Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

Розенберг и другими неудачами нашей разведки? Барковский внушал мне: шла игра спецслужб. Доказательств вины советских агентов не было. Легальными методами засадить их в тюрьму было невозможно. Вот и прибегали к давлению. Шантажировали вымышленными расшифрованными посланиями, выбивали признания из арестантов.

Как бы то ни было, проникновение в годы войны Джона Кернкросса в школу шифровальщиков в Блетчли-Парке можно считать серьезной удачей разведки. Джону снова помогло знание нескольких языков. На его низкое происхождение в жестокие военные годы было уже наплевать.

И машина под названием «Кернкросс» заработала на всю катушку. Тут, правда, возникал деликатный вопрос. Англичане, даже делясь с СССР расшифрованной немецкой информацией, никогда не выдавали своих источников. Наоборот, дурили нам головы, утверждая, что сведения добыты то в третьих странах, то благодаря немецким перебежчикам. Да и дележка информацией с русскими союзниками шла выборочно, иногда с большим опозданием. И справедливость в этом вопросе восстановил Кернкросс.

Однажды Черчилль попытался объяснить высшему советскому руководству такой вот «английский» стиль общения. Их «Сикрет интеллидженс сервис» была уверена, что немцам удалось завербовать нескольких высоких руководителей советского Генштаба. А раз так, то предоставлять всю информацию опасно. Ведь может произойти утечка.

Кернкросс не вникал в детали: эти телеграммы требуются русским в первую очередь, а те — во вторую. Материалы шли потоком.

Остановлюсь лишь на бесценных, что помогли выиграть небывалое за всю историю войн танковое сражение на Курской дуге. Это «Карел» еще в 1942 году передал попавшие к англичанам технические характеристики нового немецкого танка «Тигр». Смысл заключался в том, что стала известна толщина его брони, которую конструкторы из Германии не без оснований считали непробиваемой для советской артиллерии. К счастью, благодаря вовремя полученным данным у советских оружейников хватило сил и знаний для быстрого изготовления новых, гораздо более мощных, чем прежде, пушек и снарядов. «Тигров» уничтожали с размахом, который вгонял фашистов в панику.

К тому же «Карел» уведомил резидентуру, что немецкое командование полностью ознакомлено с дислокацией советских войск на Курской дуге. В результате нашему руководству удалось в последние перед битвой под Прохоровкой дни произвести их скрытую переброску. Вот что явилось полной неожиданностью для немцев.

Встречаясь со мной, один, увы, так и остающийся безымянным, но авторитетнейший генерал без излишних подробностей упоминал о коробочках с орденами, хранящимися в навечно засекреченных личных делах некоторых наших помощников. Можно смело предположить, что такой орден есть и в папке Кернкросса. Как раз за Курскую дугу он и был награжден орденом Красного Знамени.

Награду еще во время войны доставили в Англию. Резидент Крешин встретился с «Карелом», объявил о награде, вручил ее Джону. Тот был благодарен и тронут. Однако, согласно неписаным (или писаным?) правилам, орден был тут же возвращен резиденту, вложен в коробочку и снова проделал неблизкий путь — теперь из Лондона в Москву, где и суждено было боевой награде навсегда осесть в недоступном хранилище. Где теперь находится это прибежище тайн? По-прежнему ли в столице или переместилось куда-то, на иные наши необъятные просторы? Но это уже догадки, лирика…

Кернкросс же поменял работу в Блетчли-Парке на другой род секретной деятельности. В центральном аппарате СИС он анализировал расшифрованные телеграммы немцев о работе ее разведки в Советском Союзе и на Балканском полуострове. Знал многих немецких агентов и разведчиков по именам и псевдонимам. Надо ли говорить, что «знакомилась» с ними и советская разведка.

Тут Кернкросс попал в свою стихию. Множество материалов, поток информации, четкий анализ, передача документов связнику. В СИС ему было легче, чем в Блетчли-Парке. Отработанные коллегами материалы по инструкции должны были бы сжигаться. Но указание выполнялось далеко не всегда. Да и учета расшифрованных и уничтоженных телеграмм не велось. Так что «Карел» часто передавал в резидентуру оригиналы, которые можно было и не возвращать обратно.

Подчас его коллеги по СИС допускали и другие явные небрежности. Раз в неделю на своих вечерних дежурствах он просматривал материалы, получаемые другими работниками из самых разных регионов. Так, однажды ему прямо в руки приплыл список английских агентов в Балканских странах.

В другом случае пришлось дико рисковать. Кернкросс сумел достать ключи от сейфа собственного начальника, и когда тот отсутствовал, знакомился с материалами, которые для глаз рядовых сотрудников вообще не предназначались.

Осенью 1944 года Центр особенно заинтересовали директивы Гиммлера, которые не прошли мимо Кернкросса. Фашисты при отступлении предполагали создавать у себя в Германии и в других освобождаемых союзниками странах крупные подпольные группировки. Каждая должна была состоять из трех основных частей — разведки, саботажа и обеспечения собственной безопасности. Во главе — офицеры СС и преданные нацисты. Вся разветвленная организация строилась на принципе «пятерок». А для большей достоверности будущие руководители фашистского подполья могли уже в 1944-м для видимости подвергаться арестам, заключаться в тюрьмы и концентрационные лагеря. Гиммлер, Кальтенбруннер и Борман управляли бы всем этим адовым механизмом из своры головорезов, обученных изготовлению и применению химических, отравляющих, ядовитых, взрывчатых веществ и прочих средств террора. Но в полной мере наладить нечто вроде партизанской борьбы на собственной территории у фашистов не получилось. В чем помогло и предупреждение, переданное Кернкроссом.

Он проработал в СИС до конца войны. Связь с советской резидентурой не прервалась и после ухода со службы, когда вернулся в министерство финансов, а затем и в министерство снабжения.

Одно время казалось, что возможности добывать секретную информацию резко сузились. Или не нашел «Карел» общего языка со связником, приехавшим на смену Крешину? Но потом, в 1947 году — новый всплеск. Сошелся характерами с разведчиком — новичком Юрием Модиным, полностью доверял ему. Методы работы Кернкросса оставались прежними. Поздними вечерами где-нибудь на окраине Лондона «Карел», так и не прибавивший в техническом образовании, передавал документы молодому связнику. Ночью их фотографировали, а ранним утром новая встреча, возврат сфотографированного. И опять встреча — через месяц.

По некоторым данным, Кернкросс снова по-настоящему развернулся в 1949-м. Есть основания считать, что, занимая довольно скромный пост, он имел доступ к вроде бы малозначащим