Во власти зверя - Анна Григорьевна Владимирова

— Роб, прости, что я… так озверел…

— Джас, ты, конечно, гений, но дурак… — усмехнулась она, поворачиваясь на живот, и вдруг выгнулась так, что у меня аж в груди сперло. Ее мокрая лоснящаяся попка, как глазированный пончик, врезалась всеми изгибами в зрительные нервы и едва не замкнула мозги. — Я и мечтать не могла, чтобы меня так хотели… Чтобы ты меня так хотел.

Я склонился к ее коже и прикрыл глаза. Действительно, дурак… Но лучше я буду дураком, чем видеть тот же взгляд, который когда-то видел у Вики…

Только сумасшествия больше не было. Я совершенно осознанно огладил ее упругие ягодицы, будто со стороны наблюдая, как новая волна желания катится кипятком по венам. Пожалуй, ради такого стоило и подождать. И медведей я теперь понимал — от такого не отказаться, не бросить, не предать… А ее сдающийся всхлип, когда я вошел в нее снова, показался громким «да». Моим собственным. Потому что Робин я больше не спрошу…

Утро разбросало по полу обрывки солнечного света, пробивающегося через густой кустарник за окном. Примерно также себя чувствовала я — разбросанной на части по кровати…

Вчера у меня не было вопросов. Я вылетела из машины Джастиса и, не сворачивая, направилась в ближайшую кондитерскую. Но не ради себя. Ради Джастиса. Потому что он стоило того, чтобы пытаться ему соответствовать.

Мне больше ничего не стоило посмотреть в глаза бывшего, нагло представившись службой доставки, и всадить ему в рожу шоколадный торт. Я видела его нутро так, будто его вывернули мехом вовнутрь. Блистательный ублюдок решил доказать себе, что может увлечь молоденькую богатую курочку-дурочку, а как запахло жаренным, сразу сделал вид, что меня не знает!

Джастис рисковал. Очень. Что бы он ни говорил, я не верила, что ему настолько все равно. Как же он любил свободу выбора и возможность выезжать за пределы Клоувенса, лишь бы не подчиняться тем, кому было не понять его страсти к действию без границ. Но он поставил это все на карту… Ради меня.

Я зашевелилась в его руках, пытаясь обернуться и обнять…

— Продолжай притворяться мертвой, — прошептал он мне в затылок. — И может я тебе поверю и не трахну в… какой раз?

— Я не считала, — усмехнулась я. — Но очень хочется в туалет…

— Ладно, живи, — приподнял он руку, давая возможность выползти. — Я пойму, если ты закроешься в ванной…

— Не дождешься… — Оторваться от него действительно стоило сил, но по нужде и правда поджимало — пришлось ретироваться в ванную, где я неожиданно пала с приступом нарциссизма и залипла в зеркале на новую себя. За этим занятием и застал меня Джастис:

— Что такое? — приблизился он сзади и притянул к себе спиной.

И взгляда стало вообще не оторвать от нас обоих. Мы подходили друг другу!

— Я — умопомрачительная! — поделилась я наблюдением. — Такая красотка… Ты поэтому на меня запал?

Он только грустно улыбнулся, отводя взгляд:

— Нет, не поэтому. Но ты — да, очень красивая…

— Что? — вздернула я брови.

— У тебя в крови сейчас бурная химическая реакция. Так и должно быть…

— Ой, только не включай врача так рано! — закатила я глаза, но тут же замерла от догадки. Я поэтому привязываюсь к самцам, которые меня хотят?

— Это нормально, Роб. — И он развернул меня спиной к зеркалу, давай возможность оглянуться на аккуратные слегка припухшие следы его зубов. — Я тоже к тебе привязался. Безусловно. Не напрягайся…

— Никогда еще мне не хотелось быть нормальной так, как сейчас, — уткнулась ему в грудь лбом.

— Для меня ты — самая нормальная, — обнял он меня. — Я расскажу тебе все, что захочешь. Нет проблемы быть такой, какая ты есть. Проблема лишь в тех, кто тебя не принимает…

— Просто, ты один меня принимаешь, — подняла я на него глаза.

— С чего-то надо начинать, — улыбнулся он.

Пока Джастис был в ванной, я вышла на веранду и обнаружила, что и чай, и торт нас не дождались. На последний позарились птицы, разбросав крошки по всему столу и истоптав сладкими письменами кружевную скатерть.

— Терапия, смотрю, пришлась по вкусу не только нам, — усмехнулся Джастис, бесшумно возникнув позади. — Какой-то несчастливый торт, не находишь?

Мы навели порядок, а когда собрались завтракать, снова пошел дождь, и из сада повеяло густыми запахами зелени и земли.

— Твоя мама настоящая волшебница — столько всего собрала у себя в саду. — Я поднесла нос к чашке кофе и зажмурилась от удовольствия. Как же было хорошо! Но как обманчиво…

— Она у меня ботаник и исследователь со степенями, — рассеянно отозвался он. Кажется, думать о серьезном он уже начал. Если вообще переставал.

— А отец?

— Отца я не знал. Да и она, видимо, тоже плохо знала. Не хочет о нем говорить. Никогда.

А я смотрела на него, чувствуя, будто все еще стою под его воротами и никто так и не впустил меня внутрь.

— Слушай… а что дальше? — тихо спросила.

— Дальше?.. — вздохнул он. — Надо начинать новую жизнь. Но я бы не хотел на тебя давить, Роб…

— В смысле?

— В смысле, что… — Он нахмурился, но взгляда не отвел. — Я не хочу, чтобы ты бежала ко мне и становилась моей от безысходности.

— А ты начни с простого. Впусти меня хоть немного в свою жизнь, а то дальше порога так и не удалось пройти…

— Что? — дрогнули уголки его губ.

— Мне кажется, твои пациентки тебя испортили, — отставила я чашку. — Ты настолько загнался, сравнивая себя с собой, которого поставили на пьедестал, что уже и не помнишь, как быть обычным.

— Я вчера спрашивал… — веселился он.

— О, да, сложно было выбрать между «трахнуть» и «трахнуть, но сначала полечить», — закатила я глаза, а он широко улыбнулся, снова оживая. И мне нравилось, как он возвращается из дебрей перфекционизма и страхов несоответствия ко мне. Пусть и ненадолго.