Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

В тот же 1925 год, в октябре, в стихотворении «Синий день. День такой синий…» нет особенных подробностей, и создается впечатление, что в мире есть « петухи да ветер» (IV, 279). Эти петухи и реальные птицы, находящиеся по ту сторону избяной стены от лирического героя – «За окном поет петух » (IV, 279), и воплощение основной человеческой сути, своеобразное определение глубокой и всеопределяющей любви через птичью метафору – «Лишь тебя только, доброй курицы , // Я желаю, далекий петух » (IV, 280). Есенин в разных стихотворениях варьировал важную для него фразу, помещая петуха за различные преграды и пределы (что в творчестве поэта встречается редко): «За окном поет петух » (IV, 279) и «За рекой поет петух » (I, 117). Образ петуха в стихотворении «Где ты, где ты, отчий дом…» (1917) стал формообразующим, так как с его помощью создана кольцевая композиция пятистишия, когда пятый стих является дословным повторением первого, акцентируя внимание на важной детали и задавая настрой всей картине:

За рекой поет петух .

Там стада стерег пастух,

И светились из воды

Три далекие звезды.

За рекой поет петух (I, 117).

Два написанных в черновых автографах (РГАЛИ) друг за другом стихотворения и специально сцепленных в пару – «Метель» и «Весна» (единое время их написания – декабрь 1924, несмотря на «сезонную» разницу в названиях) построены как два последовательных и взаимоисключающих диалога или как полярные пространные утверждения, подверженные влиянию мрачно-зимнего и жизнерадостно-весеннего настроения. Показательно, что в переклички вступают и любимые Есениным домашние птицы: в первом – «А если б вдруг // Запели в мире куры ?» и во втором осуществилось птичье пение – «Привет тебе, // Горлан-петух » (II, 243, 244).

Кукареканье петухов уже само по себе, безо всяких намеков и ассоциаций, без нагоняемых этой звучной картиной мыслей и воспоминаний показывает, что в мире все привычно и спокойно: «Вот опять петухи кукарекнули // В обосененную тишину» (I, 235).

Петух в роли горлана-поэта

Иногда петух своим громким криком в часы отдохновения лирического героя Есенина вызывал у него резкую неприязнь. Об этом прямо говорится в строках стихотв. «Синий день. День такой синий…» (1925:

Ночь проходит. Свет потух.

За окном поет петух .

И зачем в такую рань

Он поет – дурак и дрянь?

Но коль есть в том смысл и знак,

Я такой, как он, дурак (IV, 279–280).

И все-таки, зная обычное есенинское воспевание петуха, этот фрагмент более уместно расценивать как художественный вымысел, забавный иронический эпизод в общей картине поэтического мировидения. В стихотворении «Весна» (1924) Есенин ставит себя на один уровень с домашней птицей, не возвышая себя над ней: «Я нынче, отходя ко сну, // Не поругаюсь с петухами » (II, 155).

Еще более выразительна ситуация, описанная в стихотворении «Метель» (1924):

Я не люблю

Распевы петуха

И говорю,

Что если был бы в силе,

То всем бы петухам

Я выдрал потроха,

Чтобы они

Ночьми не голосили (II, 149).

Такой поэтический мотив кажется чужеродным в лирике Есенина, вроде бы не свойственным поэту, в чьем творчестве петух занимает одну из ведущих позиций. Есенинская петушиная символика вполне самостоятельна и многогранна, а сам образ домашней птицы возвеличен автором и в некоторой степени обожествлен. И враждебное отношение к петуху здесь не художественный вымысел и уж тем более не авторская жизненная позиция. И действительно, при прочитывании последующих строф становится очевидным, что это своеобразный композиционный прием, способствующий разворачиванию сюжета «от противного» и необходимый для вызова чувства сопереживания:

Но я забыл,

Что сам я петухом

Орал вовсю

Перед рассветом края,

Отцовские заветы попирая,

Волнуясь сердцем

И стихом (II, 149).

Полное отождествление лирического героя-человека с домашней птицей, нарочитое неразличение антропоморфной и птичьей ролей – эти художественные приемы позволили поэту без всякого нравоучительного тона, очень проникновенно и тонко подать основополагающие биографические сведения в несколько ироничном ключе. Если пробраться в глубину поэтической мысли Есенина, преодолев налет переносного «петушиного» смысла, то становится очевидным следующее: автор говорит здесь о пророческом даре всякого поэта и о его личной ответственности за судьбу родины в переломную эпоху, пусть даже такая жертвенная миссия совершается вопреки родительским наставлениям и пожеланиям избрать более легкий жизненный путь. Петушиный крик по своей громогласности соотносим с поэтическим рупором, но это сопоставление все-таки неожиданно и потому достигает особого эффекта воздействия.

