитаться. Вееров я набрала много. Раз, два, шесть, девять, двенадцать, тринадцать. Тринадцать, впрочем, нехорошее число. Вот еще четырнадцатый веер.

– Душечка! Куда ты эдакую уйму? Ведь ты их в десять лет не измахаешь! – ужаснулся супруг.

– Да ведь дешево. Дешевле пареной репы. Четырнадцать. Раз, два, три.

Глафира Семеновна показала приказчикам сначала одну растопыренную руку, потом другую и, наконец, четыре пальца.

– Четырнадцать я знаю как по-испански. Каторзе… – похвастался супруг. – Каторзе, сеньор… каторзе… А вот как веера по-испански – опять забыл. Тьфу ты пропасть! Вот память-то!

– Брось… Они и так отлично понимают.

Приказчики уж писали счет на веера.

Оказалось, что с Глафиры Семеновны следовало за четырнадцать вееров шестьдесят пезет и двадцать пять сиентимесов.

– Однако… – покачал головой супруг, вынимая маленькие испанские кредитные билеты.

– Что однако? – проговорила Глафира. Семеновна. – И всего-то на каких-нибудь двадцать рублей на наши деньги. Но ты считай то, что я тут для себя купила один такой роскошный веер, что у нас в Петербурге за него за один надо тридцать рублей заплатить.

– Ну-ну… уж ты наговоришь! Сессента пезетас. Получайте шестьдесят пезет.

И он передал кассирше деньги, кивнув ей и пробормотав:

– У, чернобровая ведьма! Видишь, как мы поддержали вашу коммерцию! А как, с какой щетиной ты нас приняла-то, черномазая выдра!

Приказчики завертывали веера, уложили их в большую коробку, обвязали веревкой, и один из них понес коробку в экипаж, сопровождая супругов из магазина.

Подсадив Глафиру Семеновну в коляску, он поклонился супругам и произнес:

– Buenos dias, senora… Buenos dias, cabalero[306].

– Ага! Теперь: сеньора и кабальеро! А