Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

плата в размере 1078 рублей 50 копеек, во второй — 1536 рублей за обучение 68 детей. Наиболее нуждающимся были выданы теплые вещи и обувь общей стоимостью 293 рубля 50 копеек. Учительница 8-го городского начального училища Е. Губина на четвертушках листов бумаги писала для своих учеников поименные записки, заверяя их нужду. Впрочем, это выручало их не всегда — например, мальчикам Федору и Александру Шидловским было отказано в выдаче одежды на основании ношения ими дорогой обуви.

В начале 1916 года Комитет ее Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны предложил переводить приюты из городов в сельскую местность на летний период, так как «живительный деревенский воздух укрепил бы детские организмы <…> труд детей нашел бы себе достойное применение в обработке обширного огорода, а во время летней страды и в посильной помощи сельчанам по уборке их урожаев»[1586]. Но и там детей-беженцев явно не миновали последствия начинавшегося в России продовольственного кризиса. В Москве уже к концу 1916 года отмечался дефицит хлеба и муки. Нехватка питания осложняла состояние и без того ослабленных и подверженных болезням детей.

Выходом из ситуации стала отправка страдающих хроническими заболеваниями, слабых детей на излечение в южные губернии России, в складывавшуюся еще с середины XIX века курортную зону. Война коснулась и ее — в частности, курорты южного берега Крыма к 1916 году более походили на огромные госпитали под открытым небом[1587]. Изыскать возможность организовать поездку детей на юг в условиях нарастающего социального хаоса и для центральных и частных попечительских организаций было задачей не из легких. Однако таковая все же находилась. Например, из 63 детей, содержавшихся в приюте общества «Помощь жертвам войны» в с. Владыкино Московской губернии, четверо мальчиков и две девочки были отправлены летом 1916 г. в Феодосию[1588].

1 (14) марта 1917 года лечебный отдел Татьянинского комитета в Петрограде извещал Московское губернское отделение о соглашении с владельцем лечебного заведения на Хаджибейском лимане доктором С. А. Сахаровым. По нему в течение каждого из трех сезонов[1589]текущего года Комитету предоставлялось 300 мест в лечебнице и прилегающей к ней даче. Двести из них отводились для детей-беженцев, оставшиеся сто — для лечения взрослых. Однако по согласованию с Одесским отделением Комитета в распоряжении центральных отделений оставалось лишь 100 мест (60 для детей и 40 для взрослых соответственно).

В извещении подробно описывались рекомендации и противопоказания, которые следовало учитывать при выборе кандидатов для лиманного лечения: «На лимане успешно лечатся все хронические формы ревматизма, страдания кости и надкостницы, золотуха, туберкулезные поражения суставов и кости, периферические поражения нервной системы, последствия травматических повреждений, хронические и воспалительные женские болезни, английская болезнь[1590], застарелые болезни кожи и слизистых оболочек, поздние формы сифилиса.

Лиман противопоказан при следующих страданиях: все лихорадочные болезни, в том числе острый ревматизм, резкий выраженный атеросклероз, пороки сердца и миокардит, туберкулез легких, страдания почек, спинная сухотка, стойкие заболевания центральной нервной системы, новообразования»[1591].

Лиманная лечебница доктора С. А. Сахарова с организованной при ней детской санитарной станцией была открыта и действовала задолго до начала Первой мировой войны (как минимум, с 1903 г.). Пребывающим в ней, главным образом детям, обеспечивалось лечение «рапными и грязевыми ваннами, купаньями в лимане, а равно и другими бальнеологическими, механо-терапевтическими, климатическими и диэтетическими средствами и приемами»[1592].

К телеграмме прилагались всего 20 экземпляров опросных листов, которые следовало заполнить и отправить в Одессу до 15 (28) апреля. Неизвестно, скольким детям-беженцам в Москве и губернии довелось отправиться на юг и довелось ли вообще. Падение самодержавия сделало необратимой хаотизацию не только действующей армии, но и ряда общественных институтов.

Еще в ноябре 1916 года правление Польского комитета помощи жертвам войны обращалось в отдел помощи беженцам Московской городской управы с просьбой предоставить десяти больным детям и сопровождающей их сотруднице Комитета Марии Мизельгорн бесплатные билеты на проезд в Симферополь[1593]. Неделю спустя поступила новая просьба о билетах на имя еще двоих детей — Яна Михаляка и Софии Пионтковской, сменившейся провожатой Ядвиги Пионтковской (по всей видимости, мамы одной из девочек) и провоз 15 пудов (245,7 килограммов) багажа. Судя по отложившимся в архиве телеграммам, отправки детей под попечительством Польского комитета на ряд курортов — в Симферополь, Севастополь, Алушту и т. д. — регулярно организовывались в том числе и в 1917 году.

Однако наступление осени ознаменовалось для Москвы растущей нехваткой продовольствия и топлива. Правлением Комитета было принято решение об эвакуации из города части своих учреждений, в том числе приютов. Один из них, состоявший из ста девочек, предполагалось перевести в Одессу. Вместе с детьми отправлялись десять работников учебного персонала и инвентарь — кровати, столы, скамейки, стулья и корзины с домашней утварью. В этой связи Комитет 6 (19) сентября 1917 года просил управление Московско-Киевско-Воронежской железной дороги предоставить необходимое количество отдельных вагонов для перевозки детей и багажа[1594].

Уже к середине (концу) октября в Одессе была открыта новая попечительская организация, названная «Домом Марии», организованная католической общиной францисканок-миссионерок Марии под руководством м. Марии Држевецкой. На ее имя в одесское отделение Государственного банка («банка Панства») из Москвы стали переводиться денежные суммы для подготовки приюта к приезду детей. К 29 октября (11 ноября) «Дом Марии» уже насчитывал 88 воспитанников[1595].

Польский комитет, невзирая на все существующие сложности, продолжал финансировать вновь открытый в Одессе приют до конца 1917 года. И даже 17 (30) января 1918-го на имя Држевецкой было переведено 2000 рублей. Эти суммы расходовались сотрудниками «Дома Марии» из расчета по 30 рублей в месяц на одного ребенка. Конечно, их едва ли хватало на содержание детей хотя бы ввиду колоссальной инфляции в стране. Сам переезд в Одессу, основание приюта на новом месте в данном случае были вынужденной мерой. Скорее она явилась очередным и не последним звеном в цепи невзгод, выпавших на долю сирот-беженцев. Однако хочется верить, что это звено все же оказалось наименее тяжким.

1917 год практически разорил дело помощи беженцам в России. Права и обязанности главноуполномоченных Юго-Западного и Северо-Западного фронтов превратились в тыкву 7 (20) апреля. В тот же день Московское губернское отделение уже не Комитета ее Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны, а «Татьянинского комитета» признало целесообразным передать текущие дела и существующие учреждения Всероссийскому Земскому союзу. Это решение было мотивировано якобы незначительной деятельностью отделений Татьянинского комитета на местах при наличии параллельно функционирующих комитетов о беженцах ВЗС.

На 2-м съезде представителей местных отделений Всероссийского комитета для оказания помощи пострадавшим