Конечно, даже не все друзья Есенина знали о сопротивлении его отца при вступлении сына на многотрудную поэтическую стезю, отдавая предпочтение спокойным крестьянским заботам, мастерству ремесленника или учительскому поприщу, к которому, собственно, и готовили юношу. Вот почему из всего «петушиного» фрагмента стихотворения одним неподготовленным читателем (современником Есенина и его другом) оказалась вычленена лишь первая его часть, которая была принята за реальное отношение автора к объекту изображения и получила непосредственный отклик. Г. С. Назаров в письме из Тифлиса от 19 января 1925 г. сообщал: «Ты написал пра питухов стихи, мне очин понравилась. Дарагая Сирёжа, я убил 3 шт. питухов, когда предиш, будиш спакойна спат, питухи не будут тебе безпакойит». [1555] Есенин получил это сообщение и в письме к Н. К. Вержбицкому от 26 января 1925 г. из Батума отозвался о нем так: «Жоржик мне прислал замечательное письмо, где пишет, что он, прочитав мои стихи, зарезал трех петухов » (VI, 199).

Громогласный петух народных песен, детского фольклора и частушек

Образ громкоголосого петуха, слишком рано будящего человека, безусловно, был знаком Есенину и по народным песням. В середине XIX века в Данковском у. Рязанской губ. П. И. Якушкин записал фольклорную переделку стихотворения-пасторали В. Кугушева, поэта и драматурга начала XIX столетия, с характерным началом о побудке петухом спящей с милым молодки (позже в народной необрядовой песне такая трактовка пробуждения будет утрачена):

Диривенскай петушок,

Што ты рана так встаешь,

Галасиста паешь? С милым спать ни даешь!

Разбудил ты маладу

Раным рана паутру,

Когда времичко придет,

Роса на землю падёт,

Пастух выйдет на лужок,

Заиграит ва ражок… [1556]

Еще более ранняя и, тем не менее, близко перекликающаяся с есенинским стихотворением «разгульная песня» с отношением к горлану-петуху наблюдается в «Сказаниях русского народа» И. П. Сахарова:

Петушок, петушок,

Золотой гребешок!

Зачем рано встаешь,

Голосисто поешь (2),

С милым спать не даешь?

И я встану, младешенька,

Раным рано, ранешенько,

Я умоюся, младешенька,

Шуйским мыльцом белешенько,

Я взойду ли под насеточку,

Петушка возьму за крылышко,

За правильное за перышко.

Я ударю об насеточку:

Еще вот те, петушок,

За ночной за смешок!

Зачем рано встаешь,

Голосисто поешь (2),

С милым спать не даешь! [1557]

Заметим, что нотки неуважительного отношения человека к «петушьему племени» просматриваются и в родном Есенину константиновском фольклоре. В частности – в детской потешке «Чу, чу, чу!», в которой куры (объединившиеся с дикими птицами) выступают в качестве разорителей крестьянского хозяйства и потому с их несанкционированным поведением ведется борьба хозяйкой:

Ко мне куры летят,

И вороны летят.

Я по курочке цепом,

По вороне кулаком.

Как из курочки зерно

Покатилося оно…

Прямо на дедушкино гумно. [1558]

Некоторые тексты позднейшего по времени возникновения песенного жанра – частушки – также включают образы петуха и курочки. Современный исследователь А. В. Кулагина называет курочку в числе типичных птиц частушечного жанра, а «сравнение с курицей или петухом обычно носит комический характер», «с куричьими сравниваются глаза, с петуховыми – рожа… пение… с петушиной – душа». [1559]

В Константинове записано несколько частушек, героями которых выступают домашние птицы из «петушиного племени»:

С неба звездочка упала

Прямо на акацию.

Продай, мама, петуха,

Купи комбинацию;

Пришла курица в аптеку,

Закричала: «Кукареку!

Дай<те> пудру и духи,

Чтоб любили петухи!» [1560]

Мотив отрубания головы курице

Интересно, что во второй частушке под забавным и юмористическим внешним оформлением скрыта старинная примета, породившая обычай: если курица начинала петь петухом, это предвещало несчастье, и ей отрубали голову. В с. Константиново при жизни Есенина была записана примета: «Курица запоет петухом к пожару». [1561] В Касимовском у. зафиксировали в 1888 г., что если «курица кричит петухом на чью-нибудь голову, надобно ее резать, а то будет в доме упокойник». [1562] Вероятно, таким образом хотели восстановить гармонию мира, признаками утрачивания которой оказывались смена «сущностных» (то есть особо существенных) поведенческих черт, половая неопределенность и травестийность, а в конечном счете метаморфизм персонажа.