Во власти зверя - Анна Григорьевна Владимирова

глазами, будто была видением. А он терся о мою скулу, нежно оглаживая лицо. — Держись, ладно? Робин? Все изменится…

— Отойдите, доктор Карлайл! — требовал отец, но приближаться больше не решался.

— Джастис, — послышался глухой голос Найвитца, и объятья медленно растворились в холодном воздухе, будто почудились, а я так и не обернулась. Села в открытые двери и забилась в угол салона.

В душе все срывалось и звенело разбитыми стеклами разрушенных надежд. Почему-то резко не стало сил, хотя утром хотелось жить. Нет, сама бы я рванулась и выдралась, пусть и с корнями, но отец обрушит весь свой гнев на Джастиса. А он этого не заслуживает. И вырваться из Клоувенса ему никто теперь не даст.

Страшно было смотреть на отца на переднем сиденьи. Мне казалось, что любой его жест сдетонирует во мне бурю злости, и я разнесу машину в клочья вместе со своим сердцем. Но так я сделаю только хуже. Надо было ждать. Надо было набраться терпения… Но у меня не было сил терпеть.

Я искусала все губы, пока мы доехали до дома. Ладони тряслись между голых коленок, и только футболка с запахом Джастиса хоть немного возвращала меня в реальность.

— Робин, — всхлипнула мама, когда я едва не вывалилась из дверей автомобиля ей в руки. — Что произошло?!

— Она ночевала с этим! — тут же оказался рядом отец.

— Что? — выдохнула мама растерянно.

А я вдруг почувствовала, какие они у меня оба слабые. Отец сейчас мечется, как курица без головы, бьет крыльями, сотрясая воздух, а мама просто не могла понять, за кого ей хвататься. И единственный, кто меня действительно поддерживал, остался вне досягаемости.

— Нам надо поговорить, — еле выпрямилась я. Смотреть в лицо мамы не было сил — бледная, испуганная…

— Робин, пойдем, — протянула она мне руку и обернулась к отцу: — Грэхэм…

Со мной творилось что-то малопонятное и в другое время могло бы напугать… Но сейчас я будто онемела. Я прошла в дом, не чувствуя ног и вообще себя.

— Я поехал в центр, — не унимался отец позади, — но их там не было. Этот доктор главный мне стал врать, что они уехали утром…

— Пап, — обернулась я посреди зала. — Хватит…

— Роб, этот ублюдок использует тебя!

— Знаешь, очень странно, что ты не можешь отличить использование от искренней привязанности и заботы, — задышала я чаще, чувствуя, что начинаю соскальзывать в новую истерику. Но тут меня никто не отгородит от мира и не прижмет к себе…

— Какая искренняя забота?! — орал отец. — Я почитал его послужной! Он всю свою деятельность ведет заграницей — у людей! А сюда приезжает только штаны протереть в центре исследований и пересидеть до следующего отъезда!

— Что ты говоришь?! — вскричала я. — Наверное, поэтому ему отдали мое дело! Потому что ни один врач больше не смог ничего!

— А он смог! — издевательски усмехнулся отец, будто не замечая моего состояния. Стало горько… Ему главное было высказаться, надавить, выплеснуть свой собственный страх, а я подожду, как обычно.

— А то ты не видишь?! — скривилась я разочарованно. — Я сплю! Ем! Я счастлива! И я люблю его!

— Грэхэм, — схватилась за отца мама, но куда там! — Грэхэм, подожди…

— Я говорил с Рендольфом, — с пугающей решительностью заговорил отец. — Он разводится. И женится на тебе. Поэтому…

— Что? — не поверила я ушам.

— Твое появление у него вчера было глупостью! Его брак разрушен! Но теперь он будет расхлебывать то, что сделал с тобой!

Показалось, я захлебнулась воздухом. В груди сначала запекло, потом сжалось с такой силой, что стало невозможно дышать. Я медленно осела на пол, пытаясь вдохнуть, но ничего не выходило. Мама, кажется, хватала меня за руки, рвала на груди футболку, потому что последнее, что я услышала — это треск ткани…

***

— Держи…

Я моргнул на Теренса, не в силах выдавить ни слова. А он этим и пользовался — стоял рядом со ступенями крыльца, на которых я сидел, и совал мне чашку кофе под нос.

— Уйди, Теренс…

Мне казалось, Робин забрала всего меня с собой. Я не мог думать, не мог жить, ничего не хотел. Мне нужна была она. В руках.

— Джастис, можно побороться. На ней твои метки, вы обоюдно признали друг друга. И Райту это будет непросто оспорить…

— У нее нет этого времени, — прикрыл я глаза, шумно сглатывая.

Руки до сих пор тряслись от напряжения, с которым я сдерживал себя, чтобы не убить Райта. Но теперь не понимал и не мог объяснить своему зверю — зачем? Что мне вообще делать? Дать время? Ее отцу? Он запрет меня за решетку.

— Значит, как обычно — доведут до кризиса.

— Значит, как обычно, — задумчиво повторил я.

— Жди кризиса…

Я медленно заполнил легкие воздухом:

— Иди… Подпиши мое заявление, к примеру… — рассеяно кивнул на дорожку к воротам. Как я оказался на ступенях? Не помню…

— Я боюсь, один ты сейчас натворишь такого, что мне сразу лучше и себе подписать.

— Делай, что хочешь.

Я все еще чувствовал Робин, будто она так и осталась прижатой к груди — ее запах, биение сердца… отчаяние. Она боится отца. И на этом хотелось озвереть окончательно. Внутренний голос требовал взять свое, забыв вообще о необходимости что-то ждать. По телу проходила волнами дрожь каждый раз, когда я мысленно упирался в стену ожидания — ждать, пока папаша что-то решит… Останавливало одно — я и так едва не переломал его пополам. Робин не видела, но в его глазах отразился чистый страх, когда я отбросил его к перилам, и этого Райт тоже не оставит.

Сплошные стены, стены…

Я будто уже ходил по камере одиночке, через два шага неизменно упираясь лбом в бетон.

— Карлайл…

Я сморгнул видение серой холодной стены.

— Карайл… Кризис.

Глава 12

***

Хорошо, что Теренс не уехал.