Во власти зверя - Анна Григорьевна Владимирова

— Ты в своем уме?

Хороший вопрос.

Я хмуро взглянул на Найвитца, сидевшего передо мной за столом.

— Ты слышишь плохо? Я отказываюсь от Робин Райт. Она больше не моя пациентка.

— Можно спросить, почему же? — откинулся он вальяжно на спинку кресла. — Еще вчера решительно орал на меня по телефону…

— Она неизлечима, и ты это знаешь.

— А ты будто не знаешь, — фыркнул он. — Так что произошло? Она обернулась под тобой в самый неподходящий момент?

— И как ты стал главным здесь? — презрительно сузил я глаза. — Подписывай мой отказ.

— Не подпишу, пока ты не объяснишь сегодняшний звонок от сенатора Райта. Он выражал мне благодарность за тебя. Сказал, ты лично навестил их утром и очень обнадежил…

— Очень странно, что он нашел мои слова обнадеживающими, — усмехнулся я. — Страшно представить, что же такого вы ему говорили до меня…

— Ты понимаешь, что теперь твой пропуск на свободу под вопросом? — поменял он тактику. А я все не мог взять в толк, что происходит. Ему полагалось бледнеть и орать в произвольном порядке. А он только вяло меня журил.

— Под вопросом был мой срок в тюрьме, — усмехнулся я зло.

— Отложим до завтра. Проспись, подумай… И лучше бы тебе передумать.

— Ты идиот, Теренс, — покачал я головой и развернулся к двери.

— А может ты, Карлайл? — бросил он мне в спину. — Ты же славишься нестандартным подходом. Так какая тебе разница, насколько этот подход нестандартный, если он работает и обоих устраивает?

Я обернулся:

— Да ладно? Хочешь меня быстрее посадить на электрический стул?

— Нет, даю карт бланш. Мне все равно, как ты сделаешь сенатора счастливым, и ему — тоже, поверь…

— Тогда тем более подписывай. — И я вышел из его кабинета.

Домой не хотелось. После ссоры с Робин я еле отмылся и сразу поехал в институт. Но не моя судьба меня беспокоила — я боялся за пациентку и злился на себя. Придет ночь, и она останется один на один со своим страхом, а я объективно не имел права больше считаться ее врачом. Пора к психологу — разбираться, какого ж черта я влюбляюсь в своих безнадежных пациенток и что себе думал мой зверь, собираясь пометить Робин как свою собственность. Желание было настолько ярким, а на обстоятельства настолько плевать, что я бы даже позволил себе это …

Только сначала предстоит забыть, что я нужен ей исключительно в качестве лекарства. Робин настолько вымоталась, что готова схватиться за любую возможность, которая обещает возвращение к жизни. А я, как патологический идиот, ей эту возможность пообещал…

Стремительно стемнело. Я кружил кругами по городу, пока снова не пошел дождь. Сначала думал поехать к Робин и поговорить, но врач во мне снова победил, и я повернул в сторону собственного дома. Когда заглушил мотор возле своих ворот, вгляделся в темноту через мокрое лобовое стекло. Надеялся, что она снова ко мне прибежит? Или наоборот? Хороший вопрос… Только я сказал ей, что влюбился. И я не врал. Да, это не то же самое, что любил, но ответственности это не отменяет. Голова разболелась от вопросов — где я должен сейчас быть? Рядом с ней? Или дать ей время? Утром я знал. Теперь, когда стемнело, уже нет.

До дома я добрел не спеша, позволяя дождю намочить себя до трусов. Мать встретила на веранде. Оглядела меня с головы до ног и изящно закурила сигарету.

— Давно тебя таким не видела…

— Каким? — направился мимо нее внутрь, но тут же вернулся.

— Вот-вот, — выдохнула она с дымом. — Туда-сюда…

— Туда-сюда, — усмехнулся я и отобрал у нее сигарету, затягиваясь. — И почему ты у меня не врач? Идеальный диагноз!

— Зато ты врач. Себе диагноз уже поставил?

— А то, — и я облизал горькие губы.

— Ну и к чему мне готовиться?

— Я остаюсь дома. Не поеду больше к людям.

— О, а это интересный побочный эффект…

— Тебя не проведешь.

— Переодевайся и давай чай пить. — И когда я поднес к губам сигарету снова, вдруг многозначительно кивнула на стол: — У нас банановый торт.

Очередная затяжка застряла в трахее и обожгла легкие так, что я зашелся диким кашлем. Из глаз брызнули слезы, мешая продрать глаза и рассмотреть на столе знакомую коробку. Она плыла перед глазами вместе с чашками, ложками и прочей сервировкой.

— Иди-иди в ванную, — почувствовал я теплые руки на плечах и поддался указанному направлению, почти не сомневаясь уже, что я увижу…

Темный коридор я прошел на ощупь, а свет в моей ванной больно ударил по глазам, и я снова зажмурился…

— Привет, — хрипло выдохнула Робин, оборачиваясь. Она тоже промокла, и теперь сушила волосы полотенцем, переодевшись в мои вещи, в которых была вчера.

— Я больше не твой врач, — сложил я руки на груди и оглядел ее с головы до ног.

— Зря, — оперлась она о раковину.

Что-то поменялось в ней с утра. Ни робости, ни страха, ни неуверенности.

— А я прошла твою терапию. И считаю, что ты все же лучший.

— Ты не прошла…

— Ты бы видел его рожу, — перебила она меня, задирая подбородок и копируя мою позу. Ее хриплый голос продирал до внутренностей и пускал совершенно неуместные импульсы по телу. — Но торт я поменяла на шоколадный.

— А… — многозначительно выдохнул я. Снова меня уделала. Дважды в один день. — И что почувствовала?

— Ничего. Вообще. Мне кажется, я вылечилась раньше. Но было весело. Его жена так смотрела… Потом начала орать, а он — хватать ее… Думаю, у них сегодня будет неприятный разговор. Но мне плевать. Я не хочу больше думать о ком-то больше, чем о себе. Мне плевать, что станет с ним также, как ему было плевать на меня… И на своих родителей, которые старались это все замять.

А я смотрел на нее внимательно, пытаясь