Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

жизнь дана ему во имя «верной любви к общему благу»; а Жак Легран называл государей «служащими Бога», «наместниками Бога на земле», обязанными защищать веру и справедливость[2442].

Эти же идеи отстаивались и развивались в кругах служителей власти, где принцип общего блага помещался в основание всей структуры полномочий короля. Уже Филипп де Бомануар апеллировал к этому принципу для легитимации права короля издавать законы[2443]. Филипп де Мезьер, говоря о «службе королевского величества» (l'office de ta mageste royalle) как о служении справедливости, приводил в качестве образца титулатуру императоров Рима, которых за таковое служение называли «суверенными отцами римлян и общего блага государства»[2444]. Жан Жувеналь неустанно напоминал о короне как служении (office) и называл короля «отцом общего блага» государства[2445].

Стратегией утверждения идеи о короне как служении на общее благо королевства сделался возникший во Франции в XIV–XV вв. культ Карла Великого в качестве образцового правителя[2446]. Оказавший огромное влияние на становление королевской власти во многих странах Западной Европы, образ этого правителя par excellence стал во Франции зачинателем практически всех атрибутов королевской власти — от регалий до фундаментальных законов королевства. Поскольку в каждой стране образ Карла Великого использовался в своих конкретных нуждах, они свидетельствуют о востребованности той или иной легенды, с ним связанной. Знаменательно, что во французской политической мысли был наиболее актуален сюжет о воцарении династии Каролингов (Пипинидов), самый уязвимый с точки зрения легитимности их власти, поскольку содержал намек на узурпацию трона. Тем не менее именно этот сюжет чаще всего фигурировал в трактатах о природе и назначении власти короля во Франции, ввиду того, что он подчеркивал идею короны как служения на общее благо королевства. Описывалось не столько отстранение последнего из «ленивых королей» династии Меровингов, сколько обращение Пипина Короткого за «советом» к папе римскому Захарию: «кто более достоин короны: кто лишь на словах король или кто заботится об общем благе королевства?» — и поддержка папой последнего тезиса[2447]. И хотя с начала XIV в. во Франции утверждается принцип наследственной монархии, правда, уступающей по статусу и легитимности выборной, тем не менее, в среде теоретиков власти и интеллектуалов никогда не забывалось, что трон дается «за заслуги» и может быть отобран из-за отступления от обязанности защищать общее благо королевства.

Данная идея со временем способствовала кардинальному переосмыслению природы короля в роли публичной персоны: Никола Орезм первым заговорил о государе как пользователе, а не собственнике короны, как управителе и администраторе, что отразило процесс автономизации государства от персоны монарха и ослабления частноправового начала[2448]. Жан Жувеналь напоминал, что король получает королевство «не в сеньорию, но лишь во владение» и «строго говоря, имеет право только на способ управления и пользования и только в течение жизни», что он лишь «администратор, опекун, куратор и прокурор в своих делах»[2449]. Титулатура государя как «министра», поставленного Богом для защиты общего блага, под которым понимались вера и церковь, возникает уже в трудах сторонников теократии[2450]. В произведениях служителей власти короля называли исключительно «мэтр», «министр», «глава и принципал страны», служащий общему благу[2451]. В еще большей мере принцип защиты общего блага распространялся на служителей короны, которые обязаны были в повседневной практике осуществлять эту высшую функцию верховной власти[2452].

Принцип — «без обязанностей нет власти»[2453] — выражался у людей церкви в абстрактных требованиях к королю заботиться о благе подданных, но по мере обмирщения функций управления формируется представление о конкретных задачах власти. Впервые эта сфера была очерчена в ходе кризиса 1356–1358 гг. Хотя формулировки у депутатов и у служителей короны не совсем совпадали, но сама попытка определить круг полномочий, бесспорно, свидетельствовала о формировании представления об обязанностях монарха в сфере управления[2454]. Среди них на первое место выходят три главные функции: правосудие, законотворчество и финансы. В речи на Штатах 1413 г. Жан Куртекюисс назвал законы «нервами», связывающими воедино тело государства, а на Штатах в Туре в 1484 г. нервами государства объявили налоги и финансы, без которых политическое тело не может стоять твердо и уверенно, а суд приравнивался к самой жизни государства[2455]. Но и в преамбулах королевских указов нашло отражение новое представление о короле как управителе определенных сфер общественной жизни, главным образом, правосудия и финансов[2456].

Все эти идеи, вытекающие из принципа общего блага как синонима формирующегося государства, отражали процесс отделения персоны короля от его функций и оформления суверенитета не персоны, но власти государя, выраженного в теории «двух тел короля»[2457]. Отныне корона становится выше короля, а он обязан исполнять определенные функции. Проявлением этого процесса явилось изменение клятвы короля, которую он приносит при коронации и помазании на царство. С середины XIV в. к традиционной клятве (защита веры и церкви, гарантия справедливости и т. д.) добавляется вторая клятва — королевству, с обязательством защищать права короны и прежде всего не отчуждать земли домена[2458]. Передача функций охраны домена в компетенцию Парламента и Палаты счетов способствовала укреплению публично-правовых основ королевской власти, увеличив «зазор» между монархом и короной Франции.

Не менее важным отражением укрепления публично-правовых основ власти монарха становится противопоставление частных его интересов общему интересу королевства[2459]. Наставления государю настойчиво противопоставляют «службу министра королевства» частному интересу конкретного короля, настаивая на его обязанности «презреть свой личный интерес» во имя общего блага королевства и подданных[2460]. «Интересы короля», которые обязаны защищать его служители, всё более определенно подразумевают «интересы королевства и подданных», а не личные устремления и желания того или иного монарха[2461]. Полемика вокруг губительности для государства «частного интереса» и самих чиновников имела прямое отношение к уточнению функций монарха, которого также призывали «отринуть свой частный интерес»[2462].

Идея общего блага как основа власти монарха нашла отражение в его конкретных взаимоотношениях со служителями. Прежде всего, развитие публично-правовых основ власти и автономизация ведомств от персоны короля выразились в изменении места монарха в Парламенте как главном институте его власти — «гаранте правосудия для всех». Форма участия короля в работе верховного суда наглядным образом демонстрирует процесс отделения функций королевской власти от персоны короля. Его приход на заседание Парламента получил название «ложе правосудия» (lit de justice) и обстоятельно изучен в трудах последователей школы Э. Канторовича как один из значимых политических ритуалов во Франции[2463]. В них анализируются истоки ритуала, возникающего из особого парламентского дискурса, а сам ритуал рассматривается ретроспективно, из эпохи Старого порядка, когда оформилась идея