Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об этой специфике политики и риторики чиновников верховных ведомств неизменно, но мимоходом упоминали те исследователи, кто изучал политические конфликты эпохи, однако она не получила должного осмысления. Как правило, невмешательство чиновников в политические конфликты трактовалось как слабость их политического влияния в обществе[2384]. В контексте социологии власти и исследования социальных связей служителей короля — политических и семейных кланов, клиентел и партий — на первый план историки стали выдвигать вовлеченность чиновников в политическую борьбу либо как активных игроков, либо как инструмента реализации чужих политических амбиций[2385]. В результате эти, в целом, плодотворные исследования не столько прояснили, сколько еще более осложнили понимание специфики позиции служителей королевской власти в перипетиях политической борьбы. Ведь наличие сторонников тех или иных партий внутри ведомств странным образом не влияло на политику самих этих ведомств в целом.
Исследуя облик Парижского Парламента в начале XV в., я обратила внимание на особую позицию его членов в главных конфликтах этого весьма драматичного времени и предложила свою трактовку этого феномена. Благодаря редкому сочетанию кризисов и трагическому развитию событий выявилась сущностная основа политической позиции служителей короны Франции: она строилась на защите полномочий и авторитета своего ведомства как части авторитета и власти короля. Всякое посягательство на него — политические убийства, ведение частных войн и установление «справедливости» с помощью силы, раскол страны на враждующие партии и т. д. — объявлялось ущербом власти верховного суда королевства и определяло негативную реакцию парламентариев[2386].
Как в других, ранее затронутых мною аспектах темы, расширение исследовательского поля существенно углубило понимание истоков и целей политической нейтральности чиновников. Прежде всего, такая позиция имела прочное основание и объективную логику, поскольку опиралась на заложенные в королевском законодательстве строгие правила поведения чиновников. Их политическая нейтральность определялась, в первую очередь, «контрактом» с королем, в котором строго запрещались связи с каким-либо иным лицом в королевстве. Этот контракт, по сути, ставил вне закона все подобные связи чиновников, которые именно поэтому вынуждены были их скрывать, что в должной мере не было осмыслено в трудах исследователей. Целям политической нейтральности послужили и меры по недопущению «врастания» чиновников в местные структуры (запреты покупать земли, женить детей и отдавать их в монастыри по месту службы). Критика и запрет фаворитизма, актуализированные со второй половины XIV в., лишь закрепляли и усиливали преследуемые цели контракта чиновника с монархом. Эти принципы государственной службы, однако, изначально впрямую не запрещали должностным лицам вмешиваться в политические события и даже не упоминали подобной сферы.
Еще одной опорой политической нейтральности чиновников являлся принцип секретности работы ведомств, который носил универсальный характер. Однако эта норма изначально заключала в себе одну важную функцию: она явно призвана была предохранить должностных лиц короны от давления извне. Не случайно уже в ранних ордонансах о работе верховных ведомств присутствует запрет на нахождение там посторонних лиц. Так, в ордонансе о Палате счетов от 1320 г. осуждалась и запрещалась порочная практика появления в помещениях ведомства «прелатов, баронов и других [лиц] из нашего Совета», отчего «может пострадать добросовестность» чиновников палаты[2387]. Хотя этот запрет вписывается в общий контекст дисциплинарных норм, нельзя не обратить внимание на звучащее в нем опасение по поводу возможного давления на служителей палаты со стороны членов Королевского совета, лиц весьма влиятельных уже по своему статусу. Принцип секретности со временем лишь набирал силу применительно к работе Палаты счетов, которая отвечала за сохранность королевского домена и поэтому находилась под особым присмотром со стороны тех, кто намеревался «приобщиться» к растущим доходам короны Франции. Однако служителям ведомства запрещалось не только сообщать кому-либо из посторонних о состоянии казны, но и разглашать мнения и обсуждения, происходящие внутри палаты, что предохраняло ее служителей от возможного прессинга[2388].
Аналогичный запрет достаточно рано был наложен и на Парламент, причем он касался, как и в Палате счетов, не только нежелательного отвлечения от работы на посторонние дела. Главное, что особыми предосторожностями обставлялось обсуждение и вынесение верховным судом приговоров. Для обеспечения их «объективности» запрещалось нахождение в комнате, где проходит заседание Верховной палаты, посторонних лиц, включая вспомогательные службы Парламента; сами советники не имели права покидать помещение без разрешения, «дабы тайна лучше сохранялась». Этот важнейший принцип работы верховного суда был выражен в еще более развернутой формулировке в базовом для него ордонансе от 11 марта 1345 г. В нем отдельный пункт строго регламентировал присутствие на заседании Верховной палаты при вынесении приговоров только «сеньоров и секретаря». Секрет обсуждений обязаны были хранить все, включая приставов, которые обязаны были следить, чтобы в помещение не вошел никто из посторонних. При этом всем им запрещалось разглашать ход обсуждения не только отсутствовавшим парламентариям, но и кому-либо из членов Королевского совета[2389].
Разумеется, целью этих запретов являлось стремление уберечь членов верховного суда от какого-либо давления на них со стороны истцов или ответчиков, как и их друзей. С этой точки зрения, подобные запреты, как и упоминавшиеся выше (не пить и не есть с посторонними или с тяжущимися лицами), защищали репутацию судей и авторитет королевского судопроизводства. Но они преследовали и более значимую цель: способствовать автономности работы суда, как и всего королевского аппарата, прежде всего от конкурирующих с королем политических сил.
В этом же контексте следует рассматривать предписание Парламенту оглашать приговоры сразу же по их вынесении, поскольку отсрочка подчас приводила к отмене приговора из-за вмешательства короля, либо забиравшего себе дело, либо даровавшего помилование явно под нажимом влиятельных просителей. Хотя политика короны в этом вопросе отличалась непоследовательностью, Парламент прилагал всякий раз усилия для защиты авторитета суда, не желая откладывать оглашение приговора[2390]. В итоге в большом ордонансе о реформе судопроизводства от 1454 г. был зафиксирован принцип секретности как защита авторитета Парламента[2391].
Принцип секретности не только ограждал служителей короны от давления извне, но и служил более значимой цели: завоеванию авторитета органами королевской администрации как независимыми и неангажированными защитниками «общего блага» королевства и его подданных. В этом плане весьма красноречиво постановление Парламента о статусе канцлера как особы «вне подозрений»: оно разрешало канцлеру присутствовать в Парламенте на обсуждении и вынесении приговора по делу, в котором он являлся заинтересованной
