В гостях у турок. Под южными небесами - Николай Александрович Лейкин

публике стакан для питья воды и при этом выпрашивающие себе подаяние. У некоторых нищих бутылки с фруктовым соком, который они также предлагают к воде. Некоторые нищие в грязных жилетах нараспашку, с одеялами через плечо и в шляпах с широчайшими полями (сомбреро) имеют такой вид, что их можно скорей принять за разбойников, чем за нищих.

Вот и площадка, уставленная железными стульями перед эстрадой с пюпитрами для нот, но на площадке никого из публики. Только пять-шесть разношерстных молодых собак играют друг с другом и подняли облако пыли. Очевидно, здесь иногда играет музыка. Вот и маленький ресторан со столиками на веранде, но он пуст. На веранде виднеется только лакей, зевающий в салфетку. Вот между деревьев и кустарников блеснуло что-то серебристое.

– Там река, – сказала Глафира Семеновна мужу. – Не может быть, чтоб это был Манзанарес. Пойдем… Посмотрим. Надо остановиться.

Они остановили экипаж и вышли из него. Супруги не прошли пятидесяти шагов, как перед ними открылась зеркальная поверхность довольно большого, совершенно четырехугольного замечательно чистого пруда. У берега была пристань, и около нее стояли причаленными две лодчонки. Какой-то спортсмен в полосатой фуфайке, с головой, повязанной красным шелковым платком, плавал на лыжах, держа в руках весло с лопатками на концах.

– Вот тебе испанский костюм, – указала Николаю Ивановичу супруга.

– Какой же это испанский! Это скорей костюм акробата, – отвечал тот.

– А платок-то красный на голове с концами, завязанными на затылке? Это уж чисто по-испански. Так носят платки тореадоры.

Кроме спортсмена на лыжах, на пруду плавали два лебедя – черный и белый и несколько уток, держащихся, впрочем, в отдалении.

Супруги стояли на берегу пруда и любовались им.

– Какой прекрасный светлый пруд, – сказал Николай Иванович. – Куда лучше и чище Манзанареса. Манзанарес можно назвать рекой только в насмешку. И в географиях-то следовало бы писать, что Мадрид стоит не на Манзанаресе, а на пруду таком-то. Наверное уж этот пруд как-нибудь называется.

– Непременно, – кивнула супруга и задала вопрос: – Но где же мадридцы купаются? Неужели у них нет никакого купального места?

– Эк ты разлакомилась в Биаррице насчет купанья-то!

– Ну так что ж из этого? В Биаррице меня купанье прославило. Я и в Мадрид ехала, чтоб поддержать эту славу, но обманулась. Проще сказать – ты меня обманул.

– Как же я-то? География нас обманула. Мы учили в географии, что Мадрид стоит на реке Манзанаресе, а оказалось, что Манзанарес ручей, да и тот протекает не через Мадрид, а находится за городом. Однако как здесь комары кусают! – прибавил Николай Иванович и хлопнул себя ладонью по лбу, чтобы согнать комара.

Супруги обошли одну половину пруда и увидали ключ. Из кучи громадных камней выбивалась струйка воды и стекала в каменный бассейн, обложенный туфом. Около ключа стояли два столика с пятком железных стульев. Супруги присели. Перед ними, как из земли, выросла грязная старуха-торговка с корзинкой, в которой помещались стаканы и бутылочки с ягодным сиропом. Низко кланяясь, она поставила перед супругами два стакана.

– Выпьем, что ли? Попробуем их воду, – предложил жене Николай Иванович.

– Только без сиропа, – откликнулась супруга. – Выполоскай стаканы прежде, и я сама их оботру. У меня есть чистый носовой платок.

– Ну, уж пусть эта старая сеньора выполоскает их, – сказал супруг, постучал по стакану ногтем пальца и сказал: – Сеньора, полоскайос эсто стаканос.

– По-каковски это? – улыбнулась Глафира Семеновна. – На каком языке?

– Да по-русски, но как будто бы и по-испански. Поймет баба.

И точно, старуха поняла. Она взяла стаканы, выполоскала их, наполнила водой и снова принесла на стол. Глафира Семеновна вылила из стаканов воду и вытерла их платком.

– Анкор. Тодавиа…[302] – снова постучал Николай Иванович по стаканам.

Старуха снова наполнила стаканы водой. Вода оказалась превкусной и холодной, так что стаканы совершенно запотели. Супруги напились воды, дали старухе мелкую монету и продолжали обход пруда.

Вдруг Глафира Семеновна вскричала:

– Смотри-ка! Наша береза! Наша русская береза. И в какой чести!

Действительно, на лужайке, окруженная низенькой решеткой из проволоки, росла небольшая березка со стволом в кулак. Листья ее уж значительно пожелтели и местами обсыпались. Около березы был воткнут в землю большой ярлык, на дощечке которого было написано по-латыни: «Betula alba»[303].

Николай Иванович снял шляпу и поклонился, сказав:

– Здравствуй, матушка, наша родная береза! Поклон тебе, родимая! Ну что ж, парк, кажется, основательно осмотрели, так с нас и будет. Поедем куда-нибудь в другое место.

– До обеда еще осталось время. Поедем посмотреть какую-нибудь церковь, – предложила Глафира Семеновна. – В Мадриде должны быть богатые церкви. Испанцы славятся своим благочестием и набожностью. Это я знаю из романов. Ведь я много прочла романов из испанской жизни. Здесь и крестных ходов бывает много. Испанцы любят священные процессии.

– Да-да… И в особенности испанки, – подхватил супруг. – Я даже стихи помню.

Издавна твердят испанки: В кастаньеты ловко брякать, Под ножом вести интрижку И на исповеди плакать – Три блаженства только в жизни… —

продекламировал он.

Они подходили к своему экипажу. Кучер кормил своего мула овсом из торбы, покуривал папиросу и беседовал с двумя какими-то оборванцами в широчайших сомбреро. Оборванцы тоже курили. Один из них был с газетой и, ораторствуя, ударял по ней рукой. Разговор, очевидно, имел предметом политику.

Супруги сели в экипаж. Извозчик снимал торбу с морды мула.

– Как церковь по-испански? Не знаешь? – спросила мужа Глафира Семеновна.

– А вот сейчас… У меня отчеркнуто.

Николай Иванович вытащил из кармана словарь в красном переплете.

– Отчего ты раньше не выпишешь на бумажку нужные слова? А то выходит так, что как на охоту ехать, то и собак кормить, – сказала супруга.

– У меня отчеркнуто.

Он перелистывал словарь.

Извозчик между тем влез уже на козлы и, обернувшись к седокам, бормотал что-то по-испански, очевидно спрашивая, куда ему ехать.

– Эглиз…[304] В церковь… В какую-нибудь церковь… Эглиз… – проговорила извозчику Глафира Семеновна.

– А! Иглессиа… Сси, сеньора… – кивнул тот и стегнул мула.

– Иглессиа, иглессиа – вот как церковь… Да-да… – подхватил супруг.

– Спасибо. Теперь уж после ужина горчица. Не понимаю, какая польза от твоего словаря. – И супруга пожала плечами.

LXX

Опять выехали на Салон-дель-Прадо, свернули в улицу Сан-Геронимо и потянулись по ней. Затем свернули еще в улицу, еще и еще. Церковь, куда вез супругов извозчик, оказалась совсем на другом краю города. Одну улицу проехали торговую, сплошь с магазинами в нижних этажах домов. В окнах было выставлено белье мужское и женское, галстуки, кружева, испанские полосатые шелковые одеяла из оческов. Над одним из магазинов в виде вывески красуется