Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

Он всегда уходил, точнее, умело прятался в тень. От встреч с журналистами уклонялся, дав лишь в конце жизни два-три довольно невнятных интервью.

После прекращения отношений с советской разведкой последовали новые допросы. Следователь Уильям Скардон, буквально на пустом месте расколовший помимо нашего ценнейшего атомного источника Фукса и нескольких других агентов, с нашей разведкой связанных, был мастером своего дела. Это он уже потом допрашивал и Джорджа Блейка. Однако, если судить по тому, что Филби в конце концов так и не арестовали, Кернкросс все же хранил молчание. Или, по крайней мере, сумел не дать никаких конкретных показаний против Кима. Единственным последствием работы следствия стал отъезд Кернкросса из Британии. В связи с этим можно предположить, что «Карел» признался в работе на советскую разведку в военные годы и на том остановился. Иначе вряд ли бы его выпустили. После этого его видели в Канаде, где, по некоторым данным, он трудился преподавателем. Потом вернулся в Европу: в итальянской столице полиглот Кернкросс работал в международной организации под эгидой ООН. Личная жизнь складывалась удачно: всегда окруженный молодыми спутницами, одиночества он не испытывал.

После бегства Филби из Бейрута в 1963 году его снова подвергли допросам. МИ-5 разобралась в том, что` за информация передавалась Кернкроссом в Москву. Судебному преследованию он не подвергся, что подтверждает предположение о предоставленном ему судебном иммунитете.

Наступила середина 1960-х. Кернкросс переехал во Францию. Там в Нормандии поселилось немало его соотечественников, соблазненных невысокими, по сравнению с Великобританией, ценами на недвижимость.

В 1981-м неугомонная премьерша Маргарет Тэтчер вдруг со свойственной ей излишней экспансивностью взорвала тишину. Некоторым образом нарушив обещание о судебном иммунитете, она заявила в парламенте, что Кернкросс был завербован советской разведкой.

Умело избегая просьб журналистов об интервью, Кернкросс все же был вынужден согласиться на пару встреч с настойчивой прессой. Ответы были туманны, неконкретны. Французам, кстати, он счел возможным поведать немножко больше, чем соотечественникам. Так, заявил, что, возможно, придет день, когда люди поймут, почему молодой англичанин, обладающий интеллектом, решился на им совершенное.

В начале 1990-х знакомые французские журналисты рассказывали мне, работавшему тогда собственным корреспондентом в Париже, что «можно попытаться съездить на побережье, если один бывший русский шпион согласится дать интервью». Как стало ясно позднее, речь шла о Кернкроссе. Из всей «Кембриджской пятерки» один лишь Кернкросс оказался долгожителем. Он скончался в Ницце в 1995 году, дожив до 82 лет.

Его работы по истории любимой французской литературы, опубликованные на склоне дней, отличались конкретикой. Случайно ли, что человек, первым псевдонимом которого было имя великого француза Мольера, и закончил свой путь в этой жизни изданием многолетнего исследования «Гуманизм Мольера»?

Теперь о личности более яркой — Энтони Бланте — «Тони», «Джонсоне», «Яне». Блант, родившийся в 1907-м и почивший в 1983 году, — одна из наиболее загадочных и в то же время публичных фигур «Кембриджской пятерки».

Вот кто преуспел в этой жизни. Он был выдающимся ученым — искусствоведом-академиком и литератором, Хранителем (с заглавной буквы) королевских галерей и профессиональным британским контрразведчиком. А еще, что для нас самое главное, Энтони Блант долгие годы успешно, бескорыстно и исключительно активно работал на советскую разведку.

Блант был неимоверно ценен тем, что, помимо всего прочего, поставлял политическую, подчас стратегическую информацию. Общаясь с самыми верхами, будучи одним из истеблишментом избранных, он приносил такое, о чем другие не могли и мечтать. По существу, сэр Энтони и вершил политику, а его выводы о прошедших событиях и предсказания о грядущем аккуратно ложились на лубянские столы.

Никогда ни намека на имена источников. Ни единой, как впрочем, и у остальных известных миру четырех его коллег, просьбы о деньгах. Им двигала только идея.

По материнской линии Блант состоял в родстве, пусть и далеком, с королем Георгом VI. Чтобы понять, откуда берет начало его род, кинем взгляд на генеалогическое древо Блантов. Мать Энтони была двоюродной сестрой графа Страфмора, дочь которого леди Элизабет Бойес Лайон вышла замуж за короля Георга VI. То есть Блант являлся и родственником поныне здравствующей королевы Елизаветы II.

Его отец Артур Воган Стэнли Блант— священник англиканской церкви, а потом и один из ее столпов — человек взглядов строгих, даже суровых. Словно по наследству они передались и сыну Энтони.

Около пятнадцати лет жизни юный Энтони провел в Париже, где работал отец. Естественно, выучил французский. А сама атмосфера города искусств приобщила к живописи. Ее изучение превратилось в страсть, профессию, любимое до конца дней дело жизни.

Понятно, что перед потомственным аристократом Блантом легко открывались любые двери. Сначала привилегированная школа в Мальборо, где учились дети родов, близко стоящих у трона. Затем в 1926 году судьбой запрограммированное поступление в Тринити-колледж в престижнейшем Кембридже. Блант изучал точные науки. И хотя первый курс окончил с отличием, преуспев в математике, решил заняться шлифовкой французского языка и взяться за немецкий. Здесь его тоже вскоре официально признали лучшим студентом, чье первенство не оспаривалось и не подвергалось сомнению.

Знание языков подсказало и переход к юношескому увлечению — истории искусств. Кроме того, студенту старшего курса Бланту поручили, как это принято в Англии, тьюторство — опеку над новичками. Высокий, мощный, атлетического сложения тьютор (наставник) невольно внушал уважение студентам начальных курсов. А когда они понимали, какой великолепный ум взял над ними шефство, чувство уважения невольно переходило в преклонение.

Блант умел держать разных людей, не только студентов, на отдаленной дистанции. Изредка его упрекали в чрезмерном тщеславии, излишних проявлениях аристократизма. Вероятно, это умение держать дистанцию, «вычислять» своим стальным взглядом людей, сортировать их на нужных и не очень помогало ему и как прирожденному разведчику. Энтони твердо знал, кто может пригодиться ему и нам в дальнейшем, а от кого лучше поскорее отделаться, не теряя времени и не обременяя себя вступлением в близкие отношения. Да, своеобразный цинизм, некая доведенная до автоматизма селекция и превратили Энтони Бланта в отличного вербовщика и результативного агента.