Загадки священного Грааля - Николай Павлович Дашкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Против древности легенды, обработанной Вольфрамом, и об узком круге обращения ее говорит уже передача ее лишь в некоторых немецких произведениях.
Предположим сначала Киота действительно существовавшим лицом и примем на веру то, что говорится о нем у Вольфрама.
Из слов Вольфрама: «Ob von Troys meister Cristian disem maere hat unreht getân, daz mac wol zürnen Kyôt, der uns diu rehten maeré enbôt» – Барч заключает, что Киот писал до Кретьена, по мнению же Шимрока, на основании этих слов можно думать наоборот[92]. Так или иначе[93], произведение Киота, если только оно существовало когда-нибудь, могло явиться лишь во второй половине XII столетия. Сан-Марте замечал в Вольфрамовом «Парцивале» намеки на положение дел в Испании, которое могло иметь там место с начала XII столетия. То, что представляется у Вольфрама заимствованным из Анжуйской хроники (например, общее происхождение королей анжуйских и бриттских), могло быть вымышлено в это только время, и такой вымысел естественнее всего приписать Киоту, который, по Вольфраму, называл себя находчиком саги, что должно принимать в смысле изобретения ее. К тому же приводят и другие черты сказания Киота. Барч заметил совершенно справедливо, что выработка ордена рыцарей Грааля в саге могла произойти не ранее первой половины XII столетия, и к тому же времени относится приурочение ее к Испании. Но измышлению Киота могла принадлежать только история королей Грааля, а не самый Грааль, который, по словам Вольфрама, был получен Киотом уже готовым и мог быть хорошо известен ему как французу из романов труверов. Это необходимо предположить. Мы думаем, что Киот указал неверно только источник, из которого узнал впервые о Граале. Этим источником было, по его словам, повествование уже известного нам Флегетаниса. Из того, что говорится у Вольфрама об этом повествовании, можно лишь убедиться, что если оно и существовало, в записанном ли виде или в устном предании, то оно едва ли вышло непременно от Флегетаниса, которого не могло быть на свете, и не содержало истории того Грааля, который выступает в романах. Прежде всего, мыслимое ли дело, чтобы француз, попавший в Толедо[94], нашедший непонятную для него и заброшенную арабскую рукопись, стал учиться арабскому языку нарочно для того, чтобы узнать содержание ее. Вольфрамово объяснение только усиливает недоверие. Флегетанис представляется язычником, жившим до Христа и, однако, говорившим о почитании Грааля христианами. Он вычитал все это будто бы в звездах. На основании слов Вольфрама о времени, в которое жил Флегетанис, и о том, что он писал[95], можно ясно представить, чем была легенда, послужившая Киоту. Должно думать, что повествование Флегетаниса было просто рассказом о камне, упавшем с неба и имевшем отношение к первым временам мировой истории, и этот рассказ не касался судеб реликвии и истории ее на земле, а ограничивался фабулой о том, как она была принесена на землю. Давая веру словам о личности Флегетаниса, можно допустить еще, что рассказ о мнимом Граале был почерпнут Киотом из какой-нибудь книги по звездочетству[96]. Таков прямой смысл сообщения о Киоте в IX книге Вольфрамова «Парцифаля». В VIII же о Киоте говорится:
Там приключения Парцифаля
Описаны весьма подробно
…и французы о них же повествуют[97].
Ha основании данных IX книги это сказание о Парцифале, если только не разуметь под ним вместе с Шимроком сказание о Граале вообще, должно считать отдельным от того, которое Киот нашел специально о Граале. Думая же, что Вольфрам разумел в приведенных строках сказание о Персевале в буквальном смысле, придется обратить внимание на утверждение Вольфрама в другом месте, что Киот нашел данные о судьбах Грааля в Анжу. Может быть, и во всем другом произведение Киота было настолько заимствовано из арабских источников, насколько было арабским по происхождению сказание о Персевале, а из толков о принадлежности Флегетанису рассказа о последнем можно видеть, насколько были вообще достоверны и точны россказни о Флегетанисе. Если у арабов[98] и вообще в Испании[99] и было что-нибудь, подобное Флегетанисову сказанию, то такое сказание не может быть названо легендой о Граале и считаться подавшим повод к возникновению ее. Весьма интересно, что Киот приписывал нехристианское происхождение оригиналу своих рассказов, который был, по его словам, языческим сценарием: это дает нам новое право думать, что упомянутый оригинал, если только он был у Киота, не мог иметь своим предметом реликвию, относившуюся к лицам христианской истории, а поставлял одно из сказаний, в которых думал видеть источник легенды о Граале Опперт.
Вернее думать, что Киот из каких-нибудь других источников (хотя бы и из молвы) узнал о Граале, который у всех писателей, кроме Вольфрама, имеет исключительное отношение к христианству и самое название которого указывает на выработку его из легенды о сосуде не в арабской среде; но Киот приурочил почему-то к Граалю то, что говорилось о какой-то другой диковинке, или, лучше сказать, подставил под название Грааля другой чудесный предмет, сведения о котором мог получить как-нибудь от арабов. Если это последнее справедливо, то он выдумал Флегетаниса для того, чтобы выставить поавторитетнее свой источник. В сказании Вольфрама Киот нашел историю, которую отыскивал, в Анжу. Это нужно понимать так, что он сам приурочил сагу к Анжу, которая едва ли до того приурочивалась туда. Исходным пунктом при допускаемой нами замене одного сказания другим могла служить подробность о материале, из которого была сделана чаша или блюдо, именно – как о драгоценном камне. Известно, что генуэзцы представляли Sacro catino смарагдовым. О чаше, в которой было вино на Тайной Вечере, говорили, что она была агатовая. И как чаше, из которой вкушал Христос на этой Вечере, старались дать длинную предшествовавшую историю[100], так могли изобрести длинную историю и для этого камня. Появление Грааля у Вольфрама, после пребывания в небесных
